Юрий Шанин - История античного атлетизма Страница 9

В «Апологии Сократа» осужденный философ увлеченно продолжает развивать тему, глубоко волновавшую еще Ксенофана. Это – чрезмерная и нездоровая популярность в народе ограниченных, заносчивых атлетов, которые уверенно оттесняют на второй план учителей жизни и добродетели. Устами Сократа Платон наставляет афинян: человеку, желающему поучить их правильной жизни, следует тоже, как и олимпионикам, давать стол в Пританее: «Ему это подобает гораздо больше, чем тому из вас, кто одерживает победу на Олимпийских играх в скачках или в состязаниях колесниц, двуконных и четвероконных; ведь он дает вам мнимое счастье, а я подлинное, он не нуждается в пропитании, а я нуждаюсь. Итак, если я должен по справедливости оценить мои заслуги, то вот к чему я присуждаю себя – к обеду в Пританее».[91]

Основным эстетическим требованием платоновской педагогики была соразмерность в развитии тела и души. Признавая главенство интеллекта, философ все же настаивает на определенной пропорциональности. Истинную человеческую красоту он усматривает именно в гармоническом сочетании духовного и физического.[92] Аргументированно призывая бороться со всякою узостью и односторонностью, Платон говорит: «…тот, кто занимается математикой или другим делом, требующим сильного напряжения мысли, должен давать и телу необходимое упражнение, прибегая к гимнастике; напротив, тому, кто преимущественно трудится над развитием своего тела, следует в свой черед упражнять душу, занимаясь музыкой и всем тем, что относится к философии, если только он хочет по праву именоваться не только прекрасным, но и добрым».[93]

Тут уместно вспомнить, что Платон, несомненно, более многих своих современников имел право высказывать подобные взгляды, наставляя эллинов. Ибо его теоретические выкладки всегда имели под собой прочную практическую базу.

Великий философ античности был и прекрасным атлетом – борцом и наездником. В свое время он завоевал наивысшие награды на Истмийских и Пифийских играх. В этом ему помогло не только могучее телосложение и природная сила, но и упорство в тренировках, глубокое осмысление всей системы эллинской агонистики, умение связать ее с умственной деятельностью и сделать надежной опорой последней.

Вот что пишет об авторе «Сократических диалогов» А. Ф. Лосев: «…Платон, весьма талантливый молодой человек, жадно впитал в себя все последние достижения тогдашней цивилизации. Он – премированный гимнаст, борец и наездник. Он – музыкант и живописец. Он – поэт, т. е. эпик, лирик и драматург».[94]

И совершенно очевидно, что платоновские рассуждения о гармоническом воспитании были не просто рассуждениями, а высказываниями глубоко убежденного и весьма компетентного мыслителя.

Во многом близкими платоновским взглядам были и педагогические воззрения Аристотеля, который очень внимательно относился к проблеме духовного и физического воспитания, к гимнастике и агонистике. Для него, как и для Платона, всестороннее развитие молодого поколения было темой близкой и постоянной.

Неизменно связывая все положительные качества калокагатийного гражданина с понятием ἁρετή, Аристотель считает, что добродетель свойственна, во-первых, лишь мужчинам. Во-вторых, этот муж должен обязательно принадлежать к числу γνωριμοι(gnorimoi), т. е. к «сливкам общества», к его элите. В-третьих, надо быть не просто γνωριμοι, но еще и επιεικεις (epieikeis), т. е. «коренными», чтобы наряду с обычной παιδεα обладать еще и всеми признаками ἁρετή).[95]

Очевидно, что в своем отношении к женской части касты Аристотель более консервативен, чем Платон, который признавал: во многих случаях женщина не должна уступать мужчине.

В итоге же, говоря о добродетели, Аристотель «…имеет в виду не какую-то абстрактную добродетель, а свойства довольно определенной группы, характеризуемой известным образовательным (а следовательно, и имущественным) цензом».[96] И несомненно, одним из отличительных признаков гражданина, по Аристотелю, является не только интеллект, но и постоянные занятия гимнастикой, причастность к агонистике. Ремесленников, крестьян и рабов, наоборот, к состязаниям и атлетике вообще допускать не следует, ибо агонистика – удел лишь благородных.

