Зигмунт Бауман - Идет ли богатство немногих на пользу всем прочим? Страница 5

Но в чем же заключается это якобы «неизбежное», которое, как считаем мы, «средние» (иначе говоря — «простые») люди, соответствует и будет соответствовать «устройству» и «природе» вещей? Иными словами, каковы же эти неявно принимаемые предпосылки, невидимо присутствующие в каждом мнении о «состоянии мира», под которыми мы обычно подписываемся и которые формируют наше понимание (или, точнее, непонимание) этого мира — но которые мы почти никогда не подвергаем серьезной проверке, изучению и испытанию фактами?

Я обозначу лишь некоторые из этих предпосылок, хотя, возможно, они в большей степени, чем все прочие ложные убеждения, несут ответственность за проклятье социального неравенства, его по видимости неудержимый рост и распространяемые им метастазы. Однако с самого начала хочу предупредить, что при чуть более пристальном изучении «неизбежное», о котором идет речь, оборачивается не более чем различными аспектами сложившегося статус-кво — тем, что на данный момент есть, а не тем, чего не могло не быть; и что эти аспекты нашего нынешнего положения, в свою очередь, основываются на недоказанных, сомнительных или откровенно ошибочных предпосылках. Да, в данный момент эти аспекты являются «реалиями» в том смысле, что они упорно сопротивляются попыткам переделать или заменить их, а точнее говоря, любым попыткам, которые предпринимаются или могут быть предприняты с использованием орудий, в настоящий момент находящихся в нашем распоряжении (как выяснили сто лет назад два великих социолога, У А. Томас и Флориан Знанецкий, если люди считают нечто истиной, то они ведут себя так, что оно становится истиной...). Однако это ни в коем случае не доказывает, что реформа или замена данных аспектов невозможна—что человек никогда не будет над ними властен. В крайнем случае отсюда следует лишь то, что для их изменения потребуется нечто большее, чем одна лишь смена умонастроений. Нам не обойтись чем-либо меньшим, нежели изменение — которое зачастую бывает весьма резким, а изначально может оказаться болезненным и неприятным — нашего образа жизни.

Из этих неявных предпосылок, имеющих репутацию «очевидных» (то есть не нуждающихся в доказательствах), для более внимательного изучения предлагаются следующие:

1. Экономический рост — единственный способ ответить на вызовы, а также, возможно, решить все те проблемы, которые будут порождаться людским сосуществованием.

2. Непрерывный рост потребления, или, точнее говоря, ускоряющийся оборот новых предметов потребления, возможно, является единственным или по крайней мере важнейшим и наиболее эффективным способом удовлетворить стремление людей к счастью.

3. Люди не равны от природы, и потому приведение возможностей, открывающихся перед людьми, в соответствие с неизбежностью этого неравенства выгодно для всех нас, в то время как попытки изменить это состояние вещей не принесут нам ничего, кроме вреда.

4. Соперничество (влекущее за собой как возвышение достойных, так и изгнание/умаление недостойных) в одно и то же время представляет собой и необходимое, и достаточное условие социальной справедливости, а также воспроизведения социального строя.

Экономический рост

«Это же экономика, глупец!» — под таким лозунгом, автором которого был Джеймс Карвилл, на президентской кампании 1992 г. Билл Клинтон выступил против Джорджа Г. У Буша. С тех пор эта фраза успела занять весьма достойное место в мировом политическом словаре. Она прочно закрепилась в политическом языке, а также в «доксе» (то есть в сумме убеждений, на которых строятся взгляды широкой публики, но над которыми редко задумываются, не говоря уже о том, чтобы подвергать их изучению и проверке), снова и снова всплывая в речах политиков и на брифингах политтехнологов во время избирательных кампаний — как и во многих других случаях. Это выражение подразумевает — в качестве самоочевидного факта жизни, подтвержденного совместным опытом и не вызывающего никаких сомнений в своей истинности,—что общественные чаяния, симпатии и антипатии, готовность общественности поддерживать одних и отвергать других участников предвыборных баталий, а также склонность избирателей к тому, чтобы распознавать свои интересы в предвыборных программах и лозунгах, полностью или почти полностью определяются превратностями «экономического роста». Считается, что вне зависимости от всех прочих ценностей и предпочтений, которые могут разделяться избирателями, их выбор в большей степени, чем какими-либо иными соображениями, определяется наличием или отсутствием «экономического роста». Из этого вытекает, что цифры, якобы демонстрирующие темпы экономического роста, дают наиболее надежный прогноз в отношении того, кто из соперников, сражающихся за доступ к коридорам власти, победит на выборах. Те же самые ожидания нередко выражаются в другой популярной фразе — «голосуйте своим бумажником» (на американском английском) или «своим кошельком» (на британском английском), — означающей, согласно словарю Longman, естественную людскую предрасположенность «выбирать тех или то, с чьей помощью, по вашему мнению, вы получите больше всего денег».

