Кристоф Баумер - Следы в пустыне. Открытия в Центральной Азии Страница 4

Я хотел выяснить, что означали эти древние кресты в Южном Каракоруме, в то время принадлежавшем Тибету. Было ли это связано с шелковыми путями? Кто были эти несториане? И где все еще жили приверженцы этой веры? Занявшись поиском в библиотеках, я вскоре обнаружил, что книг по этому вопросу мало. Ни одна из них не предлагала целостного обзора; они устарели, были бедно иллюстрированы и, совершенно очевидно, в основном написаны людьми, которые в жизни не видели ни одного древнего памятника несторианской культуры. Я решился оправиться на поиски несториан, чтобы запечатлеть остатки их архитектуры на фотопленку и опубликовать исследование об этом таинственном сообществе. Моей целью было пробудить память об этой церкви, забытой на Западе. Итак, поиск начался[6].

Летом 1998 г. я несколько месяцев скитался по Ладакху и Занскару. Однажды утром задолго до рассвета мы отправились в путь из Леха в Тангце на поиск таинственных, высеченных в камне несторианских крестов. Нас было четверо: Сюрмед, водитель древнего армейского джипа; рядом с ним — наш кераланский повар Анил, который наколдовывал нам удивительно острые южноиндийские карри; моим гидом и переводчиком был шерпа Церинг Анчук, горделивый горец, несколько раз совершавший восхождение на 7616-метровую Нанда-Деви, а теперь специализировавшийся на фотографировании неуловимых горных леопардов.

Дорога бежала на юго-запад, повторяя очертания северного берега Инда, исток которого лежит к северу от священной горы Кайлаш (или Кайлас) в Западном Тибете, вокруг которой я совершил обход — хору — в декабре 1991 г. Мы миновали большие буддистские монастыри Ше и Тикце, возведенные на выступах скальных пород высотой от 30 до 50 м. В бледном лунном свете они напоминали призрачные замки. Возле Хемиса мы повернули от русла Инда на северо-восток в плодородную долину Шакти. В деревне Шакти мы посетили пещерный монастырь Тракток, который лепится к крутой скальной стене. Он принадлежит буддистской школе Ньингмапа, следующей путем индийского вероучителя, тантрического практика и мага Падмасамбхавы. На закате VIII столетия Падмасамбхава, названный тибетцами гуру рингпоче (драгоценный учитель), осуществил настоящий прорыв для буддизма в Тибете. Соперничая благодаря своим магическим силам с божествами Бон, добуддистской религии Тибета, он превратил их в богов-покровителей в рамках буддистской доктрины. В то же время школа Ньингмапа сохранила многое от наследия Бонпо. Тракток представлял для меня огромный интерес, тем более что Падмасамбхава, как говорят, медитировал в его самой сокровенной пещере.

Эта внутренняя пещера, совершенно закопченная сажей, разделена на две части. В передней, куда открыт доступ верующим, стоит расписанный красной краской и золотом алтарный шкаф, в нишах которого установлены маленькие бронзовые статуэтки гуру рингпоче. Потолок оклеен монетами и банкнотами, которые прилепляют паломники в качестве подношений. Задняя часть пещеры, где монахи проводят тантрические молебны и ритуалы по особым случаям, находится за алтарным шкафом. Вход туда строго воспрещен для посторонних, но Анчук схитрил, сказав настоятелю: «Этот иностранец — ученик покойного Дренпа Намкха, одного из величайших учителей Бон. Гуру рингпоче явился ему во сне и повелел провести медитацию в этой пещере». Эта речь возымела должный эффект, и дюжие монахи отодвинули шкаф в сторону, а один из них осветил пещеру пылающим факелом. На полулежали толстые шерстяные коврики, на которых сидят монахи во время своих ритуалов. Если не считать их, пещера, пустая и холодная, напоминала древний скальный склеп, вход в который перегораживал массивный валун.

С каменного потолка капала вода, которую монахи собирали и продавали верующим как лекарственный «нектар». Настоятель пожаловался, что с недавних пор пещера стала пересыхать, так что «нектара» больше не стало: «Это дурное предзнаменование, кара за нынешнее всеобщее падение нравов».

