Оксана Захарова - История балов императорской России. Увлекательное путешествие Страница 6

Одним из развлечений при дворе Анны Иоанновны была стрельба дам и кавалеров по мишеням, причем московские аристократы старались не отставать от петербургских. «Скажи-ко, стреляют ли дамы в Москве?» – спрашивала на приеме в 1738 году императрица Н. Шестакову. «Видела я, государыня, князь Алексей Михайлович (вероятно, князь A. M. Черкасский. – Авт.) учит княжну стрелять из окна, а поставлена мишень на заборе». – «А птиц стреляет ли?» – «Видела, государыня, посадили голубя близко мишени, и застрелила в крыло, и голубь ходил на кривобок, а в другой раз уже пристрелила». – «А другие дамы стреляют ли?» – «Не могу, матушка, донесть, не видывала».

В 1740 году в Санкт-Петербурге между Адмиралтейской крепостью и построенным при императрице Анне Иоанновне новым Зимним дворцом был возведен Ледяной дом, столь знакомый нам по одноименному роману Лажечникова. «Только в этой одной стране можно увидеть такую забаву, какую доставила царица 17 февраля. Один князь Голицын, паж ее величества, подал тому повод, хотев вступить в неравный брак. Дело шло о предании осмеянию подобной свадьбы», – писал посол Франции в России маркиз де ла Шетарди. Ледяной дом казался созданным из единого куска льда, прозрачность и синий цвет которого делали его сравнимым с драгоценным камнем. Сам дом имел дверные и оконные косяки, пилястры, выкрашенные краской, напоминающей своим оттенком зеленый мрамор. Ночью в окнах дома горели свечи, и видны были написанные на потолке картины с забавными сюжетами.

Войдя в дом, вы попадали в вестибюль, по сторонам которого располагались покои. В одном из них стоял стол, на котором находились зеркало, несколько шандалов со свечами, которые горели по ночам, смазанные нефтью, карманные часы, различная посуда. В другой половине гостиной стояла кровать с подушками и одеялом, две пары туфель, два колпака, табурет, в камине лежали ледяные дрова, которые, будучи политы нефтью, горели. В следующей гостиной был расположен резной поставец, внутри которого находились сделанные изо льда и выкрашенные красками стаканы, блюда с едой, рюмки, точеная чайная посуда.

Сооружения, возведенные вокруг дома, поражали воображение современников не менее, чем внутреннее убранство. «Всего удивительнее то, что фасад дома был украшен восемью ледяными пушками на лафетах, и при стрельбе из них оне выдерживали заряды в три четверти фунта пороха», – сообщал в Париж маркиз де ла Шетарди. Железное ядро, выпущенное из ледяной пушки с расстояния 60 шагов, насквозь пробило доску толщиной в два дюйма. Рядом с пушками находились два ледяных дельфина, изо рта которых выбрасывался огонь от зажженной нефти, подаваемой с помощью насосов.

Около дома стоял сооруженный изо льда в натуральную величину слон, на котором восседал персиянин. Днем из хобота слона бил водяной фонтан, а ночью – огненный (горящая нефть). Внутри слона сидел человек, который с помощью трубы имитировал слоновий крик. С левой стороны дворца построили баню, казавшуюся сделанной из бревен, баню несколько раз топили и в ней парились. Ледяной дом окружали деревья, листья и ветви которых с сидящими на них птицами также были выполнены изо льда.

Ледяной дом был не только замечательным произведением искусства. Всему миру Россия продемонстрировала практическое применение последних достижений науки. Ледяной дом – двойственный символ своего времени. С одной стороны, он как бы утверждает, что воля и разум человека могут многое, даже примирить на время лед и пламень, с другой – это вершина произвола и самодурства правителей-временщиков: бессмысленная жестокость (новобрачные «дурак и дурка», оставленные на ночь в ледяной спальне, замерзли насмерть) в сочетании с бессмысленными же затратами средств, труда и искусства на эфемерную и бесчеловечную затею.

В начале 1740 года Ледяной дом станет свидетелем парадного марша русской армии, 26 января гвардия возвращалась из турецкого похода в Санкт-Петербург. Подобно древним римлянам, входившим после победы в Рим в лавровых венках, штаб- и обер-офицеры русской армии в знак победы над Турцией имели на шляпах кокарды из веток лавра.

Затем последовал прием во дворце императрицы. Произнеся торжественную речь, Анна Иоанновна преподнесла каждому офицеру по бокалу венгерского вина.