Вполне может быть, что так оно и есть на самом деле, с учетом недавно получившего широкое распространение и сейчас уже прочно укоренившегося убеждения в том, что шансы на приличную, достойную и приятную жизнь — иными словами, такую жизнь, которую стоит прожить — зависят в первую очередь от тех факторов, которым, как считается, соответствуют официальные данные об «экономическом росте». Однако загвоздка состоит в том, что это убеждение не является врожденным и вообще в каком бы то ни было смысле «естественным»; напротив, оно сложилось сравнительно недавно. Самые крупные умы среди пионеров современной экономической науки, наоборот, считали «экономический рост» не благословением, а досадным недочетом — хотя, к счастью, лишь временным и в конечном счете преодолимым недочетом, причиной которого является все еще недостаточное предложение благ, необходимых для удовлетворения всей суммы потребностей человечества. Большинство из них полагало, что эту сумму можно вычислить — и после того, как производственные возможности общества сравняются с ней, на свет появится «стабильная» или «устойчивая» экономика, в большей степени отвечающая «естественным» склонностям людей. Например, Джон Стюарт Милль, пионер современной экономической мысли и один из самых одаренных ученых и философов XIX века [см.: 2], предсказывал неизбежный и фактически несомненный переход от экономического роста к «стационарному состоянию». В своей главной работе «Принципы политической экономии» он писал, как может прочесть каждый в нынешней версии «Википедии», что «богатство не может увеличиваться беспредельно. Прекращение роста даст нам стационарное состояние. Стационарное состояние капитала и богатства... станет весьма существенным достижением по сравнению с нашей текущей ситуацией». Кроме того,

вряд ли необходимо отмечать, что стационарное состояние капитала и численности населения не подразумевает ограничения возможностей для человеческого совершенствования. Ничуть не уменьшится простор для роста всех форм духовной культуры, для морального и социального прогресса, не меньшим окажется и простор для развития искусства жизни, и такое развитие станет куда более вероятным, когда мысли человека перестанут сосредоточиваться на борьбе за существование [4, с. 768].

Джон Мейнард Кейнс, один из самых влиятельных экономистов XX века [см.: 2], еще и в середине этого века, как можно прочесть в той же «Википедии», ожидал неизбежного наступления времени, когда общество, ранее уделявшее основное внимание средствам (экономическому росту и личному стремлению к прибыли), сможет наконец-то заняться целями (такими, как счастье и благосостояние). Он писал: «Алчность — грех, давать деньги в рост преступно, а любовь к деньгам отвратительна... Цели мы вновь поставим выше средств, а хорошее предпочтем полезному» [3, с. 67]. «Недалек тот день,—утверждал он,— когда экономические проблемы отступят туда, где им самое место — на задний план, а наши головы и сердца снова обратятся к нашим истинным проблемам — проблемам жизни и отношений между людьми, проблемам творения, поведения и религии» [18] — иными словами, тем проблемам, которые не только являются «реальными», но и намного благороднее и привлекательнее, чем потребности «чистого выживания», которыми до сего дня руководствуется экономика, или готовая сменить их приманка безудержного роста; проблемам, решение которых сможет открыть путь к подлинно здравому образу жизни и принципам людского сосуществования.