Андрей Кофман - Америка несбывшихся чудес Страница 20

Еще пара дьявольских островов обнаружилась у берегов североамериканского материка. Впервые они обозначены на карте Иоганна Руйша 1507 г. к северу от Лабрадора при входе в Гудзонов залив и изображены с прыгающими на них чертенятами. На английской карте 1544 г, которая приписывается Себастьяну Кабото, фигурирует только один дьявольский остров у побережья Лабрадора, а карта 1550 г передвигает его на юг, к северному берегу Ньюфаундленда. Меркатор и Ортелий вновь разделили землю дьявола на два острова: Меркатор в 1569 г. оставляет их у северного побережья Ньюфаундленда, а Ортелий возвращает на прежнее место — к Лабрадору. И хотя англичане и датчане, обследовавшие побережье Северной Америки, этих островов так и не обнаружили, они, по традиции, изображались на картах вплоть до середины XVII в.

РАССКАЗ О ТОМ, КАК ГУБЕРНАТОР ОСТРОВА САН-ХУАН ОБРЕЛ ВЕЧНУЮ МОЛОДОСТЬ

С героем нашего следующего повествования следует познакомиться поближе, коль скоро он удостоился сонета Жозе Марии де Эредиа[23] и целой поэмы великого Генриха Гейне.

Итак, знакомьтесь: Хуан Понсе де Леон. Хронист Овьедо охарактеризовал его как «мужа возвышенного строя мыслей, мудрого и опытного в ратном деле», «уважаемого и благородного идальго». Бартоломе де Лас Касас[24], напротив, заклеймил Понсе де Леона, назвав одним из самых жестоких конкистадоров.

Кто прав? Истина, очевидно, как всегда, лежит посередине. Гуманист Лас Касас явно сгустил краски. Понсе де Леон был ничуть не более жесток, чем прочие конкистадоры, и уж в любом случае куда менее жесток, чем многие из тех персонажей, о которых еще пойдет речь. В то же время и Овьедо, идеологический противник Лас Касаса, не считавший индейцев полноценными людьми, явно приукрасил нашего героя.

Понсе де Леон был истинным конкистадором — и этим многое сказано. Решительный, бесстрашный, упорный, властный, жестокий, алчный, он при этом вовсе не был лишен благородных понятий, одержимый возвышенной мечтой и верой в чудо.

Он родился в 1460 г. в провинции Вальядолид в обедневшей дворянской семье. На кого может надеяться сын обедневшего идальго из испанской провинции? Только на себя самого! Он верой и правдой служил управителю города Тораль, но по прошествии нескольких лет ясно понял, что на этом поприще и в таком захолустье ни славы, ни богатств не обретет; и когда прознал, что Христофор Колумб собирает людей для второй экспедиции в Индии, выбор сделал не задумываясь.

Вторую экспедицию в Индии подготовили спешно, всего за пять месяцев, но дело задумали с величайшим размахом: семнадцать кораблей, полторы тысячи колонистов, лошади, коровы, собаки, горы провианта, инструментов, семян, товаров… Хуана Понсе взяли простым пехотинцем. В том плавании 19 ноября 1493 г. был открыт новый большой остров, названный Адмиралом Сан-Хуан-Баутиста[25] в честь святого Иоанна Крестителя. Может, и не случайное то было совпадение, что остров и его будущий губернатор Хуан Понсе оказались тезками.

Пока же их путь лежал на Эспаньолу где год назад Колумб оставил в форту Навидад сорок первых поселенцев. Двадцать седьмого ноября вечером вошли в бухту порта; дали предупредительный залп из пушек — никакого ответа. Утром, еще в сумерках, сошли на берег. И что же увидели? — ни души, а на месте форта пепелище. Приняли решение о строительстве нового поселения, но место выбрали впопыхах и неудачно: до питьевой воды далеко, гавань мелка, воздух нездоровый. Уже через неделю после прибытия двести человек, в том числе и сам Адмирал, заболели малярией. Непредвиденные трудности подстерегали на каждом шагу, а тут еще смутьяны вздумали народ баламутить. Вскоре несколько сот разочарованных колонистов отправилось обратно в Испанию.

Нет, Хуан Понсе де Леон не убоялся трудностей и не помышлял о бесславном возвращении. Он терпеливо ждал своего часа. Он верил, что Новый Свет дарует ему чудо и удачу. Ждать же пришлось долго, мучительно долго… Пятнадцать лет он провел на Эспаньоле. Унылые годы, заполненные войнами с индейцами, болезнями, опасностями, голодными месяцами, необоримой тоской.

