Роберт Уилсон - Иштар Восходящая Страница 9

За свои независимые идеи Фрина в конце концов навлекла на себя проблемы: её обвинили в непочтительности к богам, что было весьма суровым приговором, за что был казнен позже сам Сократ. В деле Фрины суд склонялся к самому жестокому наказанию — как и незадолго до этого в случае с Анаксагором. Он был изгнан за то, в частности, что считал Солнце не богом вовсе, а только огромным осколком пылающей горы. Видя, что ситуация складывается отнюдь не в её пользу, Фрина (либо так решил её защитник, тут мнения расходятся) сбросила с себя одежду, представив на обозрение судьям все щедро дарованные природой сокровища, и заявила, что это её доказательство. Она была оправдана.

Циники тут, разумеется, скажут, что судьи оказались просто-напросто похотливыми стариками, а эстеты возразят, что история эта прекрасно иллюстрирует почти религиозное отношение к красоте в Афинах. Фрина сказала на суде, что боги благоволят к ней, наградив такой красотой, и что иного доказательства её невиновности и быть не может. Традиционное почитание обнаженной женской груди как отражение культа богини — матери вообще имеет очень глубокие корни, и поэтому поступок Фрины может и должен рассматриваться как проявление искреннего благочестия. Фрейдисты, однако, здесь тоже могут предложить нам несколько психологических интерпретаций. Согласно теории Фрейда, судьи, как правило, представляют анальный тип личности; однако будучи всё же людьми, они содержат в себе и элементы орального склада характера с присущими ему чувствительностью и милосердием. Отчаянный поступок Фрины, возможно, напомнивший им о почитании великой богини (культ её впоследствии был заменен на культ бога-отца Зевса, но в ранних Элевсинских мистериях ещё сохранялся), воскресил в памяти «оральные» ассоциации и воспоминания, в каком-то смысле этот эпизод может даже считаться примером древней гештальт-терапии. Частичное или полное обнажение используется наиболее радикальными терапевтами в целях пробуждения у пациента знания о своей истинной глубинной природе, лежащей в основе наших сложных социальных игр с чередующимися поощрениями и наказаниями.

(Полезно вспомнить в этой связи диккенсовский образ обнаженной женской груди как напоминания о том, чего мы лишились в суровую материальную эпоху; позже я процитирую этот отрывок из Дэвида Копперфилда. Меченая женщина Йозефа фон Штернберга с одной из самых напряженных концовок в истории кино также относится сюда: в этом фильме героиня Марлен Дитрих, стоя перед расстрельной командой, просит расческу и зеркальце, чтобы напоследок поправить прическу. Она внимательно смотрит в зеркало и не спеша, аккуратно расчесывает волосы; жест настолько изящный и настолько женственный, что один из солдат расплакался и, опустив винтовку, отказался стрелять и спас тем самым себя от позора. Его место занял другой, плоть от плоти взращенный современной цивилизацией, и его-то совесть уж точно не мучила. После того, как её расстреляли, зрители расходились по домам в такой гробовой тишине, какой никогда не было в кинотеатрах. Никто не посмел взглянуть друг другу в глаза).

Вернемся к нашим оральным и анальным типам: после того, как мы определили их принадлежность по результатам устных и письменных тестов, будет весьма любопытно провести с ними групповую терапию. Анальные экземпляры сразу же начнут оказывать давление на терапевта либо, если это не удастся, попытаются вместе с ним руководить остальной группой. Оральные же типы будут жаловаться на то, что они чувствуют себя совершенно беспомощными и нуждаются в постоянной заботе и уходе. Эти признаки настолько очевидны для опытного аналитика, что он, даже не зная результатов предыдущих тестов и не проводя глубокого анализа, может сразу распределить наших персонажей точно в эти две группы (Опыт этот повторяли несколько раз и всегда с предвиденными фрейдистами итогом. Доктор Тимоти Лири, получивший известность после изобретения им ЛСД, был одним из первых организаторов подобных экспериментов. Забавно, но придуманные им методы были позже испробованы на нем же, когда он сидел в тюрьме).

Но если фрейдисты правы и люди действительно демонстрируют схожие тенденции в своих устных ответах, придуманных образах и поведении в группе — мы должны внимательнее присмотреться к идеям старины Фрейда. По крайней мере, мы поймем, почему нас заинтересовала именно эта книга (и почему многие из нас стыдливо ощущают вину за интерес к таким темам).

