Журнал КЛАУЗУРА - Избранное: Культура и искусство: Традиции, наследие и современность Страница 6

Не могу сказать, что я не верю в сверхъестественное. Скорее, сознаю, что существует многое, чего не понимаю, что человеку не дано пока знать и разуметь. Да и что есть сверхъестественное? Сверх чьего естества? Моего? То же мне – естество нашлось. Человечества? Оно разное – с разными верованиями и традициями – разными культурами. Но тем не менее есть что-то, что безусловно не связано с известными физическими законами и что, с чем современная наука давно согласилась, объяснить на данном этапе человеческого развития аппаратными методами познания окружающего мира не представляется возможным.

Фото предоставлено автором статьи

Не уверен, что уведенное мной нельзя объяснить, но для меня подобное явление было непостижимым и безусловно, сверхъестественным…

Я реставрировал очередную икону. Много их прошло через мои руки. Всякие попадались. Совсем простенькие, с плохим письмом и невысоким качеством, и замысловатые – отменно сделанные и тонко написанные. Некоторые вызывали недоумение, некоторые повергали в трепет и требовали бережного отношения.

Эта выгодно выделялась на их фоне. Небольшого размера, с деликатным письмом и, хоть с сюжетом точно переданным, но как-то по-своему, с тем, что называется «лица не общим выражением». Про такие говорят – «музейного значения». Поверхность, испещрённую трещинами, в двух местах уродовали глубокие дыры. Вместо красочного слоя и левкаса просвечивала поверхность старого, века восемнадцатого, а то и раньше, дерева. Рисунок, так же, как и живопись, местами утраченные, нуждались в восстановлении и реконструкции. Предстояла обычная работа, только чуть аккуратнее, чуть внимательнее, чуть тщательнее: всё – с приставкой «чуть»…

Укрепив красочный слой и заделав трещины, я «подвёл» левкас и подготовил поверхность под живопись… Через несколько дней, подойдя к иконе, передо мной предстала удивительная картина. В тех местах, где ранее зияли дыры, а сейчас выделялись заделанные участки, явно проступили какие-то линии. Я поднёс икону ближе к стоящей на столе лампе, чтобы убедиться, не ошибся ли, не померещилось ли. Нет. Всё – точно. На местах «заплат» хорошо читался первоначальный рисунок. Я вращал «доску» и так, и эдак. Это был тот самый утраченный и требовавший восстановления «родной» рисунок иконы. Как он мог проступить? Где, на какой матрице памяти сохранился? Никакие мои в прошлом физические познания не могли объяснить представшего передо мной феномена. Я смотрел на изображение и думал о том, что, наверное, именно о таких иконах говорят – «животворящие»…

Некоторое время я просто сидел и смотрел на лежащую на столе икону, ничего не понимая и недоумевая, а затем спросил себя, нужно ли мне объяснение, того что увидел? И ответил – пожалуй, нет. Я давно понял, что далеко не всё хочу объяснять и понимать, выстраивать логику происходящего. «Во многих мудростях» … как говорится. Какая здесь могла быть логика? Есть, существует, и – слава Богу. А из-за чего, почему? Зачем мне это знать? Да и надо ли?..

Евгений Малых. «Мои воспоминания об Александре Леонидовиче Королеве»

Много замечательных художников, архитекторов, искусствоведов учились в Академии художеств. Много человеческих историй, судеб, драматических событий хранят ее стены. Это помнишь всегда. И, особенно часто приходят в мою память те люди, кого уже нет с нами, когда в тишине по утрам поднимаешься по лестницам в свою учебную мастерскую, проходишь по сводчатым коридорам, невольно вслушиваясь в гулко звучащие собственные шаги и всматриваясь в лица тех, которых видишь на больших фотографиях, развешанных по стенам. Это люди, оставившие след в истории нашей alma mater. Многие поколения выпускников, людей уже состоявшихся остались благодарны на всю жизнь за те бесценные знания, которые они им передали.

Один из них – Александр Леонидович Королев – мой преподаватель рисунка. В годы моей учебы он работал в мастерской Андрея Андреевича Мыльникова. Ему, Андрею Андреевичу, а также всем преподавателям этой мастерской я признателен за те бесценные советы, уроки, наставления, которыми я пользуюсь в течение всей моей сознательной творческой жизни.

