Александр Попов - Русский Берлин Страница 5

Тем временем Фридрих двинулк Берлину 70-тысячную армию. Узнав об этом, русские покинули город и ушли в направлении Франкфурта, забрав с собой ключ от Берлина, который потом был передан на вечное хранение в Казанский собор Санкт-Петербурга.

В военном отношении взятие Берлина не имело большого значения, но возымело громкий политический резонанс. Все европейские столицы облетела фраза, брошенная графом Шуваловым: «Из Берлина до Петербурга не дотянуться, но из Петербурга до Берлина достать всегда можно».

А Тотлебен в июне 1761 г. был обвинен в предательстве, отправлен в цепях в Санкт-Петербург и приговорен к ссылке в Сибирь. В 1768 г. он, однако, добился направления на Кавказ, где за проявленную храбрость получил прощение.

Россия вышла из Семилетней войны сразу после неожиданной смерти 25 декабря 1761 г. Елизаветы Петровны. Престол на короткий срок перешел к Петру III, фанатичному поклоннику Фридриха, приславшему своему кумиру пальмовую ветвь мира чуть ли не на следующий день после того, как императрица отошла в мир иной.

А через четыре месяца был подписан мирный договор, по которому «все области, города, места и крепости, его прусскому величеству принадлежащие, кои в течение сей войны заняты были российским оружием», возвращались Фридриху без всяких контрибуций и компенсаций с его стороны.

ОЧАРОВАННЫЙ ПАВЕЛ

Крестник Петра Великого, прусский король Фридрих II, заняв престол, решил, что принцессу Софию-Доротею-Августу-Луизу Вюртембергскую следует выдать замуж за наследника российского престола великого князя Павла (1754–1801). Мать принцессы приходилась Фридриху племянницей, ее муж преданно служил королю в прусской армии, и союз вюртембергской принцессы с наследником русского престола полностью отвечал интересам Пруссии. Король выступил в роли свата, и через 13 лет после окончания Семилетней войны, в которой Фридрих бился с русскими, в июле 1776 г. в Берлине встречали жениха из России для немецкой принцессы.

Мать жениха Екатерина II также считала такой брак полезным для России. По легенде, желая этого брачного союза, она подложила сыну миниатюру с изображением юной принцессы, и Павел в нее заочно влюбился. София-Доротея, готовясь к встрече с женихом, начинала учить русский язык, изучать историю России.

Молодые люди пришлись по душе друг другу. Павел Петрович позже так описывал свои впечатления от встречи с молодой принцессой:

«Я нашел свою невесту такой, какую только желать мысленно себе мог: недурна собой, велика, стройна, незастенчива, отвечает умно и расторопно… Ум солидный ее приметил… и что меня весьма удивило, так разговор ее со мною о геометрии, отзываясь, что сия наука потребна, чтобы учиться рассуждать основательно. Весьма проста в общении, любит быть дома и упражняться чтением или музыкой, жадничает учиться по-русски, зная, сколь сие нужно… Мой выбор сделан…

Через два дня Павел попросил руки невесты. Позволение было дано незамедлительно.

Фридрих хорошо постарался, чтобы гость весело провел время в Берлине. Парады, строевые смотры, прусский порядок и беспрекословная дисциплина, театр, дневные и ночные праздники в Берлине и Потсдаме произвели огромное впечатление на гостя. В честь визита русского принца берлинский монетный двор выпустил памятную медаль с надписью: «Павел Петрович, Великий князь Российский, Фридрихом Великим гостеприимно взыскан». В конце июля Павел покинул Берлин, очарованный всем, что увидел в Пруссии.

Павел произвел неплохое впечатление на Фридриха II. «Его обхождение — с людьми, чувства и добродетели восхитили мое сердце», — писал король Екатерине после отъезда великого князя на родину. И вместе с тем в его «Записках» звучат нотки будущей трагедии: …как бы его не постигла та же участь, что и его несчастного отца» (Петра III, свергнутого в результате дворцового переворота и убитого. — Авт.).

Спустя короткое время София-Доротея прибыла в Санкт-Петербург. В православии она приняла имя Мария Федоровна, родила десятерых детей, двое из которых, Николай и Александр, впоследствии поочередно занимали российский престол. А судьба одной из ее дочерей, красавицы Елены, оказалась связана с Берлином. В пятнаддать лет она вышла замуж за Фридриха-Людвига, будущего герцога Мекленбург-Шверинского, и долгое время жила в прусской столице. Молодые люди очень любили друг друга. Елена — красивая, умная, веселая — очень пришлась по душе берлинцам, подружилась с королевой Луизой, первой красавицей государства. Но счастье было не долгим. Через четыре года «прекрасная Елена», так ее звали в Берлине, умерла от чахотки.

