Николай Николаев - Русская Африка Страница 6

Научный мир признал Сенковского, когда ученому не было еще и 30, — случай даже в те времена редкий. «Почести сыпались на него. Виленский и Краковский университеты, ученые общества Франции, Англии и Ирландии приглашали его в число своих членов. Иностранные ученые журналы отдавали полную справедливость отличному ориенталисту, который из своих путешествий вывез множество блестящих соображений, бросивших совершенно новый свет на самые запутанные вопросы», — вспоминала позднее его жена A.A. Сенковская.

В возрасте 23 лет Сенковский был избран действительным членом Общества любителей наук в Варшаве (1823 г.), затем — Ученого общества при Краковском университете.

Кипучая литературная, издательская и педагогическая деятельность в Петербургском университете, где он читал лекции и проводил занятия по арабскому языку начиная с 1822 г., не исчерпывали разнообразия интересов О. И. Сенковского, который в дополнение к знанию всех основных языков Ближнего Востока самостоятельно изучил монгольский, маньчжурский, китайский и тибетский языки, а исландский и староузбекский языки он изучил также самостоятельно и в самую горячую пору критической полемики со своими литературными противниками перевел записи уроженца Средней Азии великого индийского шаха Бабура.

С Востока О. И. Сенковский привез коллекцию рукописей и других древностей, которые сыграли выдающуюся роль в развитии русского востоковедения. В 1821 г. он даже собирался перевезти в Россию знаменитый дендерский зодиак, древнее изваяние на камне, вделанное в потолок дендерского храма, но этому помешал разрыв отношений России с Портой.

Уже в советское время известный арабист и эфио-пист академик И. Ю. Крачковский, говоря о месте и значении Сенковского в истории русской арабистики, писал: «В арабистике капитальных трудов Сенковский не оставил, но все же его наследие заслуживает внимания и теперь, как заслуживает оно и специального исследования арабистов».

В 1830–1633 гг., находясь в самом расцвете творческих сил, О. И. Сенковский прекращает научную деятельность и отдает свои силы беллетристике и журналистике. Он издает «Библиотеку для чтения» — журнал, сыгравший значительную роль в культурной жизни России.

Сенковский много странствовал. Объездил все Средиземноморье: побывал в Греции, Турции, Египте.

В феврале 1821 г., наняв слугу-мальтийца Насра-Игнацио Портелли и переодевшись в турецкое платье, молодой востоковед отправился в путешествие вверх по Нилу. Он посетил Долину пирамид, где провел три дня, осматривая пирамиды и Сфинкса и собирая арабские предания о них, затем города Верхнего Египта и Нубию.

Поездка О. И. Сенковского на Восток имела целью знакомство с изучаемыми странами и совершенствование в языках. Путешествие вверх по Нилу продолжило эту поездку страноведа-туриста. Однако на земле еще малоизвестной Нубии она приобрела черты исследовательского путешествия. О. И. Сенковский вел дневник, где описывал селения, древние храмы и церкви, которые он посетил. Он первым скопировал греческую надпись нубийского правителя VI в. по имени Силко, сделал этнографические заметки.

Трудно сказать, как далеко на юг удалось ему проникнуть. Подлинные дневники О. И. Сенковского не сохранились, но, судя по опубликованным материалам, крайним южным пунктом его путешествия была область Дар-Махас в Северном Судане. Отрывки из путевых дневников О. И. Сенковский опубликовал почти одновременно на французском и русском, причем русский вариант отредактировал и опубликовал в 1822 г. A.A. Бестужев-Марлинский в своем журнале «Полярная звезда».

Но вернемся на век раньше.

В России в начале XVIII в. картографический материал по Африке был весьма разнохарактерным. В числе широко распространенных в это время массовых лубочных картинок продолжался и выпуск лубочной «карты» Земли, изображенной на уровне средневековой космографии (в виде плоскости). Конфигурация не только Африки, но и Европы или Азии на этих лубочных картах не имела, естественно, даже отдаленного сходства с действительностью. В то же время с эпохи Петра I началось издание в России подлинных, гравированных карт, отвечавших нормам мировой картографии того периода. Так, в самом начале XVIII в. стараниями сподвижника Петра генерала Якова Брюса появилась карта полушарий с почти достоверными контурами Африки, а в 1713 г. с русским переводом названий — копия карты Африки Ф. Де Витта, выпущенная в оригинале в конце XVII в. в Амстердаме.