Когда в провинции Хигуэй разразилось восстание индейцев, Хуан Понсе отправился усмирять дикарей и показал, на что способен. Три месяца длился военный поход: испанцы спалили дотла все селения, схватили мятежных касиков[26], а дикарей перебили без счету. В награду за воинскую доблесть Хуан Понсе был назначен управляющим поселения Сальвалеон. Было это в 1503 г. Через пять лет, хорошо зарекомендовав себя и на этом скромном посту, Понсе де Леон решился подать прошение тогдашнему губернатору Эспаньолы о колонизации острова Сан-Хуан. И губернатор прошение утвердил. Действовали оба на свой страх и риск, поскольку у острова уже были хозяева. Правда, хозяева лишь на бумаге: Еще в 1498 г. спутник Колумба Виеснте Явьес Пинсон получил от короля Фердинавда патент на колонизацию острова. По условиям договора Пинсон должен был в течение года основать там поселение; но мореплавателю все было недосуг начать оседлый образ жизни, и в конце концов в 1506 г он продал свои права одному состоятельному жителю города Бургос Тот тоже пока не торопился вступать во владение островом.

Хуан Понсе знал: куй железо, пока горячо, и немедленно отправился к острову во главе двадцати самых верных своих соратников. Местные индейцы приняли его весьма доброжелательно и указали путь на север, к огромному заливу. Столь хороша и удобна была та гавань — просторная, глубокая, закрытая от ветров, — что нарекли ее Пуэрто-Рико, Богатым Портом. И здесь же губернатор порешил основать первое христианское поселение на острове, названное Капарро.

Хуан Понсе ищейкой рыскал по острову. Главное сейчас — золото. Найти как можно больше золота, отправить его губернатору Эспаньолы и королю и золотой этой цепью приковать их к себе. А себя — к губернаторскому посту. Нашел, набрал; наменял, награбил. И привез губернатору много золота, а тот приказал выковать из него массивную цепь и отослал ее в Испанию королю Фердинанду. И потому, когда нахальные наследники бургосского толстосума пришли ко двору со своими грамотками требовать остров Сан-Хуан, его высочество распорядился гнать их в три шеи, справедливо указав на то, что те грамотки, бог знает когда выданные, уж давно просрочены.

А тем временем Понсе де Леон завел дружбу с главным касиком острова по имени Гуайбана; предложил ему помощь и защиту от кровожадных карибов, задарил всякими безделушками и у себя в гостях принимал как равного. И до того дикарский губернатор Боринкена (так аборигены называли остров) возлюбил испанского губернатора Сан-Хуана, что предложил ему стать «гуаитиао», то есть кровными братьями, для чего надобно было, по индейскому обычаю, обменяться именами. Тогда-то и поведал Гуайбана, нареченный Хуаном Понсе, Хуану Понсе, нареченому Гуайбаной, о чудном острове Бимини. Передадим его рассказ словами Гейне:

Чуден остров Бимини,Там весна сияет вечно,И в лазури золотыеПташки свищут: ти-ри-ли.

  Там цветы ковром узорным  Устилают пышно землю,  Аромат туманит разум,  Краски блещут и горят.

Там шумят, колеблясь в небе,Опахала пальм огромныхИ прохладу льют на землю,И цветы их тень целует.

  На чудесном Бимини  Ключ играет светлоструйный,  Из волшебного истока  Воды молодости льются.

На цветок сухой и блеклыйВлагой молодости брызни —И мгновенно расцветет он,Заблистает красотой.

  На росток сухой и мертвый  Влагой молодости брызни —  И мгновенно опушится  Он зелеными листами.

Старец, выпив чудной влаги,Станет юным, сбросит годы, —Так, разбив кокон постылый,Вылетает мотылек.

  Выпьет влаги седовласый —  Обернется чернокудрым  И стыдится в, отчий край  Уезжать молокососом.

Выпьет влаги старушонка —Обращается в девицуИ стыдится в отчий крайВозвращаться желторотой.

  Так пришлец и остается  На земле весны и счастья,  И не хочет он покинуть  Остров молодости вечной.

Дрогнула в волнении твердая рука губернатора, и взор его мечтательно затуманился. Хуан Понсе уже ощущал груз лет своих, а по ночам ныли старые раны. Один миг, целебное омовение — и он сбросит с плеч затертую мантию прожитых лет и вновь станет юношей. Вот оно — то чудо, какого столько лет ждал он от Нового Света!

Нет, не надо воспринимать Хуана Понсе де Леона человеком легковерным и детски-наивным. Он был человеком своего времени и верил в чудо. И Новый Свет он воспринимал в духе своего времени — как землю обретенного чудо. Где, как не здесь, отыщется то, о чем рассказывали древние и многомудрые книги! Еще Геродот сообщал, что эфиопы жили в среднем до ста двадцати лет, и когда посланцы персидского царя подивившись их долголетию, те привели их к благоуханному источнику, где постоянно совершали омовения, продлевая тем самым свою жизнь.