Джон Уайтхед - Серьёзные забавы Страница 6

Чаттертон по-прежнему посещал скучные занятия в Колстоне, но много времени проводил и за своими книгами по истории, богословию, философии и радовался любому чтению, способному утолить его не по годам развитые интересы. В последние школьные месяцы Чаттертон встретил двух людей, которым суждено было серьезно повлиять на его жизнь. Первым был Уильям Барретт, врач, увлеченный историей Бристоля. Томас часто бывал у него, главным образом привлекаемый большой и хорошо подобранной библиотекой. Долгие часы проводили они в беседах и спорах, и Барретту нравилось, как загорается в споре его молодой друг. Чаттертону и самому была по душе эта дружба, и порой он вознаграждал своего старшего друга «найденными» старинными пергаментами, планами и документами по истории Бристоля, доставляя Барретту безмерное удовольствие. Вторым из друзей Чаттертона был Джордж Кэткот, самодовольный эгоистичный человек, полная противоположность Барретту, обладавший, однако, полезными, на взгляд Чаттертона, знаниями. В расчете на него Чаттертон создал несколько произведений, в том числе «Бристоускую трагедию, сиречь смерть Чарлза Бодена», искреннюю и пламенную балладу. В основе ее сюжета — смерть Чарлза Бодена, сторонника Ланкастерской династии, который замыслил убить графа Уорика, но был схвачен, заключен в тюрьму и затем повешен в Бристольском замке. Чаттертон сочинил также «Эпитафию Кэнингу», неторопливо разворачивающиеся стихи, текущие плавно, как тихие струи Эйвона, на берегах которого происходит действие. Это история Уильяма Кэнинга, главы городского магистрата Бристоля в XV веке. Чаттертон наткнулся на его имя в церкви св. Марии Рэдклиффской и, сознавая значительность этой фигуры, решил сделать его «покровителем Раули».

Через Кэткота Чаттертон познакомился с Генри Бергемом, человеком тщеславным, но не лишенным воображения; он хотел с помощью Чаттертона проследить свое генеалогическое дерево, у которого, по глубокому убеждению Бергема, были благородные корни. Как ни странно, Чаттертон нашел именно то, что искал Бергем, — родословную семейства Де Бергем, восходящую ко временам норманского завоевания. Более того, Чаттертон «обнаружил» принадлежащую перу Раули рыцарскую поэму «Турнир, интерлюдия», в которой среди участников турнира упоминался рыцарь по имени Джоан де Бергамм. К генеалогическому древу Бергемов Чаттертон добавил ветвь и своей семьи, породнившейся якобы с семьей Бергем много лет назад.

Чаттертон понимал, что одно дело изготовить фальшивые документы, а другое — объяснить, где он их обнаружил, и именно придуманное им объяснение проливает свет на истинную одаренность юноши. Бродя по церкви св. Марии, он обнаружил ларец, хранилище приходских документов, взломанный несколькими годами раньше. В ларце осталось еще множество документов, книжиц, рукописей XV века времен царствования Эдуарда IV, когда главой магистрата был Уильям Кэнинг. За долгие часы, проведенные в церкви, Томас прочел, изучил и литературно обработал свои находки. В этом ларце он якобы и обнаружил стихи и прочие труды Раули. Для своих подделок Чаттертон, как правило, использовал пергаменты из ларца, предварительно выведя с них старые тексты.

1 июля 1767 года Чаттертон окончил школу, и его отдали учеником в контору Джона Ламберта, бристольского адвоката. Томас надеялся, что свободного времени у него теперь будет больше и писать ему станет легче, но Ламберт оказался несносным хозяином. Он обращался с Томасом как со слугой, запретил часы досуга посвящать собственным увлечениям и велел Чаттертону все свободное время читать книги по юриспруденции. Юноше пришлось делить комнату со слугой, питался он также вместе со слугами. Хотя в конторе работы у него было немного, в часы службы Ламберт не разрешал ему заниматься чем-либо посторонним. Но Чаттертон продолжал сочинять и на службе, поминутно поглядывая на дверь, дабы приход Ламберта не застал его врасплох, либо писал ночью, при свете луны. Он снабжал Барретта материалами для задуманной им книги по истории Бристоля, посылал свои стихи редакторам разных журналов, чтобы узнать их мнение о своем творчестве. В 1768 году он послал в «Феликс Фарлиз джорнэл» свое очередное сочинение, названное им «Описание первого перехода мэра через старый мост» и подписал его «Dunelmus Bristoliensis». Это стихотворение он приурочил к открытию нового моста через Эйвон — его построили взамен старого, каменного, возведенного при Генрихе II.

