Николай Анциферов - Быль и миф Петербурга Страница 6

13 мая он действительно еще находился в Шлиссельбурге, что явствует из его письма к Б. П. Шереметеву в Шлотбург (т.-е. в Ниеншанц). В этом письме он сообщает «а я сам буду к вам».[70] К сожалению, в этом письме есть неточности, которые заставляют заподозрить верность даты 13-го.

Далее. Письмо Т. Н. Стрешнева из Москвы, адресованное Петру («господину капитану поднесть»), имеет пометку: «Принято с почты в Шлотбурге мая в 15-й день 1703 года».[71]

Петр беспокоился из-за медлительности работ в Лодейной верфи и отправил туда 11 мая свою роту, чтобы оказать давление на выполнение заказов. Возможно, что «капитан», по неведомым причинам, решил сопровождать ее до Шлиссельбурга, откуда он выехал 13 мая, чтобы присутствовать при закладке крепости. Но это только предположение.

Вопрос об участии Петра в закладке Петропавловской крепости до сих пор не может быть признан решенным, а, следовательно, преждевременно разрушать в этом отношении миф о Петре, основателе Петербурга.[72]

Как бы то ни было, возникновение Петропавловской крепости и собора означало рождение Петербурга на знаменательном месте вековой борьбы двух народов.

Петр захотел подчеркнуть ее значение для нового города величием ее колокольни, которая должна была затмить собою гордость Москвы — Иоанна Великого, и занять господствующее место в облике северной столицы. Собор строил Д. Трезини. Петр торопил с башней и пренебрегал самим собором:

«А церковные от фундамента весть стены но мало».[73]

Это отношение сказалось на ансамбле: колокольня совершенно затмила собор. Мощный орган должен был возвещать гражданам нового города о полуденном часе, приковывая их внимание к Городской башне. Ее описание, относящееся к 21 году, мы находим в записках Берхгольца.[74] В 1756 году от удара молнии произошел пожар, разрушивший собор. Он был построен заново Растрелли и Чевакинским, которые должны были видоизменить его согласно вкусам своего времени. Хорошо сличить теперешний вид с рисунками собора из «Истории русского искусства» И. Грабаря.[75] К сожалению, изображения неясны и нельзя по ним произвести реконструкцию собора.

При осмотре храма внутри следует принять во внимание два момента: 1) культурно-исторический — тема: рост западных влияний; 2) художественный — тема: развитие стиля барокко.

Большой интерес представляют царские врата Зарудного,[76] одного из наиболее ярких выразителей после-петровской эпохи, создателя барочной Меншиковской башни в Москве.[77] При осмотре подчеркнуть: 1) их «католический» характер; 2) нарастание движения по мере удаления от земли и его все более страстный ритм.

Далее — ораторская кафедра с золотыми фигурами апостолов Петра и Павла.[78] Справка о развитии церковного ораторского искусства при Петре и любовь последнего к этим «предикам».[79] В соборе хранятся изделия церковной утвари, приписываемые работе Петра.

Помимо этих предметов, характерных для идей и вкусов пореформенной Руси, эпохи начала Петербурга, внутри храма следует обратить внимание на «усыпальницу дома Романовых». Правильными рядами, в одинаковых мраморных саркофагах скучного, казенного характера, размещены могилы всероссийских самодержцев, начиная от Петра Великого, погребенного здесь по своему желанию, когда собор представлял собою еще деревянную церковь. Помещение здесь склепа дома Романовых должно было подчеркнуть высокую оценку значения Петропавловского собора.[80]

По выходе из собора следует посетить еще одну реликвию петровской эпохи. В особом павильоне помещается «дедушка русского флота».[81] Домик был построен одним из первых представителей новой школы, Земцовым.[82] Он обветшал и был заменен в 1762 году новым.[83] Насколько реставрация соответствовала первоначальному виду — судить трудно. Мы отметим барочные формы оконных наличников и крыши, украшенной нимфой, опирающейся на весло. (Классические порталы, видимо, — позднейшие пристройки). Ботик небольшой (длина 19 ф. 9 д., ширина 6 ф. 9 д., высота мачты 21 ф.). На корме снаружи деревянный раскрашенный барельеф, изображающий выходящего из дома старца, благословляющего корабль, колышащийся на волнах. Не Никола ли морской? Дом коричневый, несколько напоминает, как мы это увидим, домик Петра Великого.

