Петр Багров - От слов к телу Страница 8

Однако Тугендхольд, будучи не столько специалистом в области балета, сколько чутким зрителем и тонким художественным критиком, обратил внимание в первую очередь на внешние художественные достоинства дягилевских постановок (а в большей степени просто отреферировал отклики западной печати). Очевидно, что, несмотря на всю яркость нарисованной им картины (вторая часть процитированной статьи посвящена творчеству русских художников для Русских сезонов), Тугендхольду не вполне удалось осмыслить новые процессы, происходящие в русском искусстве танца.

Первоначально на роль властителя дум в области пластических искусств редактором «Аполлона» Сергеем Маковским выдвигался князь С. М. Волконский (1860–1937), наибольшая писательская активность которого приходится на 1911–1912 гг. Кн. Волконский выступил прежде всего как пропагандист «ритмической гимнастики». Главные идеи кн. Волконского по своему смыслу, действительно, смыкались с идеями «аполлонизма», не раз продекларированными на страницах журнала. В сущности, они сводятся к двум основным мыслям — «первенство человека на сцене среди других элементов сценического искусства и необходимость слияния пластики с музыкой в ритме»[80]. Работы кн. Волконского, посвященные этим двум темам, регулярно публиковались на страницах «Аполлона» (почти два десятка статей) и в других органах периодической печати, а в издательстве «Аполлона» вышло пять его книг (в основном сборники статей, в том числе вышедших уже после уходя князя из журнала)[81].

С одной стороны, самому Маковскому было очевидно, что работы кн. Волконского (в своих художественных впечатлениях тяготевшего к несколько отвлеченному теоретизированию), посвященные ритмической гимнастике, не могут занимать столь значительного места на страницах «Аполлона», но он опасался высказать это князю прямо. Сетованиями на тему «гимнастики» полнятся письма Маковского к секретарю редакции Е. А. Зноско-Боровскому. Характерный отзыв содержится в письме от 16 ноября 1911 г.: «В заключение — маленькое конфиденциальное поручение: устроить так, чтобы вечера Далькроза ничем не были связаны с редакцией „Аполлона“, а тем паче — с выставкой (имеется в виду выставка „Сто лет французской живописи“, устроенная „Аполлоном“ в начале 1912 г. — П. Д.). Это необходимо сделать. Гимнастика Далькроза пока — только гимнастика, до искусства как до небес далеко, хотя метод его и правильный. — Словом, было бы комично „Аполлону“ брать это предприятие под свое знамя в России»[82]. И буквально на следующий день он повторяет свою просьбу, настаивая на конфиденциальности, «чтобы не обижать Волконского, которому послано подобное письмо, — зная, что Ты тактично, но решительно примешь меры»[83]. Эта просьба редактора была исполнена, и объявление почти в тех же выражениях было помещено на страницах «Русской художественной летописи»[84].

Теоретические выкладки кн. Волконского, несмотря на их обширность, в конечном счете действительно оказались непродуктивны для развития эстетики «Аполлона». В какой бы динамике ни рассматривать эту эстетику на протяжении истории журнала, ясно одно — обсуждая проблемы современного искусства или погружаясь в историю вопроса, «Аполлон» обычно не интересовался специально способом достижения того или иного художественного результата, никогда не рассматривал пути, к нему ведущего, т. е. не занимался теорией и методологией вопроса. Однако и наблюдения кн. Волконского над системой Э. Жак-Далькроза, и попытки практического ее применения в театральных постановках не принесли желанных плодов, и даже более того, определенно потерпели крах в соприкосновении с театральной практикой. Ритмическая гимнастика, на которую многими деятелями искусства возлагались столь большие надежды, оказалась, в сущности, вне плоскости искусства и потому не могла интересовать «Аполлон», поставивший своей целью именно изучение художественных проблем и неоднократно подчеркивавший свою приверженность искусству[85]. Взгляды кн. Волконского с трудом поддаются реферированию и по причине их зависимости от Жак-Далькроза и Дельсарта, в пересказе теорий которых князь выступает в роли посредника, и по причине их объемности, терминологической неустойчивости и крайней художественной субъективности.

