Алексей Кибальник - Преступления против мира и безопасности человечества Страница 14

Во-первых, данное определение «пересекается» с определениями все тех же геноцида и апартеида, а также военных преступлений (если перечисленные деяния совершаются во время вооруженных конфликтов). Во-вторых, практически все эти деяния являются «традиционными» для национального уголовного права, и их дублирование (по крайней мере, так, как эти деяния сформулированы в Проекте Международного кодекса) может привести к нежелательным затруднениям в правоприменении.

Последний аргумент на XLV сессии Комиссии международного права был адресован также и сторонникам криминализации в качестве преступления против мира и безопасности человечества незаконного оборота наркотических средств (ст. 25 Проекта Международного кодекса), а именно незаконного оборота наркотических средств в крупных масштабах, будь то «в пределах одного государства или в трансграничном контексте».

Таким образом, проблема криминализации перечисленных деяний в международном праве в качестве преступлений против мира и безопасности человечества сводится к трудностям при формулировании соответствующих составов и, для ряда деяний, – к невозможности правильной юридической квалификации содеянного по причине их неразграниченности.

Последний довод представляется наиболее серьезным, так как в международном уголовном праве (ст. 20 Римского Статута) и национальных уголовно-правовых системах, включая российскую, фундаментальным является принцип ne bis in idem – никто не может дважды подлежать уголовной ответственности за одно деяние. «Пересеченность» перечисленных составов преступлений, предложенных к криминализации, нарушит этот принцип – ведь одно деяние сможет повлечь несколько юридических последствий в виде квалификации по двум и более нормам о преступлениях против мира и безопасности человечества.

Полагаем, что возможность криминализации этих деяний в качестве преступлений против мира и безопасности человечества возможна только при устранении обозначенных проблем.

Заметим, что в ходе XLV сессии Комиссии международного права были высказаны возражения против включения в число преступлений против мира и безопасности человечества наемничества, «преднамеренного и серьезного ущерба окружающей среде», международного терроризма.

Однако для первых двух деяний в международном праве имеются вполне определенные дефиниции (Конвенция о наемничестве, Конвенция о воздействии на окружающую среду, I и II Дополнительные Протоколы) – и криминализация наемничества и экоцида в УК РФ как бы предваряет принятие Международного Уголовного кодекса. В этом отношении отечественное уголовное законодательство находится в «выигрышном» положении по сравнению с действующим международным правом. О необходимости криминализации в УК РФ апартеида говорилось выше.

Сложнее обстоит дело с международным терроризмом. То, что акты международного терроризма стали в настоящее время глобальной угрозой, ни у кого не вызывает сомнений. Достаточно вспомнить события 1995–2003 гг. во многих городах России (Москве, Буденновске, Первомайском, Кизляре, Волгодонске, Буйнакске, Владикавказе), 11 сентября 2001 г. в Нью-Йорке и Вашингтоне (которые многие СМИ назвали «концом света в прямом эфире»), непрекращающуюся по сей день террористическую активность в Чечне, на Ближнем Востоке и во многих других регионах мира. Задача борьбы с террором (в терминологии западных политиков, «войны с террором» – «war on terror») стала политическим и юридическим основанием для проведения военной кампании США и союзников в Афганистане (2002 г.), в которую включилась и Россия, а также второй военной операции России в Чечне (начиная с 1999 г.).

О международном терроризме и террористах написано великое множество трудов. Мы не собираемся их дублировать – попробуем ответить на вопрос не о социально-политической необходимости (полагаем, что таковая необходимость существует), а о юридических трудностях оценки международного терроризма как преступления против мира и безопасности человечества.

В ст. 24 Проекта Международного кодекса международный терроризм определен как совершение, организация, содействие осуществлению, финансирование или поощрение актов против другого государства или попустительство совершению таких актов, которые «направлены против лиц или собственности и которые по своему характеру имеют целью вызывать страх у государственных деятелей, групп лиц или населения в целом». Субъектами этого преступления здесь же названы «агенты и представители государства».