ВИЗИТ РУССКОГО ПУТЕШЕСТВЕННИКА

Теплым июльским вечером 1789 г., ближе к ночи, к Берлину со стороны Бранденбургских ворот подъехала коляска, в которой сидел русский писатель Николай Михайлович Карамзин, возвращавшийся из Потсдама. Чтобы въехать в город, ему пришлось объяснить страже цель приезда в прусскую столицу. «Городские ворота были уже затворены, — писал Карамзин, — однако ж нас впустили».

Берлин был одним из многих городов, которые писатель посетил во время своего путешествия в Европу, предпринятого в 1789–1790 гг. Результатом поездки стали знаменитые «Письма русского путешественника». Появление их в печати сделало Карамзина известным литератором. Некоторые филологи считают, что с этой книги началась современная русская литература.

В Берлине писатель остановился в трактире на Брудеригграссе (Bmederstrasse), что недалеко от станции метро «Шпительмаркт» (Spittelmarkt). При заселении потребовалось заполнить анкету, что немало удивило Карамзина. Зато, объяснил с важным видом хозяин, завтра о приезде русского путешественника будет объявлено в газетах.

Карамзин прекрасно говорил по-немецки, общался с берлинцами не через переводчика, оттого ценнее его воспоминания. В своих письмах он оставил весьма любопытные описания Берлина тех лет. Первое впечатление нельзя назвать приятным. «Лишь только вышли мы на улицу, я должен был зажать себе нос от дурного запаха: здешние каналы наполнены всякою нечистотою. Для чего бы их не чистить? Неужели нет у берлинцев обоняния? — Д (знакомый Карамзина, живший в Берлине. — Авт.) повел меня через славную Липовую улицу (Унтер-ден-Линден. — Авт.), которая в самом деле прекрасна. В средине посажены аллеи для пеших, а по сторонам мостовая. Чище ли здесь живут, или испарения лип истребляют нечистоту в воздухе, — только в сей улице не чувствовал я никакого неприятного запаха. Домы не так высоки, как некоторые в Петербурге, но очень красивы. В аллеях, которые простираются в длину шагов на тысячу или более, прогуливалось много людей».

В дальнейшем обоняние русского литератора, видимо, освоилось с местными ароматами, поскольку иначе как прекрасным Карамзин Берлин не называет. И даже защищает его жителей, когда слышит о них нелицеприятные высказывания. «Берлин по справедливости можно назвать прекрасным; улицы и домы очень хороши. К украшению города служат также большие площади: Вильгельмова, Жандармская, Денгофская и проч. На первой стоят четыре большие мраморные статуи славных прусских генералов: Шверина, Кейта, Винтерфельда и Зейдлица.

Нравственность здешних жителей прославлена отчасти с худой стороны. Господин Ц. (знакомый Карамзина, живший в Берлине. — Авт.) называет Берлин Содомом и Гомором; однако ж Берлин еще не провалился, и небесный гнев не обращает его в пепел. В самом деле, г. Ц забыл, что во всех семьях бывают уроды и что по сим уродам нельзя заключать о всей семье. Мудрено и людям считаться между собою в добродетелях или пороках, а городам еще мудренее.

Говорят, что в Берлине много распутных женщин; но если бы правительство не терпело их, то оказалось бы, может быть, более распутства в семействах — или надлежало бы выслать из Берлина тысячи солдат, множество холостых, праздных людей, которые, конечно, не по Руссовой системе воспитаны и которые по своему состоянию не могут жениться.

Мне сказывали, что однажды ввечеру… развращенные берлинские вакханты… бросились на одного несчастного Орфея, который уединенно гулял в темноте аллеи; отняли у него деньги, часы и сорвали бы с него самое платье, если бы подошедшие люди не принудили их разбежаться. Но когда бы рассказали мне и тысячу таких анекдотов, то я все не предал бы анафеме такого прекрасного города, как Берлин.

В похвалу берлинских граждан говорят, что они трудолюбивы и что самые богатые и знатные люди не расточают денег на суетную роскошь и соблюдают строгую экономию в столе, платье, экипаже и проч. Я видел старика, едущего верхом на такой лошади, на которой бы, может быть, и я постыдился ехать по городу, и в таком кафтане, который сшит, конечно, в первой половине текущего столетия. Ньшеиший король живет пышнее своего предшественника; однако ж окружающие его держатся по большей части старины. — В публичных собраниях бывает много хорошо одетых молодых людей; в уборе дам виден вкус».