Франклин Фоер - Как футбол объясняет мир: Невероятная теория глобализации Страница 7

Дамми представился Джеймсом, но предпочитал имени прозвище. В нем, по его словам, есть отчаянность, а это главное качество киношных гангстеров. Дамми старался выглядеть крутым малым. Он продемонстрировал мне два свежих шрама на лице от удара ножом в драке из-за причитавшихся ему денег: «Это только за последние полгода». Но подобные драки, как и карьера крутого парня, в прошлом. Ему уже за сорок, у него морщинистое лицо, жена, дети-подростки и легальный бизнес. Его фирма устанавливает леса на строительных площадках.

Родом Дамми с западного побережья Шотландии, но живет в английском промышленном городе в нескольких часах езды на автомобиле от Глазго. Его отец перевез семью на юг на волне миграции промышленности в 1960-х годах. С собой он прихватил шотландскую гордость и любовь к «Рэйнджерс». Дамми перенял у него и то и другое и мечтает однажды вернуться в Глазго. «Это тебе не Флорида, — сказал он, навалившись животом на стойку и пытаясь привлечь внимание бармена. — Это самое замечательное место на земле. Там даже вода вкуснее. И англичан нет. Народ что надо!»

Дамми счел своим долгом сделать из меня поклонника «Рэйнджерс». «Не может быть, чтобы ты, умный человек, тем более умный американец, интересуясь футболом, не полюбил "Глазго Рэйнджерс". «Селтик» — это террористы. Все эти их песни об ИРА — как можно петь такое после 11 сентября?» После двух стаканов дешевого виски за его счет эти доводы стали казаться мне не такими уж безосновательными. Но главное в кредо Дамми — форма, а не содержание. Он питал поистине всепоглощающую страсть к любимой команде. Ткнув пальцем в свои футбольные трусы, как у игроков «Рэйнджерс», Дамми сказал: «Я люблю футбольный клуб "Глазго Рэйнджерс". Доведись мне выбирать между ним и работой, я бы выбрал его. Доведись мне выбирать между ним и женой, я бы выбрал его». И впрямь, примерно шестнадцать уик-эндов в год он предпочитает «Рэйнджерс» своей жене: собирает друзей, выпивает два больших стакана виски на дорогу, садится в автомобиль, ставит кассету с протестантскими песнями и отправляется в дальний путь на север.

Среди футбольных болельщиков есть прослойка хулиганов. На одном конце этого спектра располагаются настоящие головорезы вроде печально известных поклонников таких британских клубов, как «Милуолл» и «Кардифф Сити». Их главная цель — «выбивать дурь» из людей (включая собратьев-болельщиков). Впрочем, подобные бандиты встречаются нечасто, и многим из них запрещено посещать матчи в крупных городах — Глазго, Манчестере, Лондоне. Дальше, чуть ближе к полюсу здравомыслия, идут широкие массы пролетариата. Если головорезы обычно объединяются в опасные банды, то пролетарии довольно безобидны — они встречаются, чтобы выпить пинту-другую, и ездят на матчи в арендованных автобусах. Они, как правило, не склонны к насилию, у них есть работа и семья. Но, как и многие британцы, накачавшись пивом, пролетарии становятся агрессивнее. На уик-эндах они любят затеять склоку с таксистом-болельщиком, поддерживающим «Селтик», или устроить потасовку возле бара, где собираются фанаты вражеской команды. Дамми — типичный представитель люмпен-пролетариата. Обычно футбольных болельщиков вроде Дамми выставляют в карикатурном виде. Их изображают невежественными закомплексованными шовинистами, доведенными до ярости экономическим неблагополучием. Но обнаружить эти свойства у болельщиков «Рэйнджерс» оказалось затруднительно. Они прекрасно знают свою историю. Дамми, к примеру, весьма связно поведал мне о шотландском протестантизме: «В 1646 году в Портадауне…» Несмотря на подпитие, он так и сыпал датами.

Как утверждает Дамми, история «Селтика» и «Рэйнджерс» восходит к XVI веку. Реформация затронула Шотландию сильнее, чем любую другую страну в Европе. Двигаясь на север от своих опорных пунктов в Глазго и Эдинбурге, последователи Джона Нокса искореняли оплоты католицизма, прибегая в некоторых случаях к этническим чисткам. Иерархи шотландской протестантской церкви приговаривали к смерти эдинбургских студентов за сомнения в существовании Бога — и безжалостно преследовали католиков. К концу XVIII века в Глазго насчитывалось тридцать девять католических и сорок три протестантские общины.

Но спустя триста лет с начала Реформации в шотландском обществе вновь возникли очаги католицизма. Когда картофельная чума вызвала в Ирландии страшный голод, тысячи обитателей Изумрудного острова перебрались в Глазго в поисках пропитания. Это были самые необразованные и бедные ирландские эмигранты, которые не могли купить билет до Бостона или Нью-Йорка. Оказавшись во враждебном окружении, они были вынуждены замкнуться в своей среде. Фактически в Глазго сформировалась система апартеида. У католиков были свои школы. Их не брали на работу протестантские предприятия — они создавали свои собственные. В 1888 году монах отец Уолфрид заложил основы католического футбольного клуба, получившего название «Селтик».

