Александр Кирпичников - Российская коррупция Страница 19

С годами красный колпак стал тяготить номенклатуру. Поездки на Запад позволили взглянуть на жизнь богатых людей и вызвали зависть. Рассматривая государство как свою общую собственность, номенклатура возжаждала собственности частной, она мечтала обеспечить будущее своих детей и стала накапливать ценности. Фурцева любила бриллианты, их коллекционировала и дочь Брежнева Галина, а сам папа «собирал» автомашины иностранных марок. Министр внешней торговли Николай Патоличев получал от представителей иностранных фирм ценные подарки – изделия из золота и платины, редкие золотые монеты. ЦК велел прокуратуре замять дело против министра, в жертву кампании по борьбе со взяточничеством было решено принести его заместителя Сушкова.

Крупнейшим вором и взяточником «эпохи застоя» был протеже генсека, работавший с Брежневым в начале 50-х годов в Молдавии, министр внутренних дел Николай Щелоков. Подчиненные ему министры и начальники крупных управлений из союзных республик Средней Азии и Закавказья привозили для Щелокова деньги. В Москве их принимал приближенный министра, начальник хозяйственного управления МВД генерал Калинин. Он был строг и требовал, чтобы приносили только новенькие сторублевые купюры… Щелоков увлекался картинами и антиквариатом. В его распоряжении находился весь конфискат по уголовным делам. Наиболее ценное свозилось на специальную базу, где его осматривали «кремлевские дети» – Игорь Щелоков, Галина Брежнева и Галина Подгорная и скупали за бесценок. Сам министр просто забирал, что ему нравилось. У одного из осужденных за валютные операции была изъята коллекция произведений искусства – семьдесят три предмета, пятьдесят три из них присвоил Щелоков. За счет Министерства внутренних дел он приказал закупить для себя и своих близких шестьдесят две импортные хрустальные люстры(!). МВД приобрело за рубежом девять иномарок. Один «Мерседес» тут же стал личной машиной Щелокова, другой – его сына Игоря, третий – дочери, четвертый – невестки. Жене министра больше понравилась машина марки «BMW». Раз понравилась – тут же оформили на ее имя, благо ГАИ своя….

В день 70-летия министра его первый заместитель Юрий Чурбанов преподнес юбиляру золотые часы фирмы «Налпако» с золотой цепью «от работников аппарата». Однако аппарат не тратил личных средств, чтобы угодить любимому руководителю: ведь Гохран – в ведении МВД и можно взять ценную вещь оттуда. Ну а чтобы в казне все было шито-крыто, часы списали на подарок президенту Чехословакии Густаву Гусаку.

Один из следователей по особо важным делам МВД СССР вел дело, связанное с продажей икон за рубеж. КГБ, располагая сведениями о личной заинтересованности следователя, получил санкцию прокурора на обыск его служебного кабинета и квартиры. Удалось обнаружить украденные ценные иконы. Оказалось, что часть их предназначалась Щелокову. Сам Щелоков даже не отреагировал на обыск в здании министерства. О происшедшем председатель КГБ Юрий Андропов доложил Брежневу, на том все и кончилось.

Номенклатура пользовалась бесплатными государственными дачами, но своим детям она строила частные, используя свои должностные возможности, или присваивала государственные. Екатерина Фурцева силами стройорганизации Министерства культуры и за его счет построила дачу дочери. Таким же образом поступил и министр рыбной промышленности Ишков. История получила нежелательную огласку. Министрам пришлось подать в отставку и формально внести плату за стройматериалы. Фурцева приняла яд. Застрелился, чтобы избежать суда, снятый с должности министра после смерти Брежнева Щелоков. Но роскошная двухэтажная дача, построенная за счет министерства, осталась Игорю Щелокову. Владельцами дач в закрытой номенклатурной зоне Москвы оказались и сын, и дочь, и брат Брежнева.

Началось накопление, впоследствии названное Егором Гайдаром предпервоначальным. Хозяйственные руководители, торговые работники, генералы армии и госбезопасности, теневики и некоторые деятели искусства и культуры стали владельцами крупных по тем временам капиталов, дач и автомашин (тогда еще в большинстве своем советских марок). Состояние председателя Союза писателей СССР Георгия Маркова (по свидетельству А.С.Черняева – помощника Горбачева) оценивалось в середине 80-х годов в сумме, превышающей 14 миллионов рублей. Оно в десять тысяч раз превышало максимальную годовую пенсию.