Жители Санкт-Петербурга были оповещены о мире двумя герольдами, которые отправились на превосходных лошадях в различные части города в сопровождении отряда конногвардейцев, а также выступавших впереди цимбальщиков и трубачей.

В течение последующих дней для всех походных офицеров были даны во дворце императрицы торжественные обеды и ужины. 30 января Анна Иоанновна принимала при дворе всех вернувшихся из похода унтер-офицеров и капралов, угощать которых было приказано гофмаршалу Шепелеву.

Приемы по случаю заключения мира с Турцией следовали при дворе непрерывно. Во время одного из них, после вручения фельдмаршалам, иностранным министрам, придворным дамам, камергерам, генералам и другим особам выбитых по этому поводу золотых медалей, императрица, подойдя к окну, выходящему на площадь, стала бросать деньги народу, для которого были приготовлены также хлеб и говядина на специальных возвышениях, увенчанных жареными быками. Между упомянутыми сооружениями бил фонтан из вина, стекавшего в специальный бассейн.

Около восьми часов вечера гостей во дворце императрицы стали приглашать к фигурному столу, накрытому в зале для приемов. После того как все заняли полагавшиеся места, Бирон, герцог Курляндский, вывел в зал императрицу, которая прошлась вместе с ним вокруг стола, а затем удалилась ужинать в свои покои. «Ужин был долог. После него был сожжен фейерверк, великолепный и совершенно удавшийся. Во время его большая приемная зала была так скоро очищена, что можно было начать бал тотчас же по окончанию фейерверка. По заведенному обычаю, я открыл бал с принцессою Елизаветою. Царица и принцесса остались там до полуночи. Желания ея величества были так удачно выполнены, что бал продолжался до пяти часов утра», – сообщал в одном из своих писем маркиз де ла Шетарди.

Во время правления Анны Иоанновны русский двор стал одним из самых блестящих в Европе. Постепенно просто безумная роскошь уступала место все большему проявлению вкуса во всех сторонах жизни высшего общества; от манеры одеваться до убранства дворцов. По словам Манштейна, на это понадобились годы, но затем «все было хорошо устроено».

По воспоминаниям современников, высший свет буквально сиял от обилия драгоценностей, украшавших платья, столы, экипажи и даже ливреи лакеев. Императрица была вынуждена даже издать указ, запрещавший ношение золота и серебра на одежде, но разрешавший донашивать вещи, где подобные украшения были уже использованы.

Зимний день 27 февраля 1742 года первопрестольная столица встречала коронационный кортеж дочери Петра Великого Елизаветы. Десятки убранных золотом, парчой, бархатом экипажей двигались через украшенные триумфальные арки но улицам Москвы, на стенах домов пестрели вывешенные из окон персидские и турецкие ковры. Полки с развевающимися знаменами, огромные толпы народа, оглушенные звоном колоколов всех «сорока сороков» московских церквей, пушечными салютами, беглым ружейным огнем, криками «виват», ржанием лошадей, завороженно смотрели на движущуюся процессию. В течение двух дней воздух Москвы дрожал от колокольного звона, а по ночам вспыхивала иллюминация на московских домах. Почти два месяца продолжались балы, карнавалы и другие церемониальные торжества. 25 апреля 1742 года наступила кульминация празднества – коронация в Успенском соборе Кремля Елизаветы Петровны. «Царство женщин» на русском престоле продолжалось.

Красоту и грацию Елизаветы Петровны отмечали многие ее современники. Еще в 1728 году испанский герцог де Лириа писал о 18-летней царевне: «Принцесса Елизавета такая красавица, каких я редко видел. У нее удивительный цвет лица, прекрасные глаза, превосходная шея и несравненный стан. Она высокого роста, чрезвычайно жива, хорошо танцует и ездит верхом без малейшего страха. Она не лишена ума, грациозна и очень кокетлива». Будущая императрица Екатерина Великая, впервые увидевшая Елизавету Петровну, когда последней исполнилось тридцать четыре года, отмечала в своих записках: «Поистине нельзя было тогда видеть первый раз и не поразиться ее красотой и величественной осанкой. Это была женщина высокого роста, хотя очень полная, но ничуть от этого не терявшая и не испытывавшая ни малейшего стеснения во всех своих движениях; голова была очень красива. Она танцевала в совершенстве и отмечалась особой грацией во всем, что делала, одинаково в мужском (костюме) и женском наряде. Хотелось бы все смотреть, не сводя с нее глаз, и только с сожалением их можно было оторвать от нее, так как не находилось никакого предмета, который бы с ней сравнялся».