А. Тер-Акопов - Мировые религии о преступлении и наказании Страница 31

Во-вторых, в летописях и других источниках древности нет никаких свидетельств того, что в принятии данного нормативного акта участвовали представители духовенства.

В-третьих, в «Русской Правде» не было (и не должно было быть) норм о религиозных преступлениях в сегодняшнем их толковании, поскольку религиозные общественные отношения регулировались прежде всего церковным правом, а именно Кормчими книгами, заимствованными в полном объеме из Византии вместе с православием, поскольку восточные славяне на рубеже IX–X веков – еще язычники, поклонявшиеся нескольким «богам», олицетворявшим природные стихии. Маленькое исключение содержится в ст. 41, упоминающей о десятине (пошлине в кунах и гривнах, взыскиваемой в пользу церкви). В-четвертых, упоминание о кровной мести в первой же статье «РП» («Аже убиеть муж мужа, то мьстити брату брата, любо отцю, ли сыну, любо братучало, ли братню сынови; аще ли не будеть кто его мьстя, то положити за голову 80 гривен…» [142] ) говорит о преимущественном влиянии на содержание данного памятника норм обычного, а не «облагороженного» религиозного права. Эти соображения по логике говорят в пользу светского характера «Русской Правды». Вопреки данному выводу, давно ставшему расхожим мнением, один из авторитетов отечественной исторической науки, а именно В. О. Ключевский (1904), видел в ней (в «Русской Правде». – А. Б. ) церковный судебник, предназначенный для суда над церковными людьми по делам, не входившим в компетенцию церкви. Он основывался главным образом на таких наблюдениях, как отсутствие среди судебных доказательств поля – судебного поединка, осуждаемого церковью, и сохранение текста Правды в сборниках церковного права – Кормчих и Мериле праведном [143] . На наш взгляд, приведенные вначале доводы перевешивают силу данного, по существу одиозного взгляда В. О. Ключевского.

До и параллельно с «Русской Правдой» на землях восточных славян действовали и другие акты юридического характера, содержащие религиозные нормы, а сильнейшим мотивом для их принятия и применения выступила, как и полагается, христианизация населения. Этот важнейший для развития нашей страны процесс принято увязывать с актом массового крещения язычников вместе с князем Владимиром в водах Днепра в 988 году н. э.

Однако летописные источники свидетельствуют в пользу того, что на Руси христианство распространялось прежде этой даты; по крайней мере, первый официальный представитель константинопольского патриарха Фотия (занимал святейший престол в 858–867 гг.) прибыл в Киев как в свою епархию прежде крещения мирян. Конечно, не против желания князя, а под его покровительство, что было характерно и для духовной метрополии – Византии [144] . Эта форма патроната уже укоренившейся светской власти над своим будущим равноправным компаньоном по управлению, делающим лишь первые шаги по завоеванию авторитета пока у безбожного люда, существовала по необходимости несколько веков, а привела в итоге к симфонии – особому типу союзнических отношений между Церковью и государством, когда обе управленческие структуры взаимно поддерживают друг друга, когда на высшем уровне патриарх участвует в миропомазании Государя, а последний непременно участвует в соборах святых отцов.

В генезисе же формируемого управленческого союза светской и духовной властей покровительство первой имело следующие «родимые пятна»: 1) церковные по своей сути (предмету регулирования) акты издавались от имени князя; 2) они именовались «грамотами», т. е. своего рода подарками от «старшего» на данный исторический момент управленца «младшему» управленцу; 3) содержание этих подарков было двух типов – либо передача части собираемой в казну дани Церкви, либо отказ княжеского суда от разбирательств части уголовных дел в пользу церковной юрисдикции, нередко дары объединялись.

Показателен в этом отношении Устав князя Владимира Святославича о десятинах, судах и людях церковных , который представляет собой первую попытку масштабного применения на Руси православных канонов и начало кодификации русского церковного права, в основном посвященный разделу пошлин с населения между властями (светской и духовной).

