Георгий Романовский - Правовая охрана материнства и репродуктивного здоровья. Монография Страница 3

Федеральный закон «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации» не содержит самого понятия материнства. Обратимся к иным правовым актам. Статья 48 Семейного кодекса РФ содержит общее правило: «Происхождение ребенка от матери (материнство) устанавливается на основании документов, подтверждающих рождение ребенка матерью в медицинском учреждении, а в случае рождения ребенка вне медицинского учреждения на основании медицинских документов, свидетельских показаний или на основании иных доказательств». Таким образом, материнство связано с происхождением ребенка от матери.

Примечательны определение Конституционного Суда РФ от 19 января 2010 г. № 151-О-О, предметом рассмотрения которого стали статья 4 Закона Рязанской области от 3 апреля 2006 г. № 41-ОЗ «О защите нравственности детей в Рязанской области», согласно которой публичные действия, направленные на пропаганду гомосексуализма (мужеложства и лесбиянства), не допускаются, и статья 3.10 Закона Рязанской области от 4 декабря 2008 г. № 182-ОЗ «Об административных правонарушениях», согласно которой публичные действия, направленные на пропаганду гомосексуализма (мужеложства и лесбиянства) среди несовершеннолетних, влекут административную ответственность в виде штрафа. Не вдаваясь в подробности, укажем лишь на изложенное в решении понимание: «…семья, материнство и детство в их традиционном, воспринятом от предков понимании представляют собой те ценности, которые обеспечивают непрерывную смену поколений, выступают условием сохранения и развития многонационального народа Российской Федерации, а потому нуждаются в особой защите со стороны государства».

Обратим внимание на еще одно определение Конституционного Суда РФ от 15 мая 2012 г. № 880-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы граждан Ч. П. и Ч. Ю. на нарушение их конституционных прав положениями пункта 4 статьи 51 Семейного кодекса Российской Федерации и пункта 5 статьи 16 Федерального закона “Об актах гражданского состояния”»8. Поводом для рассмотрения стала жалоба супругов об оспаривании конституционности положений российского законодательства, устанавливающих требование о необходимости представления согласия суррогатной матери на запись указанных супругов родителями ребенка. В основе был «конфликт интересов» с суррогатной матерью, которая записала ребенка «на себя» и своего бывшего супруга (с его согласия). По мнению заявителей, такой порядок противоречит статье 19 (принцип равенства перед законом и судом) и статье 38 (части 1 и 2) Конституции РФ.

В резолютивной части Конституционный Суд признал жалобу неприемлемой, фактически подтвердив конституционность существующего порядка записи родителей ребенка от суррогатной матери. В основу решения положены следующие доводы. В центре – необходимость обеспечения защиты ребенка ввиду его физической и умственной незрелости. Соответственно, семейное законодательство, конкретизируя положения Конституции РФ и актов международного права, исходит из необходимости укрепления семьи. Развивая данное положение, Конституционный Суд РФ процитировал основные начала семейного законодательства (статья 1 Семейного кодекса РФ), а также сослался на свое постановление от 15 декабря 2011 г. № 28-П9, в котором подчеркивалось: «Государственная поддержка семьи, материнства, отцовства, детства, направленная в том числе на повышение уровня рождаемости, предполагает наличие правовых механизмов, которые обеспечивали бы институту семьи эффективную защиту, адекватную целям социальной и экономической политики Российской Федерации на конкретно-историческом этапе, а также уровню экономического развития и финансовым возможностям государства».

Конституционный Суд РФ признал, что значимым средством обеспечения интересов семьи, материнства, отцовства, детства, как и конституционного права каждого на охрану здоровья и медицинскую помощь, являются в настоящее время вспомогательные репродуктивные технологии (в том числе суррогатное материнство). В то же время в определении подчеркивается, что законодатель, осуществляя правовое регулирование в сфере использования репродуктивных технологий, обладает широкой свободой усмотрения в выборе мер защиты здоровья граждан, семьи, материнства, отцовства и детства и определении условий и порядка их предоставления. Сделана ссылка и на необходимость обеспечения баланса между конституционно защищаемыми ценностями, публичными и частными интересами, соблюдения при этом принципов справедливости, равенства и соразмерности. Далее Конституционный Суд РФ фактически воспроизвел «правовую формулу» программы суррогатного материнства, сделав вывод: «Указанная модель правового регулирования, не будучи единственно возможной, не выходит за пределы правотворческих полномочий федерального законодателя».