Удовольствие от сосания груди у младенца есть, по Фрейду, удовольствие сексуального характера, а любовь матери к своему ребенку это опять же любовь сексуально обусловленная. Это, конечно, не означает, что маленький мальчик втайне хочет овладеть матерью или что все маленькие девочки поголовно лесбиянки. Это значит лишь, что базовые психологические и физические наслаждения на энергетическом и биологическом уровнях в целом точно такие же, как и в более поздних опытах подростковой сексуальности. Вильгельм Райх и Фредерик Перлс слегка уточняют эту концепцию, указывая, что страх — такая же энергия, только направленная в противоположную сторону; для простоты всё это можно назвать возбуждением. Когда возбуждение нарастает и энергия стремится высвободиться, то она может либо достичь своей цели и разрядиться, либо ее блокируют. При разрядке и снятии возбуждения происходят те же энергетические процессы, что и при удовлетворении сексуального вожделения; Фрейд это и имел в виду, говоря, что любое удовольствие — это сексуальное наслаждение. Если же энергия блокируется, то она остается такой же, какой была, и отсюда возникает чувство беспокойства и неудовлетворенности. Это состояние в разговоре характеризуется фразами типа: «Я не знаю, что делать, мне страшно, я не уверен/а в своем выборе» и т. д. Фрейд называл такое состояние Bezetzung (букв. «вложение»), но американские переводчики его работ использовали более академический термин Cathexis, что, в принципе, означает то же самое. По терминологии же Райха, это «эмоциональный якорь», привязывающий нашу психическую энергию к определенному предмету, в то время как Перлс дал этому понятию гораздо более прозаичное наименование — «быть склеенным с чем-либо». Таким образом, удовольствие младенца от материнской груди совершенно нормально и полностью объяснимо, следовательно, вполне естественно поведение человека, который стремится это удовольствие продлить как можно дольше. За исключением периодических эмоциональных сотрясений и прочих атак окружающей его среды, субъект этот взрослеет более-менее гармонично, сохраняя любовно-сексуальный опыт как нечто полезное и могущее пригодиться. Оральный элемент останется в нем навсегда, не ограничивая его личность, но в качестве одной из составляющих ее.

Эта оральная часть потенциально несет в себе множество приятных и полезных функций; например, именно благодаря ей мы получаем наслаждение от женской груди, посасывая, сжимая, целуя её. Даже изображение женской груди приносит нам удовольствие (Поэтому ханжи и поборники феминизма никогда не избавятся, как бы им не хотелось, от «порнографии» или так называемого «шовинистического» искусства. Им в любом случае нужно будет найти замену, ведь неотения — или затянувшееся младенчество — вообще свойственна человеку как биологическому виду. Оральные тенденции приобретает также и не менее успешно ребенок, которого кормили из бутылочки, ведь бутылочка выступает здесь как субститут пусть и «мертвой», но всё-таки груди). «Вселенское сознание» мистиков характеризует в нашем случае то ощущение единства с матерью, которое есть у грудного ребенка и объясняет, почему мы в более взрослом возрасте делимся нашей теплотой, заботой, милосердием с окружающими. Короче говоря, если осталась в нас ещё нерастраченная нежность, это означает, что оральный компонент личности не подавлен до конца.

Вполне очевидно с этой точки зрения, что Иисус из Назарета (или Иисус Христос христианской мифологии) был человеком с сильно развитым оральным элементом личности, обладавшим высочайшим уровнем мистического единения со Вселенной. Детей он сравнивал с воплощенным Царствием Божьим на Земле, одновременно деля ночлег с мытарями и отъявленными грешниками. Даже тех, кто распяли его, он простил. Совсем неудивительно поэтому, что очень многие живописцы изображали Иисуса в образе младенца у груди Марии, так как религия его абсолютно и всеобъемлюще оральна. Шизофреническая раздвоенность американского мышления проистекает из смешения христианских ценностей с безжалостным в желании извлечь коммерческую выгоду капиталистическим строем, который базируется на полном отрицании оральных, нравственных качеств человека. Мы здесь имеем дело со стремлением объединить два фактически взаимоисключающих понятия, порождающих в итоге монстра под названием «американский образ жизни». Позиция апостола Павла, яростного женоненавистника, представлявшего «анальный элемент» в христианстве, и привела в итоге ко всему этому.