Уолфрид создал «Селтик» из страха. В конце XIX века у католиков были все основания тревожиться по поводу влияния богатых протестантских миссионеров, раздающих бесплатный суп и ведущих активную проповедническую деятельность. Нужно было срочно чем-то занять католическую молодежь в свободное время, иначе пустоту заполнили бы протестантские организации. Уолфрид надеялся, что победоносный футбольный клуб способен развеять миф о неполноценности католиков. И «Селтик» действительно преуспел. Ему было за что бороться: он выиграл четыре из шести чемпионатов лиги.

Протестантская Шотландия отнюдь не была безучастным свидетелем успехов католического клуба. Спортивная пресса призывала шотландскую команду вернуть себе звание чемпиона. Поначалу «Рэйнджерс» не исповедовали каких-либо особых религиозных или политических взглядов. Но когда возникло их соперничество с «Селтиком», протестантская Шотландия навязала клубу эти взгляды, и постепенно он стал воспринимать их как свои собственные.

Встречи двух команд поначалу проходили в сравнительно спокойной атмосфере, но маховик насилия быстро набирал обороты. В течение двух первых десятилетий XX века костер межнациональной розни разгорался все сильнее. Протестантская кораблестроительная компания Harland and Wolff, которая перевела свои производственные мощности из Белфаста в Глазго, привезла с собой тысячи рабочих-протестантов, презиравших католиков. Однако новая верфь не принесла компании удачи. В 1920-х годах, когда промышленность Германии и США переживала бурный рост, Шотландия испытала все невзгоды Великой депрессии — на десять лет раньше других стран. В условиях сильной конкуренции за рабочие места неизбежно обострились религиозные противоречия, и деятели шотландской церкви заговорили об ирландской угрозе. Вот тогда-то «Старая фирма» и показала себя впервые. «The Billy Boys», приверженцы «Рэйнджерс», и болельщики «Селтик» — банды «McGrory Boys» («Ребята Макгрори») и «McGlynn Push» («Напор Макглинна») — беспощадно сражались друг с другом, пуская в ход ножи и пистолеты.

По мнению прессы, в моральном плане «Селтик» и «Рэйнджерс» ничем не отличаются друг от друга. На стадионе «Септика» под открытым небом проводились католические богослужения; многие в руководстве клуба поддерживают борьбу ирландцев Ольстера за присоединение к Ирландской республике; в 1990-е годы все его директора были католиками. Тем не менее между клубами существуют значительные различия. «Селтик» довольно скоро стал приглашать под свои бело-зеленые знамена некатоликов. В «Рэйнджерс» незадолго до Первой мировой войны непротестантов не принимали даже на должности уборщиков. Более того, функционеры клуба, женатые на католичках, не получали повышения по службе. «Рэйнджерс» стал трибуной для протестантских политиков. Клуб посылал команды в Белфаст для участия в благотворительных матчах. Сборы от них шли на нужды североирландских отделений Ордена оранжистов. Это антикатолическое братство, судя по всему, существует лишь для того, чтобы проходить грозным маршем через католические кварталы каждый год 12 июля, в день победы короля Билли в битве при Бойне в 1690 году. В этот день стадион «Айброкс» превращается в центр празднеств. Официальная история «Рэйнджерс» открыто называет его «протестантским клубом для протестантов».

Несмотря на события послевоенной истории — деколонизацию, борьбу за гражданские права, либерализацию, руководство «Рэйнджерс» до недавнего времени упорно придерживалось установленных принципов. Весьма символично, что религиозная стена, возведенная вокруг «Рэйнджерс», рухнула одновременно с Берлинской стеной в 1989 году, в эпоху «бархатной революции». Новый президент клуба Дэвид Мюррэй под давлением менеджера Грэма Сунесса подписал контракт с бывшим игроком «Селтика», католиком Морисом Джонстоном. (Отец Джонстона был протестантом и болельщиком «Рэйнджерс», а сам он едва ли ревностно исповедовал католицизм.) Правда, принимая это решение, они руководствовались исключительно деловыми соображениями. Привлеченные большими доходами от телевизионной трансляции футбольных матчей, в 1980-х годах на сцену вышли представители нового поколения капиталистов, более искушенные, нежели мошенники-любители и буржуа-филантропы, правившие бал до них. Дэвид Мюррэй, к примеру, сколотил состояние, будучи стальным магнатом. Хотя его вряд ли можно было назвать человеком прогрессивных взглядов, он тем не менее понимал, что религиозные предрассудки являются финансовым тормозом. Мюррэй опасался, что Европейская футбольная федерация наложит на «Рэйнджерс» крупные санкции, если клуб не изменит свою кадровую политику. Кроме того, он понимал, что, полагаясь только на протестантов и закрывая доступ талантливым игрокам других вероисповеданий, «Рэйнджерс» просто не в состоянии конкурировать с такими грандами европейского футбола, как мадридский «Реал» и «Милан», импортировавшими звезд из католической Латинской Америки.