Неделей позже я сам заметил признаки такого падения нравов в Трактоке, когда на обратном пути из Тангце задержался там, чтобы посмотреть двухдневные буддистские пляски в масках. Так отмечают победу Падмасамбхавы над Бон. Это религиозный праздник, который должен проводиться в конце девятого месяца по тибетскому календарю, примерно в начале ноября, но теперь его спонсирует ассоциация таксистов их Леха, и он устраивается дополнительно в начале августа ради привлечения туристов. Более 80 процентов из 200 зрителей составляли туристы. В воздухе, загустевшем от гашишного дыма и алкогольных паров (народ активно выпивал и курил), раздавались хриплые возгласы. Большая группа молодых израильтян, только что закончивших армейскую службу, особенно бросалась в глаза. По всей видимости, они решили вознаградить себя за вынужденные тяготы военной дисциплины. Похоже, монастырь продал свою душу…

После Шакти начался долгий подъем к перевалу Чанг-Ла высотой 5288 м — третьему по высоте перевалу в мире, который можно преодолеть на автомобиле. Сюрмед выжимал из старого астматика-джипа все, что мог, так как хотел добраться до верхней точки перевала прежде, чем талая вода после полудня затопит мощенную гравием дорогу. На дороге постоянно проводятся строительные работы, поскольку ее приходится чинить каждый год после таяния снегов. Дорожные рабочие живут в жалких низеньких (не выше метра) палатках целыми неделями, в постоянной сырости. Некоторые из них заболевают туберкулезом, и многие в старости страдают от артрита.

На вершине перевала я встретил человека, с которым не виделся до того 25 лет. Анчук уже полчаса бесплодно уговаривал индийских постовых разрешить нам проехать. Из-за близости к Китаю Тангце находится внутри закрытой военной зоны, куда иностранцы допускаются только при наличии специального письменного разрешения (которого у нас не было). Резкий ледяной ветер звонко хлопал многочисленными буддистскими молитвенными флажками, натянутыми поперек дороги. Я стоял, прислушиваясь к переговорам, когда рядом с нами затормозила «тойота-лендкрузер» и из нее вышел высокий, холеный, седобородый пожилой джентльмен. Мне припомнился маленький кабинет, занимаемый мужчиной около 50 лет, утонувший в книгах и рукописях. Некоторые из этих книг, посвященные тибетскому и монгольскому буддизму, есть в моей библиотеке. Я припомнил также, что он дважды был членом парламента. Уверенный, что не ошибаюсь, я шагнул к нему:

— Вы профессор Локеш Чандра?

Помедлив при виде небритого незнакомца, он отвечал:

— Да, это я. Мы знакомы?

— Я был у вас в гостях в Дели вместе с моей матерью Одеттой 25 лет назад. Вы тогда обсуждали буддистские тексты. Помню, я заметил в приемной вашего кабинета гамак. Когда мы уходили, вы подарили нам копию опубликованного вами тибетского свитка.

Глаза Локеша Чандры сверкнули. Он помнил мою мать, с которой много лет вел переписку. А я заметил, что сильно вырос во мнении солдат — иностранец, узнавший знаменитого парламентария. Вскоре мы продолжали путь с поспешно выданным специальным разрешением, даровавшим мне трехдневное пребывание в Тангце.

Всего в нескольких милях от перевала стремительный горный поток, прогрызший себе путь сквозь дорогу, неожиданно заставил нас прекратить спуск. Пришлось разбить лагерь на месте — на высоте около 4860 м. Совсем рядом с полотном дороги на почтительном расстоянии друг от друга стояли семь войлочных шатров из шерсти черного яка, охраняемых мастиффами. Четыре женщины доили шестьдесят кашмирских коз, попарно привязанных друг к другу за рога и выстроенных в два длинных ряда, по тридцать животных в каждом. Из шерсти этих коз, которых не стригут, а вычесывают, выделывается знаменитая пашмина. Еще две женщины занимались изготовлением сыра из молока яка, который выдерживается несколько месяцев и становится твердым как камень. После того как Анчук приветствовал их, они отозвали собак, посадили их на цепь и пригласили нас в большой шатер, рядом с которым на каменной стене была установлена солнечная батарея.

Внутреннее пространство шатра было обставлено типичным для кочевников образом. В центре располагался очаге плитой, которую топили пометом яков. Справа от входа была мужская половина, на которой старик, державший на коленях внука, с помощью ручного веретена сучил шерстяную пряжу. Слева была женская половина, а напротив входа, между двумя большими деревянными сундуками, стоял выкрашенный в красный цвет алтарь. На нем помещались две маленькие бронзовые статуэтки Падмасамбхавы и исторического Будды Шакьямуни, несколько пожелтевших фото четырнадцатого далай-ламы и пара-тройка масляных светильников. Нас немедленно обнесли цампой из обжаренного ячменя и гургуром, знаменитым чаем с солью и маслом. Можно ли к нему пристраститься — вопрос личного отношения. Если вы ожидаете получить чай, то вкус оказывается ужасным, особенно если масло прогоркло да еще и хранилось в козьей шкуре мехом внутрь. С другой стороны, если вы хотите бульона, то будете благодарны за согревающий напиток.