К указанному определению представлены два особых мнения, что следует признать значимым фактом, поскольку их написание стало достаточно редким. В особом мнении судья С. Д. Князев обратил внимание, что законодатель остается безучастным к интересам лиц, чьи половые клетки использовались для оплодотворения женщины, вынашивающей плод (что влечет нарушение баланса конституционных ценностей и умаления прав и законных интересов не только генетических родителей, но и ребенка, рожденного в результате применения соответствующей ВРТ). С. Д. Князев берет за основу медико-биологическую точку зрения. Является неоспоримым тот факт, что генетически ребенок – потомок родителей-заказчиков, а не женщины, которая его родила (это не может перечеркнуть «природных» прав). Судья также указывает на целевое предназначение суррогатного материнства, которую перечеркивает выбранная законодателем модель правового регулирования – приоритет интересов суррогатной матери, а не лиц, нуждающихся в преодолении бесплодия. Кроме того, подчеркивается конституционный приоритет интересов семьи, а с учетом создания психологического комфорта для ребенка – приоритет полной семьи. В особом мнении отмечается: «Вследствие этого трудно, если последовательно руководствоваться упоминавшимися конституционными нормами, тем более понять, почему, разрешая прибегать к услугам суррогатных матерей лишь лицам, состоящим в браке, закон абсолютно безучастно относится к тому, что решение суррогатной матери относительно юридического определения родителей ребенка во всех случаях является окончательным, даже если его следствием будет воспитание ребенка в неполной семье». Напомним, что в рассматриваемом деле отцом ребенка был записан (с его согласия) бывший супруг суррогатной матери. С. Д. Князев напоминает и о необходимости защиты конституционных интересов генетических отцов. В итоге судья правильно отмечает наличие неопределенности в вопросе соответствия существующей модели регулирования суррогатного материнства Конституции РФ. Это влечет за собой востребованность в оценке конституционности института суррогатного материнства в целом, от чего Конституционный Суд уклонился, отказав заявителям в принятии их обращения к рассмотрению.

Особое мнение судьи Г. А. Гаджиева также строится на поиске баланса интересов, в центре которых должны быть интересы ребенка. г. А. Гаджиев согласен с выводом предыдущего автора особого мнения, что приоритет интересов суррогатной матери далеко не бесспорен. Отправной точкой выступает сомнение в том, что суррогатная мать является матерью в конституционном смысле, «т. е. в рамках статьи 38 Конституции Российской Федерации, которая предполагает защиту материнства». Судья как бы кладет на чашу весов существующий правовой принцип «mater est quam gestation demonstrate» («мать определяется беременностью) и определение происхождения человека путем установления тождества генов. Склонение к одному или другому означает толкование статьи 38 Конституции РФ, посвященной принципу охраны семьи, материнства и детства.

Как видно, Конституционный Суд РФ уклонился от оценки конституционности самой программы суррогатного материнства, поэтому и был взят за основу принцип свободы усмотрения государства в столь спорном вопросе. Указанное определение представляет общую конституционную оценку такого явления, как суррогатное материнство. Но в настоящий момент не ясно, как соотносятся между собой материнство в традиционном понимании (такое видение изложено в упомянутом выше определении от 19 января 2010 г. № 151-О-О) и суррогатное материнство с точки зрения заявленных конституционных ценностей.

Уклонение от понимания материнства также присутствует и в различных научных исследованиях, имеющих узкую направленность, приближенную к заявленной тематике. Так, О. В. Соколова10 представляет лишь общие выводы о значимости государственной защиты материнства и принятии специального федерального закона «Об основных гарантиях защиты материнства и детства в Российской Федерации». О. В. Кузнецова11 также не добавляет ясности в понятийном аппарате, выделяя лишь общие фразы о важности защиты материнства как на конституционном, так и на отраслевом уровне. Например: «Конституционно-правовые гарантии защиты семьи, материнства, отцовства и детства рассматриваются как правовые средства, обеспечивающие реализацию того или иного права человека и гражданина. Выделяются общие, материальные и юридические гарантии».