Александр Кистяковский - Исследование о смертной казни Страница 22

Что народы первобытные не различают преступлений намеренных от неосторожных и случайных и не имеют никакого понятия о вменении, а народы, достигшие даже некоторой степени цивилизации, все это представляют себе в смутном виде, — доказательством этому служат бывшие в употреблении у всех народов следствия, суды и смертные казни над животными. Следы этой юстиции сохранились у всех народов, которые славятся своею цивилизациею: у персов, евреев, у греков, а также у новейших народов: у германцев, у итальянцев и у французов. Средневековые до нас дошедшие процессы над животными вполне убеждают, что народы совершали над ними такой же суд, как и над людьми, уравнивая последних с первыми и казня тех и других за вредные, а не нравственные преступные действия.

III. Столь же сильным доказательством того, что первобытные народы при употреблении смертной казни не различают случайных и ненамеренных преступлений от злоумышленных, служит господствовавший у всех народов в период мести обычай убивать в отмщение не только обидчика, но и невинных членов его семьи и его рода. Право мести по своему происхождению совершенно тождественно с правом войны: поэтому месть и война в первобытные времена подчинялись одинаковым обычаям. Воевавшие убивали не только воинов враждебного лагеря, принимавших непосредственное участие в войне, но и граждан враждебного народа, которые не принимали прямого участия в войне; при этом не было пощады ни полу, ни возрасту. Подобным же образом поступали и мстители, которые направляли свои смертоносные удары на всю семью обидчика. С этим обычаем также тесно связан другой: обязанность родичей платить за своего члена часть выкупа для избавления от мести и право их на получение части выкупа со стороны того, который убил, ранил и вообще обидел их родича. Обычай убивать в отмщение невинных родичей был так силен, что он долго сохранялся, хотя в обломках, уже во время полного образования общегосударственной власти, и у некоторых народов встречается в очень позднее время, когда, по-видимому, вполне образовалось понятие вменения. Поэтому до нас дошли два рода законов, по которым невинная семья или родичи обидчика или преступника подлежали смертной казни: одни законы периода исключительного господства мести, когда казнили смертною казнью в виде убийства в отмщение невинных родственников за всякие преступления, совершенные одним из членов рода; другие законы периода ограничения частной мести и полного ее уничтожения, когда государственная власть, доставив защиту невинным членам семьи относительно всех частных преступлений, долго сама держалась обычая наказывать их за преступления государственные и религиозные. В Древней Персии дети были предаваемы смертной казни не только за то, что участвовали в преступлении отца, но единственно за то, что они были его детьми. Так, Дарий Гистасп велел казнить Интаферна с его детьми за то, что он сделал насилие страже, охранявшей вход во внутренние царские покои. В указе Ассюэра, благоприятном для евреев, говорится, что царь повелевает казнить Амана со всеми его родственниками. Когда открыт был заговор сыновей Артаксеркса Мемнона, то были казнены не только виновные, но их дети и жены, для того чтобы не осталось никакого следа от столь великого покушения. Камбиз, завладевший Египтом, велел за смерть своих герольдов казнить сыновей царских и две тысячи их сверстников. Вообще персы казнили всю семью преступника не только за чисто государственные преступления, но и за другие, как то: за оставление солдатами своих знамен и даже за неблагодарность. В законах еврейских есть такие постановления, которые ясно признают справедливым наказание невинных детей за преступления родителей;[18] но есть, напротив, другие, которые отвергают подобную наказуемость.[19] Корей, Дафан и Авирон были наказаны смертью вместе с женами и детьми. Такую двойственность еврейского законодательства легко объяснить тем, что общегосударственная власть уничтожила существовавшую в период мести наказуемость невинной семьи за общие преступления, удержав ее за преступления против государства и религии. Арабы-бедуины до сих пор за убийство мстят целой семье убийцы; при этом они убивают начальника семьи или кого-нибудь другого, дорогого для семьи, хотя бы он был совершенно невинен. Того же обычая держатся курды и черкесы. У японцев за два века пред сим обычай налагал обязанность на нисходящего мстить за обиду восходящего на потомках оскорбителя. А за государственные преступления там до сих пор каждый отвечает за своего соседа: семьи и целые деревни осуждаются на смертную казнь за преступления одного. Если губернатор провинции изобличится во взятках, то дается повеление ему, его детям и братьям, дядям и двоюродным братьям распороть себе живот, что они должны исполнить в один день и час. В Китае и в наше время смертною казнью карают единственно только за родство с государственным преступником. Чем ближе родство, тем тяжелее и наказание; чем дальше первое, тем слабее второе. В этом отношении установлены особые степени родства. К первой степени причислены: отец, дед, сыновья, внуки, дяди по отцу и их сыновья. Все эти лица, от шестнадцати и выше лет, как бы они ни были невинны, в каком бы отдалении они ни жили от своего родственника во время совершения им преступления, какими бы физическими — природными или нажитыми — недостатками ни страдали, подлежат смертной казни посредством отсечения головы. Ко второй степени причислены все остальные родственники шестнадцати и выше лет, в каком бы далеком по крови и браку родстве они ни находились; их казнят смертью только тогда, когда они жили под одною крышею с преступником в минуту совершения преступления; в противном же случае, их отдают в рабство высшим сановникам государства, а равно — и родственников обеих степеней, не достигших шестнадцати лет.