Критикуя платоновское «Государство», Аристотель предлагает в «Политике» свой проект. В отношении земледельцев, например, он советует поступать так, как поступали критяне: они позволяли рабам все, за исключением посещения гимнасиев и приобретения оружия.[97]

Рассматривая вопрос о том, чему следует обучать полноправного гражданина, Аристотель ратует за определенную утилитарность знаний, т. е. предлагает в первую очередь обучать тем наукам, которые пригодятся в жизни. Однако следует строго следить за тем, чтобы изучались предметы, достойные звания свободных граждан. Занятие каким-либо ремеслом, считает Аристотель, лишает души и тела благородных эллинов способности усваивать и проявлять dpexr|.

Изучая науки и искусства для самого себя, с целью достижения добродетели, молодой грек возвышается над прочими. Но стоит ему заняться этим профессионально, ради заработка, – и он превращается в поденщика-ремесленника и немедленно низвергается Аристотелем с вершин ἁρετή. Нельзя благородному заниматься тем же, чем занимаются рабы.[98] Выступая против профессионализма среди свободных граждан, Аристотель одновременно ратует за такое государственное устройство, где ремесленник никогда не сможет стать гражданином.

Говоря о гимнастическом восйитании, Аристотель признает его серьезное значение не только на стадионах, но и на поле битвы. Полис немыслим без воинской доблести.[99]

Однако спартанское государственное устройство, при котором вся жизнь граждан, вся их деятельность направлены на максимальное развитие военной мощи, полного одобрения со стороны Аристотеля не получает.[100]

В этом отношении видны определенные различия в педагогических взглядах двух философов и воспитателей. Платон преклонялся перед спартанской системой, Аристотель же в основном предпочитал афинскую.

В «Политике» немало места уделено градации воспитательного периода (начиная с семилетнего возраста) на две части и подробной их характеристике.[101] Аристотель требует особенной заботы о подрастающем поколении. Воспитание, по его мнению, должно быть обязательно общественным и одинаковым для всех свободных граждан, независимо от их зажиточности.[102] И если Платон спокойно, как должное, констатирует преимущества богатых, то Аристотель не всегда считает такое положение нормой.

Наконец, желая видеть молодое поколение красивым, сильным и здоровым, воспитатель Александра Великого резко выступал против обучения детей-уродов, усматривая в этом как политический, так и эстетический смысл.[103] В аспекте же этическом здесь можно ясно увидеть, сколь сложна многогранная проблема гуманности, которая в разные времена разными народами понималась сугубо своеобразно. И то, что казалось недопустимым для одних, для других являлось нормой.

Далеко не столь возвышенную позицию, как Аристотель и Платон, занимал в вопросах воспитания молодежи Ксенофонт. Его точка зрения более прагматическая, так сказать, прикладная. Впрочем, если искать общие моменты, то Ксенофонт все же стоит ближе к Платону.

Как о рядовой (и даже докучливой) повинности пишет Ксенофонт о необходимости устройства гимнастических школ богатыми гражданами (разумеется, за собственный счет).[104]

Отказывая женщинам в праве упражняться на стадионах, Ксенофонт (устами Исхомаха) иронически проповедует, что лучшей гимнастикой для жен является энергичное и собственноручное ведение домашнего хозяйства.

«От такой гимнастики… она будет кушать с большим аппетитом, и здоровье станет у нее на самом деле лучше».[105]

А что сближает Ксенофонта с Платоном, так это искреннее лаконофильство и откровенно отрицательное отношение к афинской демократии.[106] Он так же, как и Платон, считает, впрочем, что физическая закалка должна всегда гармонировать с интеллектом. Моральное здоровье всегда базируется на здоровье физическом. В «Memorabilia» («Воспоминания») Ксенофонт пишет: «Даже и там, где, по-видимому, тело наименее нужно, в области мышления… многие делают большие ошибки оттого, что не обладают физическим здоровьем. Кроме того, забывчивость, уныние, дурное расположение духа, сумасшествие у многих часто вторгаются в мыслительную способность вследствие телесной слабости до такой степени, что выбивают даже знание. Напротив, у кого телосложение крепкое, тот вполне гарантирован от таких невзгод…»[107]