Эта карта была для своего времени одной из лучших, и, таким образом, в России быстро стало известным «последнее слово» в картографии Африки. В последующие десятилетия XVIII в. мировая картография этого континента мало продвинулась вперед. Поэтому уровень карты де Витта характерен и для большинства других карт Африки, издававшихся в XVIII в. в западноевропейских странах и в России. Они давали верное представление главным образом о форме и размерах континента, очертаниях его береговой линии. Правда, в середине XVIII в. французский картограф д'Анвиль на основе глубокого критического пересмотра всех известных сведений создал новую карту материка, уточнив его размеры и расстояния между показанными на карте объектами. Но и на карте д'Анвиля все еще было очень мало достоверных сведений о внутренних частях Африки, «открытие» которых лишь предстояло в XIX в. Детальный анализ русской картографии Африки в XVIII в. еще не был сделан, но вполне очевидно, что Россия в этом отношении мало отставала от всей Европы и также мало продвинулась вперед в картировании Африки, хотя XVIIII век и дал науке путешественника, внесшего первую лепту отечественной картографии в уточнение карт Африки.

Речь идет о русском морском офицере Матвее Коковцове. В конце столетия им были опубликованы две книги, одна из которых включала различные наблюдения М. Г. Коковцова во время пребывания в Тунисе, а вторая целиком посвящена Алжиру. Справедливо считать, что географическое изучение Африки в России началось с путешествий М. Г. Коковцова. Его книги содержат картографический материал, отражающий, в частности, личный вклад путешественника в картографирование североафриканского побережья.

К концу XVIII в. Африка уже была опоясана цепью европейских прибрежных колоний, фортов, факторий и центров работорговли, но внутренние ее области оставались белым пятном. Путешественники-исследователи еще были исключением среди европейцев, попадавших на этот континент, особенно в его глубинные районы. К ним можно отнести, пожалуй, Джеймса Брюса, искавшего истоки Нила в 1768–1773 гг., или предшественников Мунго Парка, направленных Ассоциацией для содействия открытию внутренних частей Африки, основанной в Лондоне в 1788 г. И лишь на грани XIX в. находится важнейший рубеж в истории «открытия Африки» — переход к путешествиям для решения конкретных проблем географии континента. XIX в. стал периодом интенсивного географического изучения Африки и для России.

Хронологически первыми в XIX в. русскими исследованиями, имевшими значение для географического познания Африки, были путешествия наших соотечественников в северную часть континента. Развернувшиеся в Северной Африке события, связанные с началом в 1830 г. французской военной экспедиции в Алжире, вызвали в России исключительно большой интерес к этой стране и вообще к Африке. Многих русских ученых заинтересовали, в частности, условия сельскохозяйственной деятельности в средиземноморских прибрежных районах Африки сравнительно с возможностями близких по природе субтропических районов «нового освоения» в Российской империи (в первую очередь на Кавказе). В 40-х годах XIX в. в русской печати появился ряд статей на эту тему.

Как вклад в географическое изучение Африки особенно ценно в рассматриваемый период путешествие по Алжирии в 1847 г. крупного естествоиспытателя, члена-корреспондента Петербургской академии наук и действительного члена Русского географического общества (РГО) Э. И. Эйхвальда (1795–1876). Наблюдения Э. И. Эйхвальда позволили ему выдвинуть новый и правильный взгляд на орографические особенности Атласской горной системы. Им было подвергнуто критике бытовавшее тогда противопоставление Большого Малого Атласа и тем самым подчеркнуто единство горной системы Северной Африки. Особенно много внимания он уделил изучению местной флоры и фауны, сделав на этой основе ряд подтверждений и выводов о геологически недавней связи Северной Африки с европейским континентом. Некоторые данные Эйхвальда о растительности и животном мире в определенной степени сохранили до наших дней значение ценного источника для восстановления облика естественных ландшафтов субтропической средиземноморской Африки до начала активной колонизации, резко усилившей деградацию ландшафтов и истребление животного мира.

В 1868 г. по Алжиру путешествовал другой член РГО — А. И. Макшеев. Ему принадлежит помещенный в журнале РГО большой очерк страноведческого характера об Алжире, написанный на основе данных, собранных во время этого путешествия.