Западные народы, как древние, так и новые, держались тех же обычаев. Греки вместе с государственным преступником предавали смерти и его детей, а иногда пятого из ближайших родственников. В Спарте за государственные преступления казнили не одного преступника, но его жену, иногда даже друзей. Та же участь постигала семью государственного преступника и у тех греков, которые составили Македонское царство. Когда Филотас, сын Пармениона, подвергся преследованию как заговорщик, многие люди высших чинов и главные офицеры армии, родственники обвиняемого, боясь применения этого закона, сами себя лишили жизни или поспешно убежали в горы и пустынные места. Так как страх распространился в целом войске, то Александр Македонский велел объявить, что прощает родственников лиц виновных.[20] Уцелели законы, свидетельствующие о том, что римляне также наказывали детей за преступление родителей. Нарушители священных законов были приносимы в жертву богам вместе с семьею и имуществом. В преступлениях политических целые семьи погибали за ошибки своих отцов. Римские юристы даже приискали оправдание такого обычая: предполагается, они говорили, что дети подобны своим родителям (Filii praesumuntur similes patri); или: можно опасаться, что в детях повторятся отцовские преступления. На основании того же предположения о подобном за преступления одного казнили всех тех, с которыми преступник жил; так, в период Императорства казнены были в одном случае за убийство господина, совершенное одним слугою, все 400 слуг, жившие с ним под одною крышею. Несмотря на то, что поздние римские юристы додумались до той истины, что преступление и наказание отца не может положить пятна на сына (Crimen vel paena nullam maculam filio infligere potest), старый обычай никогда не умирал; под конец существования Римской Империи был издан императорами Аркадием и Гонорием следующий закон: «Сыновья же его (т. е. государственного преступника), которым по императорской особо данной милости оставляется жизнь (ибо они должны погибнуть отцовскою казнью, от которых можно бояться повторения отцовского, т. е. наследственного преступления), отстраняются от материнского или дедовского и всех остальных родственников наследства; по завещанию посторонних не имеют права ничего получить; пусть постоянно живут в нужде и бедности; пусть отцовское бесчестье всюду их сопровождает, да не допускаются они совершенно ни к каким почестям, ни к каким таинствам; пусть, наконец, они находятся в таком состоянии, чтобы для них, гнусных постоянною нищетою, смерть была утешением, а жизнь — казнью». Итак, по смыслу этого закона, если не казнятся смертью невинные сыновья государственного преступника, то единственно только из милости, так сказать, по исключению.

Новые европейские народы не представляют в этом случае исключения: они также держались обычая убивать не только виновного, но и его семью. По закону саксонскому, в случае неплатежа денежного вознаграждения за убийство, мести подвергался не только убийца, но и его сыновья. По закону зеландскому мститель в подобном случае мог убить, кроме убийцы, трех его родственников с отцовской и трех с материнской стороны. Законы острова Готланда предписывают убийце до примирения с родственниками убитого спасаться бегством в сопровождении отца, сына, брата или, за неимением их, других ближайших родственников; здесь бегство родственников имеет то же значение, как и бегство убийцы, т. е. значение спасения от мести родственников убитого. В древней Англии семейство убитого из высшей породы, по законам Ательстана, могло продолжать вражду до тех пор, пока не будет в семействе убийцы убито столько личностей, сколько необходимо для того, чтобы их Wehrgeld'ы равнялись Wehrgeld'у убитого: так, когда Wehrgeld убийцы был в 200 шиллингов, а плата за голову убитого положена была в 1200 шиллингов, то семья последнего имела полное право убить 6 человек из семьи убийцы. По закону Этельреда Неблагоразумного, если в каком-нибудь городе будет нарушен мир, то жители города сами должны захватить убийцу, живого или мертвого, или его ближайших родственников, «голову за голову». По древним же английским законам даже колыбельные дети, которые еще не употребляли никакой пищи, считались как бы совиновниками своего отца, совершившего воровство; как эти дети, так и все домашние, знавшие о воровстве, поступали в рабство. Словом, убийство в виде мести невинных родственников было так же во всеобщем употреблении в период варварского состояния европейских народов, как взыскание с тех же родственников выкупа: одно неразлучно с другим; невинный род мог избавиться от мести посредством выкупа, но он же мог погибнуть, если не хотел или не мог заплатить его, или же не успел склонить обиженную семью на сделку.