Когда же была официально разрешена приватизация, то в первых рядах захвативших за бесценок государственные дачи и все находившееся там казенное имущество, включая картины, были они, высшие партаппаратчики, маршалы и генералы – Ахромеев, Соколов, Стерлигов и… – несть им числа. Они не боялись комиссий по борьбе с привилегиями, не боялись огласки. Стыд – не дым, глаза не ест. К тому же разговоры стихнут, забудутся, а собственность останется и перейдет по наследству к обуржуазившимся детям и внукам.

Осведомленный свидетель Филипп Бобков пишет, что коррупция, фальшь, неприкрытый подхалимаж гуляли по этажам власти. Там шло соревнование, кто сумеет лучше угодить высшему руководству. В Грузии вручили Брежневу дорогой подарок (по рассказам, это был золотой самовар), и тут руководитель другой республики преподнес генсеку еще более ценный. Одним из дарителей был тогдашний первый секретарь республиканского ЦК Эдуард Шеварнадзе. По личным соображениям Бобков не назвал второго дарителя – им был Гейдар Алиев, первый секретарь Азербайджанского ЦК, ставший, как и его грузинский коллега, сначала членом Политбюро ЦК КПСС, а затем президентом независимой республики.

Первый секретарь ЦК партии Узбекистана Рашид Рашидов, принимавший члена Политбюро Кириленко, преподнес московскому гостю подарки «по чину» поскромнее – шубы для жены и дочери из каракуля специальной выделки. Чего только ни придумывали усердные чиновники, дабы ублажить высокое начальство, жаждавшее, чтобы его ублажали. По всей стране строились сауны, рыболовные и охотничьи домики, лесные и приморские особняки – так называемые госдачи, – дворцы в Пицунде и Форосе. На «царскую охоту» в надежно охраняемых заповедниках допускался узкий круг избранных.

Эти избранные затем поднимались на трибуны и объясняли, как твердо и уверено они ведут страну «по ленинскому пути». Член ЦК КПСС Бобков убежден, что «виной всему – наросты коррупции и карьеризма, которые десятилетиями наслаивались на государственный корабль». Лишь Андропова и Косыгина как искренних коммунистов выделяет из всего брежневского руководства страны близкий к нему чекист. По его мнению, убрать наросты коррупции, очистить от них социалистическую идею мечтал Андропов. Но могли ли осуществиться эти наивные мечты?

Форсированным вывозом энергоресурсов, металла и леса обеспечивались приток валюты, наращивание мощи военно-промышленного комплекса и стабильность в стране. К моменту смерти Брежнева источники самосохранения системы перестали работать, страна оказалась в состоянии экономической стагнации. Афганская авантюра показала неспособность военной машины решать даже военно-полицейские задачи, она ускорила конфликт между интеллектуальным, культурным потенциалом общества, жаждущего элементарной свободы, и коммунистическим режимом. Попытки Андропова укрепить дисциплину производства и решить проблему коррупции полицейскими методами, такими как облавы в банях и кинотеатрах в рабочее время для выявления прогульщиков, были непродуктивны и не могли оказать никакого влияния на укрепление скатывавшейся в пропасть экономики.

Попыткой спасти режим путем его либерализации была горбачевская перестройка. Неограниченная власть партийного руководства давала определенные преимущества для преобразований: возможность быстрого принятия ни с кем не согласуемых решений (или согласуемых чисто формально – всеобщее одобрение чего угодно всегда обеспечено), их непререкаемость, подчинение всего государственного аппарата поставленной задаче, подталкивание законодательного и исполнительного процессов в нужном направлении, неограниченные возможности кадрового обновления, колоссальный идеологический аппарат, готовый обосновать и оправдать любую политику верхов; наконец, поддержка проснувшегося общественного мнения.

Общество стремилось к переменам. Но, воспитанное в рамках коммунистической идеологии, оно ждало этих перемен только от партии. С восторгом были восприняты сам Горбачев и его туманные рассуждения «о новом мышлении», перестройке. Интеллигенция готова была всемерно помогать этой перестройке, ограничивая себя рамками партийной дисциплины. Но КПСС оказалась не в силах использовать эти преимущества и реально возглавить движение за перемены.

Тот же Бобков признает, что как только какие-то благие начинания доходили до среднего звена аппарата ЦК КПСС, оно топило самое лучшее решение, выхолащивало самый замечательный план. И дело было не только в среднем звене партийного аппарата – все его звенья, начиная с самого высшего, плелись за движением реформ без руля и ветрил.