Под щитом красоты - Александр Мотельевич Мелихов Страница 66

зато со всех фронтов, особенно за столом министра Шульце, представлявшего Канцелярию… и никто из них, клянусь вам, не отказывал себе ни в чем… великолепная кухня, интриги, заговоры и часовые!.. вы думаете, я преувеличиваю… вовсе нет!.. просто констатирую факты!.. нужно, конечно, все это было видеть самому… в деталях! всего ведь не расскажешь… трапезы с жарким, тяжелыми яствами и бургундским… такое меню, что глаза разбегаются!.. сплошь одни деликатесы, десерты с земляникой и взбитыми сливками… мороженое с фруктами… сироп?… еще?… поменьше?… вы уверены?… и персонал, слуги, вышколенные, внимательные, ловящие на лету любой жест, ja и вздохи… обслуживавшие матерых подпольщиков, товарисчей, «сынков», гестаповцев, обитателей Вильгельмштрассе, tutti frutti… кого угодно!.. та же самая рука, что подносит фазанов, лангуста под двумя соусами и сельдерей, успевает подсунуть сразу четыре «жучка»! в то же самое мгновение! каждому из двенадцати едоков… безукоризненность, внимание, обходительность!.. многие из них обслуживали еще Петэна и Геринга в «Рице» в Париже… да что там Герман! всех высших нацистских чинов и баронессу Ротшильд… в пику всей этой неудавшейся, оборванной, очумелой расистской шантрапе!.. элита остается элитой всегда и везде!.. а остальным – митинги и дерьмо! собирайтесь, треплите языками, размахивайте кулаками, оттопыривайте мизинцы, ползайте на коленях, корчитесь в сортирах, жалкое отродье!.. у халдея из Белого дома, Кремля, Виши или «Бреннера» такая манера передавать вам салатницу, что ошибиться невозможно… у обычного недоноска после красной или цветной капусты, борща или пот-о-фе даже урчание в животе какое-то тоскливое… и неважно, выпил он божоле или водки!.. в Виндзоре, Кремле, Елисейском дворце пищеварительные процессы проходят совсем иначе!.. о каких проклятьем заклейменных так печется «intelligentzia» в «Юманите»?… о чем с таким пафосом мечтает?… о пищеварении, как у Хрюхрющева или Пикассо!.. быть такими же проклятьем заклейменными, как они!.. но не тут-то было!.. стиль, традиции, толстые ковры, вкрадчивые манеры!.. оля-ля, мужланы!

– Не желаете ли, прошу прощения, чуточку консоме?… превосходный соус!..

– Тысяча благодарностей, Ваше Высочество! Вот!.. можно и с тюрбо!.. да что там говорить!..»

Я не прошу прощения за столь длинную цитату, напротив, я жду благодарности, ибо роман с его двухтысячным тиражом прочтут немногие. Но, что характерно для большинства мизантропов, в этих потоках обличительной лавы невозможно найти ни словечка упрека по отношению к себе. Селин не допускает и мысли, что его могут ненавидеть за какие-то его реальные слова или дела, – нет, его преследуют из простой кровожадности или просто жадности, он всегда только жертва.

«К чему было опять покидать Монмартр? да все из-за страха, что после четырехлетней передышки тебя разорвут на части на проспекте Жюно… о, жалкие людишки! все друзья и родственники только и ждали, когда меня замочат, все были заодно, готовились наброситься на меня, растащить всю мою мебель, стащить с меня последние штаны, а ненужное спустить с молотка… что они в результате и сделали, ей-богу! да что там говорить, я сам виноват… я сам принес себя им в жертву!..» Видимо, Селин и в самом деле во время бегства французской армии отказался загнать вверенную ему машину «Скорой помощи» и эвакуироваться в Англию, и тем в своих глазах навеки за все расплатился.

«Вот если бы я загнал машину за бабки, которые мне тогда предлагали, вместе с младенцами, санитарками и старухами в придачу, я был бы сейчас героем Сопротивления, и мне бы тоже воздвигли вот такой монументище! а теперь, батюшки мои, повсюду слышится улюлюканье!.. вас обвиняют во всех смертных грехах! все возмущены тем, что вы недостаточно покорно подставляете свою вонючую шею под нож!.. жалкий трус!.. миллионы зрителей в амфитеатре требуют вашей смерти!..»

Да, во всех трех томах ему решительно не в чем себя упрекнуть. Зато он вполне мог бы повторить вслед за Пушкиным: чему, чему свидетели мы были!

Он видел оргию пьяных заговорщиков, преждевременно празднующих гибель Гитлера. Он видел раздолбанные берлинские дома, пронумерованные обломки которых были аккуратно сложены, достигая второго или третьего этажа. Он видел бюргеров, пытавшихся устраивать новый уют под бомбами среди развалин. Он едва не сделался жертвой бдительных сопляков из гитлерюгенда. Он дружил с веселым эсэсовским врачом, умеющим запастись жратвой и напитками, с аппетитом употребляя их среди погибающей Германии (оба доктора сетуют, что нынешние санитарные нормы никак не позволяют разгуляться какой-нибудь хорошенькой эпидемии, кои в старые добрые антисанитарные времена всегда клали конец всем войнам). Хотя солдаты уже не те, предпочитают наблюдать сражения из амфитеатра. «А вот для русских, кажется, все еще не кончился 14-й год… у них не солдаты, а какие-то сомнамбулы… позволяют себя убивать, не понимая этого… потом, на следующей войне, увидите… и до них наконец дойдет!..»

Однако и среди всех бурь и гроз Селин не упускает случая пройтись по сильным мира сего: «Настоящий «железный занавес» существует только между богачами и нищими… а в среде богачей никаких идейных разногласий не бывает… зажравшийся нацист, обитатель Кремля, администратор Гнома и Роны, в сущности, прекрасно находят общий язык». «И насрать им на остальных!..»

Но если даже второе верно, то первое совсем не похоже на правду – уж слишком часто именно сильные мира сего стараются отправить друг друга на тот свет.

Пересказывать приключения «Севера» слишком долго, про них нужно читать. И Селин, когда перестает тонуть в отступлениях, пишет здорово.

Впрочем, как еще должен писать классик? Да, пишет он здорово, но уж никак не лучше Гамсуна, Фолкнера, Хемингуэя или Томаса Манна, а его мироздание уж тем более никак не богаче. Это только нобелевская лавочка сумела нам внушить, что в классическую литературу можно попасть через нужность, как это пытались проделать с такой-то «Матерью» Горького. А Селин как будто нарочно и «Ригодон» (законченный в 1961-м) начинает с расистских эскапад. Впрочем, ригодон – «бурлескный» народный танец – таким, очевидно, и должен быть.

«– Да поймите вы, чертов смертник! кровь всех цветных рас является «доминирующей»… желтых, красных, фиолетовых… а кровь белых является «доминируемой»… всегда! дети от ваших замечательных смешанных браков будут желтыми, черными, красными, но только не белыми… белыми они уже не станут никогда!.. фокус-покус! вот вам ваши благословения!

– Но христианская цивилизация!

– Выдумки, Пуле! миф! мошенничество! обман!

– И все же! великое изобретение!

– Скрещивание пород! разрушение идет уже двадцать веков, Пуле! и ничего другого! для этого и выдумано! изобретено! любое изобретение несет в самом себе с самого своего рождения и свой собственный конец, свою смерть!

– Так что же, Церковь убивает, Селин?

– Именно! и вас вместе с собой! она только этим и занимается, эта ваша Церковь! в задницу ее!

– Вы слишком любите парадоксы! Селин! китайцы никогда не были расистами!..