Ботик принадлежал Никите Романовичу[84] (патриарху Филарету). Петр использовал его со своими «потешными» на реке Яузе. Когда он «ногою твердой стал при море», он приказал привести ботик из Москвы и устроил ему в своем Парадизе торжественную встречу с молодым русским флотом.[85]

По поводу двух других примечательных строений следует ограничиться небольшими справками. Я имею в виду Монетный двор и Трубецкий бастион. Чеканка монет началась еще в 1731 году.[86] Что же касается интересной темы: «Петропавловская крепость, как тюрьма», то ее включить в нашу экскурсию невозможно. Материал так велик, что с трудом может быть использован в одной специально разработанной теме. Здесь же ограничимся несколькими замечаниями. Петропавловская крепость сделалась местом заключения политических преступников чуть ли не с первых лет ее существования. Уже Берхгольц называет ее русской Бастилией.[87] Одной из первых жертв был непокорный сын, царевич Алексей, один из участников создания этой крепости…

После осмотра зданий внутри Петропавловской крепости следует выйти за ее стены и посмотреть на город с берегов Енисари.

Первый выход — под воротами у Головкинского бастиона. Здесь вид особо мрачный, стены почернели. Здесь сохранилась первоначальная кладка Трезини.[88] Отсюда открывается вид на Кронверк. В 1706 году для укрепления крепости здесь были устроены валы. Они сохранились до царствования Николая I, при котором здесь были построены огромные дома из красного кирпича[89] в ложно-готическом стиле, в одном из них помещается «Артиллерийский музей». Виднеются деревья парка. Здесь находилось кладбище, где хоронили рабочих-строителей Петербурга. При постройке Сытного рынка находили их кости. Поэт Полонский посвятил этим безымянный жертвам непосильного труда стихотворение «Миазм». В доме, выстроенном на костях этих труженников, появляется призрак одного из них и рассказывает свою судьбу:

Вызваны мы были при Петре Великом,Как пришел указ…Началась работа,Начали спешить:Лес валить дремучий, засыпать болота,Сваи колотить…Голик был тяжелый. За Невою в летоВырос городок…[90]

А «мужик лохматый» «умер и шабаш».

Поэт 30-ых годов прошлого века, Михаил Димитриев, рисует в поэме «Подводный город» картину моря, вновь сокрывшего печальный край:

Ныне шпиц от колокольниВиден из моря один.

Петропавловская крепость — первая постройка Петербурга и после гибели его только игла собора поднимается из пучины морской. Старик-рыбак обращается к Петербургу:

Богатырь тебя построилТопь костями забутил.[91]

Перед этой незастроенной частью города, где и теперь часто шумят мокрые деревья, нужно вспомнить о тысячах погибших работников, о цене Петербурга.

Другой выход у Нарышкинского бастиона к Неве. На бастионе башенка с флагштоком, которую В. Я. Курбатов приписывает Д. Трезини.[92] Она перестроена. Но характер ее сохранен. С этого бастиона с 1732 года пушка извещает граждан о наступлении 12 часов дня.[93]

Впечатление от открывающейся панорамы совершенно противоположно предыдущему. За широкой Невой пышно, горделиво разросся город. Мы сможем отметить застроенные при Петре места и восстановить характер панорамы.[94] Можно снова использовать снимки с панорамы Зубова. Но нужно учесть работоспособность группы. Может быть лучше всего в этом прекрасном месте дать ей отдых на ступенях гранитной пристани с красивыми линиями сходов. Здесь парадная сторона крепости. Екатерина II приказала покрыть ее пепельно-серым гранитом. Прекрасные по пропорциям ворота[95] ведут в крепость. Они из того же серого гранита с классическим фронтоном и тяжелыми колоннами, подобающими крепости. Декоративное назначение ее здесь особенно хорошо выражено. Здесь надо быть, когда Нева не замерзла и ее волны плещутся о гранитные берега. Но еще лучше в ледоход, когда торжественно-суровый характер пейзажа будет подчеркнут особенно выразительно.