Об Александре Леонидовиче Королеве я узнал в 1979 году. Мы, тогда еще молодые люди, энтузиасты, были одержимы одной идеей – преодолеть все преграды на своем пути и поступить в институт имени И.Е.Репина, или как все тогда его называли и называют сейчас – Академию художеств. Ребята приехали со всех концов нашей тогда еще необъятной страны. Кто-то вступал на порог Академии впервые и с удивлением все впитывал, буквально, как губка, кто-то уже имел, увы, печальный опыт поступления. Но для нас все еще было впереди, как это обычно бывает в молодости. И мы решили, во что бы то ни стало одолеть на своем пути все препоны и преграды. Для этой цели нужно было толково организовать подготовительный учебный процесс.

По тем временам это была большая проблема, поскольку официальных платных подготовительных курсов при институте не было. Мозгом всего нашего предприятия стал Вячеслав Данилов. В Ленинграде он жил не первый год. Работал художником-оформителем в жил конторе. И именно через своих жил контору, он добился того, что нам разрешили занять несколько комнат в расселенном здании, откуда уже давно выехали жильцы, получив новые квартиры, а дом до определенного времени продолжал стоять, являясь своеобразным памятником советской бесхозяйственности или неоправданной щедрости. Одним, словом, нам это было на руку. Желаемое помещение у нас было. Внутри него все функционировало: электричество, вода, разные необходимые удобства, и что самое, главное, там было тепло – полная гарантия того, что натурщики не уйдут от нас. Затем мы решили увеличить количественный состав наших студийцев, прежде всего, по финансовым соображениям.

Для этого, вышеназванный Слава Данилов и еще двое-трое его помощников присутствовали при предварительной беседе, тогда еще пока не абитуриентов, с ответственным секретарем приемной комиссии В.И.Стаценко. Эти молодые люди показывали (еще только предварительно) ему свои домашние работы. Кому-то он советовал подавать свои домашние работы в приемную комиссию и дожидаться официального допуска, кому-то, он вообще не советовал поступать в Академию, в силу разных причин. А кто-то был на верном пути, но их работы, все же немного не достигали уровня, необходимого для допуска к вступительным экзаменам. Вот такие люди и были приглашены в нашу студию.

И вот, почти все позади: помещение найдено, с натурой договорились. Осталось одно, самое главное место преподавателя. И им, конечно же, стал В.И.Стаценко – ныне доцент нашего института.

Занятия на наших импровизированных курсах, благодаря ему, стали очень интересными и увлекательными. Он много беседовал с нами об искусстве, о том, каким должен быть художник в жизни и в творчестве. От него я и услышал об А.Л.Королеве. Владимир Иванович поступал очень мудро: он никогда не вмешивался в работу своего ученика. Он всегда старался, сделать так, чтобы человек дошел до всего сам. Ведь как обычно бывает в жизни: если хочешь убедить в чем-то собеседника, сделай так, чтобы он ту мысль, которую вы ему пытаетесь доказать, привить его сознанию, считал своей. Ни в коей мере его не поучая, а тем более, не унижая.

Таким же образом, нам преподавали и рисунок. Владимир Иванович, старался как можно доходчивее, объяснить словами, и подкреплял он эти свои объяснения схемами на полях рисунка. Как потом он сказал нам, что ему очень помогла методика Александра Леонидовича Королева, близкая ему по духу.

Следующее знакомство (пока еще только заочное) с Королевым и его методом произошло у меня в стенах института. На младших курсах я учился у А.Л.Худякова, Б.М.Лавренко и Г.И.Манашерова. В перерывах между занятиями, я заглядывал в мастерскую А.А.Мыльникова, посмотреть, как работают старшие ребята. А во время семестровых просмотров любил подолгу стоять перед их рисунками, и, изучая их, кое-что брал себе на вооружение.

И, наконец, для меня, как и для любого студента живописного факультета, наступил ответственный момент после второго курса – выбор мастерской. Естественно, я написал заявление в мастерскую А.А.Мыльникова. Не было предела моей радости, когда я узнал, что зачислен, я строил много планов на всю мою дальнейшую студенческую и творческую жизнь. В таком приподнятом настроении начался для меня третий курс.

С самого начала для меня необычным было все. Вместо маленьких помещений, где мы занимались раньше, я попал в огромную мастерскую. Мы работали вместе с ребятами с четвертого курса, соответственно, могли видеть и ход выполнения ими учебных заданий и чему-то у них поучиться