В 1769 году Чаттертон послал несколько работ в разные журналы, в том числе в «Таун энд кантри мэгэзин», и тот принял их и опубликовал. Весьма воодушевленный успехом, Томас решился послать издателю Додсли «копии нескольких старинных стихотворений и интерлюдию (возможно, древнейшую из дошедших до нас), написанные неким Раули, священником из Бристоля, жившим во времена Генриха VI и Эдуарда IV». Додсли не удосужился ответить ни на это письмо, ни на следующее, в которое Чаттертон вложил отрывок из «Аэллы», поэмы об Аэлле Саксонском, страже Бристольского замка. Аэлла женится на своей возлюбленной Берте; на свадебном пиру он узнает, что поблизости высадились датчане, и бросается в бой, чтобы остановить вторжение; датчане обращены в бегство, но сам Аэлла тяжело ранен. Он спешит домой, чтобы умереть на руках своей молодой жены, но узнает, что она сбежала из замка с другим. В отчаянии Аэлла вонзает кинжал себе в грудь, но тут появляется его жена; оказывается, ее увезли хитростью, якобы к раненому супругу. Раскрыв обман, она тотчас пустилась в обратный путь. Но пока Берта рассказывает о своих злоключениях, Аэлла умирает, и она без чувств падает на его мертвое тело. Поэма написана ярко, свежо и весьма увлекательно: веселье и музыку, песни менестрелей сменяет трагедия битвы, а завершает все отчаяние смерти.

Чаттертону приходит на память Хорэс Уолпол, который написал и опубликовал в 1764 году «Замок Отранто», утверждая, что это — перевод найденной им старинной рукописи. Чаттертон пишет ему письмо и вкладывает в него несколько сочинений «Раули», в том числе «Возрастание живописных ремесел в Англии, писанное Т. Раули в лето 1469 для Мастера Кэнинга». «Возрастание живописных ремесел в Англии», одна из слабейших работ «Раули», прослеживает историю английской живописи со времен бриттов до Генри из Торнтона, написавшего по заказу Кэнинга несколько фресок. Уолпол прочел присланное и в своем ответе, поблагодарив Чаттертона, благосклонно отозвался о творениях Раули, особенно об их гармонии и настроении. Уолпол указал также на одну из древних картин маслом, упомянутую в работе Чаттертона. По словам Уолпола, это укрепило его убеждение, что технику масляной живописи открыл не Ян ван Эйк, что она существовала задолго до него. Уолпол спрашивал Чаттертона, где тот обнаружил рукописи, предлагая опубликовать их, если они не печатались прежде, спрашивал, нет ли у него и других материалов. Чаттертон, в восторге от такого ответа, немедленно отослал и другие свои работы, но совершил промах, упомянув о стесненных обстоятельствах и намекая Уолполу, что хотел бы приискать для себя более подходящее место. Уолпол тут же почувствовал неладное и решил посоветоваться со своими друзьями, поэтами Грэем и Мейсоном. Оба сразу же заявили, что рукописи поддельные и написаны недавно. Следующее письмо Уолпола к Чаттертону было совсем в ином, сухом тоне: Уолпол советовал Томасу заниматься своим делом — юриспруденцией и прежде составить себе состояние, а потом уж услаждать себя литературными занятиями. Чаттертон ответил ему, что перевел поэмы Раули со списка, принадлежащего одному джентльмену, совершенно уверенному в их подлинности. Далее он прибавил:

«Хотя мне всего шестнадцать лет от роду, я прожил достаточно, чтобы убедиться в том, что бедность идет рука об руку с литературой. Я весьма обязан Вам, сэр, за Ваш совет и последую ему; более того, я уничтожу весь этот бесполезный литературный хлам, и никогда более перо мое не коснется бумаги, иначе как в связи с нуждами закона и права».

Вскоре Чаттертон отправил Уолполу еще одно короткое письмо с просьбой вернуть посланные им отрывки, поскольку его друг Барретт пишет историю Бристоля и хотел бы включить их в книгу. Томас не получил ответа и написал вновь; письмо пришло перед самым отъездом Уолпола в Париж; рукописи он так и не вернул. 24 июля, когда Уолпол возвратился в Лондон, Чаттертон снова написал ему, на сей раз гневно, сетуя на то, что Уолпол медлит с отправлением рукописей:

«Сэр,

Я не могу примирить Ваше отношение ко мне с теми представлениями о Вас, которые я некогда разделял. Сэр, я полагаю себя оскорбленным: не будучи осведомлены о моих обстоятельствах, Вы не осмелились бы обходиться со мною подобным образом. Дважды обращался я к Вам с просьбой вернуть мне копии рукописей — от Вас ни слова. Буду признателен, если Вы объяснитесь или извинитесь за свое молчание.