Начиная с 1913 г. журнал начал осторожную борьбу с одним из самых активных своих сотрудников. Уколы самолюбию кн. Волконского можно увидеть и в статьях, казалось бы с пластическими искусствами не связанных. Например, в заметке об оперных постановках Музыкальной драмы В. Г. Каратыгин отмечает «Хорошо вышла мимическая сцена замешательства Бекмессера (Речь идет о „Нюренбергских мейстерзингерах“ Вагнера. — П.Д.) <…> когда он все свои движения, шаги и прыжки выполняет в точном согласии с ритмом музыки по системе Далькроза»[86] (то есть гимнастика оказывается на своем месте и даже обретает определенную силу только тогда, когда служит выразительным средством для характеристики ретрограда и педанта Бекмессера, что является определенным показателем ее принадлежности к искусству).

Маковский не чинит никаких препятствий помещению одной из самых едких (хотя, по-видимому, и справедливых) рецензий на спектакль самого Волконского «1914: Аллегорическое действие», поставленный как практическое осуществление его теоретических построений. Рецензия в сжатой форме подводила итог теоретическим построениям кн. Волконского, выраженным практически — в форме спектакля, и принадлежала перу Андрея Левинсона, приглашенного редакцией «Аполлона» в 1912 г. прежде всего для освещения темы классического балета. (О печальной судьбе сотрудничества с Левинсоном еще пойдет речь ниже.) Левинсон рассматривает постановку Волконского как опыт применения «метода Жака Далькроза к сценическим задачам большого масштаба»[87]. Он пытается выстроить объективную картину увиденного, останавливаясь на разных аспектах постановки — психологических, выраженных разным ритмом, пространственных и пластических. Так, Левинсон дает, в частности, детальное описание сценического пространства («<…> результат применения лестницы: богатство непривычных ракурсов, пластическая игра, совершающаяся при восхождении и нисхождении»). И несмотря на свое заключение, что «осуществлено все это достаточно примитивно и грубовато», соглашается с тем, что «задача понятна и интересна»[88]. Но противоречия и художественные несовершенства оказываются более существенными, превалируя над достоинствами замысла кн. Волконского. Левинсон указывает на противоречия — чисто-германскую «напряженность пафоса и преувеличенность пластики», возникающие помимо воли автора, решившего, как многие в это время, отдать дань патриотической теме. Не согласен Левинсон и с главной просматривающейся установкой кн. Волконского — «чтобы созданное им зрелище ничем не было бы похоже на „презренный“ балет»[89]. Вывод Левинсона: «основная ошибка кн. Волконского в том, что приемы школьного обучения и материал заимствованных схем он сделал самим содержанием своего вымысла. Но схемы не подскажут ему ничего живого». Спектакль кн. Волконского в итоге ставит препятствие на пути высказывания какого-либо эстетического суждения о нем: «мы не вправе судить о возможностях, заключенных в методе Далькроза, сопряженном с теорией Дельсарта, по сталь неудачному во всех отношениях произведению, как „1914“ кн. Волконского. Волнующий вопрос: чего может ожидать театр, устремившись по этим новым путям, остается открытым, как прежде»[90].

Таким образом, деятельность кн. Волконского, внедрявшего новый метод по воспитанию актера (в котором организованная ритмом пластика играла первостепенную роль), не стала фундаментом эстетики «Аполлона» в вопросе, связанном с пластическими искусствами. Сергей Маковский так пишет об этом в своей мемуарной книге «На Парнасе Серебряного века» (в которую вошел очерк о Волконском): «На почве этой халодноватости моей к далькрозизму и произошла наша размолвка. Я не мог продолжать печатать учительских статей Волконского, все о том же: это выходило из программы журнала. Но Сергей Михайлович, как истый пропагандист, не мог простить мне моей редакторской „измены“. Обидевшись, он отошел от „Аполлона“»[91].

Важная страница в истории «Аполлона» — сотрудничество с художественным, театральным и литературным критиком А. Я. Левинсоном (1887–1933), ставшим с мая 1911 г. постоянным автором «Аполлона». Ему принадлежит заслуга в плане определения современного состояния русского балета и формулировка сложной эстетической концепции основных исторических путей балетного искусства. С приходом Левинсона «Аполлон» получил наконец широко эрудированного критика, профессионально занимающегося историей балета и пластических искусств, склонного видеть и отстаивать в классическом балете именно ту «чистоту стиля», к которой так стремился (на всех этапах своего существования) «Аполлон».