Жить вместе в 21 веке - Андреа Риккарди Страница 6

Стамбул отражал многонациональный характер империи: в 1886 г. в нем было 873.000 жителей, из них 44 % мусульман, 17,5 % греков, 17,1 % армян, 5,1 % евреев, 15,3 % иностранцев (а также некоторые другие небольшие меньшинства). Город был космополитическим, что было особенно видно в районе Галата и Пера, где почти все жители были не мусульманами, и жило много европейцев и левантинцев. После поражения Османской империи греки надеялись отделить город от турецкого мира, но проект этот окончился с крахом «Великой Идеи». Город стал турецким. В 1932 г. 690.850 его жителей были преимущественно мусульманами, и оставалось 243.000 не турок. В тридцатые-пятидесятые годы жизнь древней османской столицы стала светской: халифат, текке мусульманских братств, центральная роль ислама в общественной жизни были отменены Ататюрком. На улицах нельзя уже было встретить людей в традиционных костюмах. В середине пятидесятых годов другой страшный удар нанес по остававшемуся греческому меньшинству кипрский кризис. Сейчас в древнем Полисе, как его называют, остается лишь 2.000 греков.

Политика национальной однородности, проводимая Ататюрком, приводит к желаемым результатам с немусульманами, но встречает серьезное сопротивление прежде всего курдского меньшинства, которое и сейчас, через КРП (Курдскую Рабочую Партию) Оджалана, с помощью терроризма и политики утверждает свою идентичность, всегда подавлявшуюся Анкарой. Призрак многообразия, изгнанный эмиграцией греков и резней армян, возвращается с курдами и, частично, с неоднородностью ислама (исламские братства и алеви, отличные от суннитского большинства). И сегодня при обсуждении вопроса о вступлении Турции в Европейский Союз, правительство Анкары и турецкое общественное мнение должны считаться с глубокой озабоченностью в связи с геноцидом армян. Тот же призрак многообразия в другом виде возрождается на Балканах. Добиться национальной и религиозной однородности сложнее, чем кажется.

Этническая чистка сопровождается культурной

В Турции политика отуречивания хотела бы забыть о брошенных и разрушающихся армянских церквях в Ани, недалеко от границы с Арменией, и на озере Ван. Таким же образом долгие годы турецкое правительство препятствовало присутствию на берегах Золотого Рога греко-православного Патриархата, памяти о Византии и ориентира для мирового православия. Но это проблема не только Турции.

В Битоле, в Македонии, я видел, как после краха османской империи превратились в развалины мечети, а минареты предпочли разрушить. К сожалению, эта старая история повторялась во время югославских войн, в которых разрушение памяти о другом, а главное — мест культа иной веры стало знаком овладения территорией. Разрушение чужих культовых зданий или превращение их в места для своей веры — символический акт насилия, сопровождающий процессы насильственного установления однородности.

Этническая чистка — древнее решение, которым пользовались не раз. Балканы были особо подходящей почвой для опытов подобного рода. Название бывшей югославской республики Македония по-итальянски означает также фруктовое ассорти, блюдо, которое французы называют salade de fr uit. В этой стране живут многие балканские народы: турецкие меньшинства, сильное албанское меньшинство, евреи, сербы, греки, болгары и македонское большинство. Но кто такие македонцы? Сербы считали их частью своего народа, болгары тоже. По мнению греков, это выродившиеся эллины. Но македонский национализм уже больше века утверждает свою идентичность. В современной Македонии стоит серьезная проблема сосуществования македонцев и албанцев (которых манит мечта об объединении со своими албанскими и косовскими сородичами).

За пределами Балкан, на Ближнем Востоке, палестино-израильский вопрос, открытый уже почти шестьдесят лет, остается как бы памятником невозможности жить вместе. Каждое поколение знакомо с агрессиями и страданиями, что еще больше убеждает в невозможности мира. Из-за недостатка реализма у арабов и гибкости у израильтян были упущены драгоценные возможности. Однако и с этнической точки зрения здесь все переплетено: в Израиле 1.283.000 арабов с израильским гражданством (18,5 % населения страны), и, с другой стороны, 200.000 израильтян живет в поселениях на Палестинских территориях. Узел этот нелегко развязать, но это не столько древнее наследие, сколько плод событий после 1948 и 1967 гг. Не будем на этом останавливаться подробно, поскольку каждый день всё это у нас перед глазами, но это одна из самых больших проблем нашего века, и, кроме всего прочего, во всем мусульманском мире о ней постоянно вспоминают как о великой ране.

Сейчас внимание приковано к Ираку. Общественное мнение осознает религиозную и этническую сложность страны, которой многие не сознавали до недавних событий. Ирак — принудительное создание Уинстона Черчилля и британцев после первой мировой войны в части османской империи, объединившее шиитов южного Ирака с суннитами в центральной части и курдами на севере. В то же время курдскому государству было отказано в праве на существование, в том числе и из-за слабой международной известности этого народа (так были заложены основы конфликта в Турции, Ираке и в части Ирана и Сирии). В 1922 г. Лондон возвел на иракский престол хашемитского принца Фейсала с основной целью сэкономить на оккупационных войсках и предоставить управление трудной страной арабскому монарху. Британцы заметили, что трудно управлять напрямую сложной Месопотамией. Впрочем, исходя из индийского опыта, они предпочитали indirect rule, систему непрямого управления, которая в Ираке применялась крайне широко. Так родилось искусственное строение Ирака, который восемьдесят лет жил под господством суннитского меньшинства, но сегодня вынужден считаться со стремлением шиитов и курдов взять в свои руки жизнь страны.

Сложные построения (созданные после 1918 г., после краха османской империи) не сохранить на Ближнем Востоке. Пример тому — Ливан, не потому, что было ошибкой создание государства, где христиане и мусульмане были бы в численном равновесии; напротив, роль этой страны превышала ее демографический вес. Однако Франция властью своего мандата, чтобы Ливан не был слишком маленьким, присоединила к нему области, обитаемые преимущественно мусульманами, не опасаясь, что они шииты, поскольку в те времена они были маргинальными и незначительными. В современном Ливане шиитская община самая многочисленная (чуть меньше 40 %, по некоторым данным). Полвека назад они были подавлены, сегодня пробудились благодаря исламскому либерационизму и сетям социальной солидарности и стали решающим политическим субъектом. Даже демографически христиане оказались в меньшинстве в стране, рожденной, чтобы гарантировать их сосуществование с мусульманами на основе их принадлежности к большинству.

История европейских государств

Создание национальных государств казалось наиболее современным и надежным решением, но было не самым легким. Надо было искать компромиссы. Шли процессы ассимиляции, менялись географические названия, считали неважными некоторые группы населения. Казалось, что границы национального государства гарантируют идентичность и безопасность сообщества, имевшего национальный характер. Например, история