Сразу отметим неудачность такого закрепления субъектного круга международного терроризма: многие акты терроризма совершаются вовсе не от лица какого-либо государства. Взять, к примеру, все ту же Чечню, не являющуюся государством – субъектом международного права: получается, что чеченские и наемные иностранные террористы, взрывавшие жилые дома и захватывавшие больницы и театры, убивавшие сотни ни в чем не повинных людей, субъектами «международного терроризма» не могут быть признаны. И это несмотря на то, что международный характер террористической активности в Чечне не ставится под сомнение никем, даже самыми последовательными критиками военной операции России в этом субъекте Федерации. Можно еще долго перечислять примеры, когда чудовищные по последствиям акты терроризма были осуществлены вовсе не «агентами или представителями государства» (из последних можно вспомнить взрывы на Бали, совершенные исламскими радикалами против «белых туристов»).

Поэтому полагаем, что субъектом международного терроризма как преступления против мира и безопасности человечества должен быть признан любой человек. Тем более, что действующее международное право признает субъектами преступлений против мира и безопасности человечества всех: «людей с улицы, членов правительств, официальных лиц и управленцев партий, промышленников и бизнесменов, судей и обвинителей, докторов, палачей и обслугу концентрационных лагерей».[71]

О необходимости признания актов терроризма преступлением, «направленным против государства, заключающимся в создании обстановки ужаса в умах отдельных личностей, групп населения и общества в целом», говорилось еще в принятой Лигой Наций Конвенции о предупреждении и наказании терроризма от 16 ноября 1937 г. По известным причинам этого не произошло.

На Дипломатической конференции 1998 г. в Риме, принявшей Статут Международного Уголовного Суда, также остро дебатировался вопрос об определении международного терроризма как преступления против мира и безопасности человечества.[72] Особенно резкой критике подверглась формулировка, согласно которой уголовно-правовой запрет ограничивается «государственным» терроризмом, тогда как международный терроризм им не исчерпывается. Представители Алжира, Индии, Турции и Шри-Ланки настаивали на признании международного терроризма именно преступлением против безопасности человечества (человечности). Но согласия в определении международного терроризма достичь не удалось.

Как известно, начиная с 70-х гг. XX в. был принят ряд конвенций о преступлениях «террористической направленности», объявивших таковыми захват заложников, угон самолетов, пиратство, акты «бомбового» терроризма и пр. Многие из положений этих конвенций были отражены в национальном уголовном законодательстве, в том числе российском (ст. 205, 206, 211, 227 УК РФ).

На европейском уровне была принята общая Конвенция по борьбе с терроризмом от 27 января 1977 г.,[73] участницей которой в настоящее время является Российская Федерация. В ст. 2 названной Европейской Конвенции актами международного терроризма названы: а) правонарушения, относящиеся к применению Гаагской Конвенции по борьбе с преступным захватом летательных аппаратов от 16 декабря 1970 г.; б) правонарушения, относящиеся к применению Монреальской Конвенции по борьбе с преступными актами, направленными против безопасности гражданской авиации от 23 сентября 1971 г.; в) тяжелые правонарушения, заключающиеся в покушении на жизнь, телесную целостность или свободу людей, имеющих право международной защиты, включая дипломатических представителей; г) правонарушения, содержащие захват заложников или незаконное лишение свободы; д) правонарушения, содержащие использование бомб, гранат, ракет, автоматического огнестрельного оружия, бандеролей или посылок с опасными вложениями, соразмерно с тем, насколько подобное использование представляет опасность для людей.

Полагаем, что выработка понятия «международный терроризм» потребует своеобразного синтеза определений террористических преступлений, имеющихся в международном уголовном праве. В этом случае будет открыт путь криминализации международного терроризма как преступления против мира и безопасности человечества.