Устав небольшой: в Оленинской редакции [145] , например, он представлен всего 11 статьями, и впервые содержит «инвокации» или торжественное обращение к Богу (ст. 1), а также обещание князя со ссылкой на греческий Номоканон [146] («возрех в греческии номоканун и обретох в нем» – ст. 4) передать Церкви как десятину (10 % от феодальной ренты), так и право судить население («дал есмь») по специально выделенным составам (ст. 9 – за «роспуст» или расторжение брака без ведома церкви, «смилное» или незаконную половую связь мужчины и женщины, «заставание» или доказанное нарушение супружеской верности, «пошибание» или изнасилование, умыкание или языческое похищение невесты для брака, «ведство» или колдовство, кровосмешение, оскорбление бранным словом или клеветой, скотоложство, аборт, посягательство на церковное имущество), а равно установил абсолютную юрисдикцию митрополита в отношении «его» людей, т. е. служителей Церкви (ст. 10 – игумены, попы, чернецы, дьяконы, пономари, прикладники, причетники и прочие служители культа).

Разумеется, Синодальная редакция Устава Владимира должна представлять наибольший интерес для людей, ищущих тенденции проникновения религии в российское (уголовное) законодательство. В этом варианте Устава определено 27 составов, из них 13 – религиозные. Так, к ним отнесены: 1) «ведъство» или «ведовство» – колдуны, знахари, ведьмы, т. е. это мнимое знакомство с невидимым миром; 2) «зелейничество или зелье» – изготовление лекарств и приворотных зелий; 3) «узлы» – один из видов чародейства, изготовление талисманов путем завязывания особым способом узлов; 4) «волхвование» – вызов мертвых, акты спиритизма и другие акты колдовства или лечения, которое было преимущественно церковной прерогативой; 5) «зубоежа» – по разным трактовкам и переводам может означать вампиризм, т. е. высасывание крови мертвецом у живых или живым у живых, скорее всего, что могло быть связано с магическим каннибализмом; кроме того, это запрет укусов во время драки; также звероядина – это запрет церкви употреблять в пищу зверя, задушенного собакой во время охоты.

Во «владимирском» Уставе византийские каноны проглядывают наиболее явно и прежде всего в отношении преступлений против семейных устоев. Но есть одна особенность, которую невозможно не заметить: многие из перечисленных в ст. 9 поступков были криминализированы вопреки обычаям восточных славян именно потому, что на них стала распространяться юрисдикция церкви [147] . Причисление каких-либо деяний к разряду криминальных – полдела; а как быть с пенализацией? Дело в том, что привозная «константинопольская» система наказаний в глазах реципиента (древнерусского народа), не знавшего смертной казни, талиона и членовредительства, выглядела чрезвычайно жестокой вообще [148] , а в приложении к новоявленным деликтам – тем более. «Это несоответствие византийской системы наказаний русским обычаям, по-видимому, и привело к отсутствию в Уставе князя Владимира указаний на какие бы то ни было наказания вообще» [149] .

Еще бы: а) блуд мужчины с замужней женщиной («заставание» по-русски) согласно Второзаконию (ст. 22 главы XXII) влек для обоих любовников смерть; б) в соответствии с Эклогой (титул XVII ст. 43) колдунов и колдуний (по-русски «волхвов») казнили мечом; в) по Закону Моисея (Левит, XX, 15–16), «кто смесится со скотиною, того предать смерти, и скотину убейте», а в Византии скотоложство влекло оскопление (Эклога, титул XVII, статья 39); г) аналогично смертной казнью преследовалось по законам Моисея (ст. ст. 10–21 главы XX и статьи 6—21 главы XVIII) кровосмешение («в племени или сватьстве поимуться»), а в Византии послабление было только для дальних родственников – в виде отрезания носа; д) изнасилование (по-древнерусски – «пошибание») также каралось отрезанием носа у византийцев (Эклога, титул XVII, ст. 30), а по Второзаконию (глава XXII, статьи 25–27) – и смертью (за изнасилование уже обрученной девушки).

Гигантский разрыв в жестокости уголовных кар, давно культивируемых восточными славянами на основании их правовых обычаев, с одной стороны, и импортируемых из Византии вместе с религией санкций, с другой стороны, вначале привел к тому, что в нормативных памятниках конкретные виды наказаний за преступления не упоминались вовсе, а позже – с Устава князя Ярослава Мудрого о церковных судах – ответственность в основном выражалась в имущественных санкциях, а не в членовредительстве или смертной казни.

В последнем нормативном акте впервые названы юридические последствия нарушения канонических предписаний (уголовная, гражданская и церковная ответственность) и установлена уголовная ответственность церковных лиц, а также содержится запрет на совместную трапезу или половые отношения между людьми различного вероисповедания (ст. 19 Устава в Пространной редакции).