А. Тер-Акопов - Мировые религии о преступлении и наказании Страница 43

В этой связи навечно справедливо замечание, будто Крещение Руси, реформы Петра I, Октябрьская революция 1917 года, горбачевская «перестройка», расстрел парламента в 1993 году и т. д., изменив социально-политическую структуру общества, привели к отторжению старого типа нравственных устоев при невосприятии новых [278] .

Пришло время очередного кризиса, в первую очередь – в головах; нужна защитная система ориентации, некий цивилизационный, культурный код, на роль которого, хотя бы частично, может и должна претендовать религия. Она – постоянный ориентир, как и ее генетический партнер нравственность, ибо изменчивы нравы и ценности переходных эпох, но никак не вечная мораль [279] .

Наша страна живет по методу Ивана, не помнящего родства, любо ей и наставление об отсутствии пророка в своем Отечестве – все для того, чтобы подтвердить меткое наблюдение князя П. А. Вяземского, будто «русский Бог есть Бог всего, что есть некстати».

Вот и ныне Россия заложила крутой вираж в пользу западной модели социальной инженерии, которая называется рынком. Он есть не только «свободное соревнование производителей товаров и услуг за карман потребителя», но и страстная гонка за прибылью любой ценой, такое мироустройство, при котором все превращается в товар – совесть, должности, законодательная деятельность, уголовно-процессуальные решения, брак и даже любовь… А там, где господствует хищный частный интерес («всесильный чародей» – по Гельвецию), там с неизбежностью конкурирует то, что должно гармонично сочетаться, там на авансцену выползает и злорадно располагается на ней его величество риск. Где та страховая компания и каковы должны быть ее активы, чтобы уберечь наше общество от распада?

Социологи XX века установили закономерность, согласно которой обыватели прошедшего столетия должны были минимум два раза попадаться на социальных обольщениях, исходящих от уже властвующей элиты, но чаще – только от идущего к природным закромам, казне да производственно-имущественной массе, накопленной трудом предшествующих поколений, сословия.

А на часах XXI век с его бешеными ритмами; значит, наивно верить в искусные фантазии властей предержащих простакам придется еще чаще. На что им рассчитывать, особенно в тех странах, где социально-экономические уклады беспрестанно меняются, а конфессии терпят постоянные притеснения от государства и потому не могут оказать спасительную духовную помощь страждущим? Вот и пребывает несчастное население в апатии и неверии, безучастно наблюдая за роскошью новоявленной знати и вызывающим поведением гламурных паразитов: «За осенью – осень. Тоска и тревога.// Ветра над опавшими листьями.// Вся русская жизнь – ожиданье от Бога// Какой-то неясной амнистии»

Здесь нам на помощь приходит оптимизм Православной церкви, причастной к вечности и вводящей в эту вечность всех верующих во Христа, делая их едиными, причем объединяя разные поколения; оптимизм ее иерархов, жизнеутверждающе констатирующих прощение и любовь как методы предупреждения распространения инфекций черных начал человеческой личности [280] .

Глава 3 Действующее законодательство Российской Федерации о преступлении и наказании в свете христианского вероучения

1. Методолого-правовой аспект десятисловия моисея

В современной России, в особенности на рубеже XX–XXI веков, отчетливо наметилась тенденция переосмысления проблем взаимоотношения, взаимодействия христианства и права, нравственных истоков власти и законов, национальной идеи нашего государства [281] .

Возрастающее внимание к указанным вопросам не обходится без того, что часть работ в этой сфере имеет либо поверхностный и популистский характер, либо откровенно конъюнктурное содержание, что, впрочем, не исключает возможности соединения этих двух характеристик в одном явлении. Наличию таких работ при желании может быть дано следующее объяснение: в наше время, когда не принято довольствоваться малым и забыты слова древних о том, как много в мире вещей, которые нам не нужны, по-прежнему трудно совместимы ценности духовные и материальные. И так же как и раньше, нельзя поклоняться двум богам, Богу и мамоне. Вот и получается, что в то время, когда умные живут и умнеют, богатые живут и по-прежнему богатеют. Система аргументации таких работ сродни не лучшим образцам журналистики и публицистики с их традиционной любовью к косвенным выводам и заменой доказательств большим заголовком и звонким штампом.

В этой связи многие извечные вопросы, затрагиваемые в Пятикнижии и непосредственно в Декалоге, продолжают выполнять существенную системную, в том числе социальноправовую роль, главная из которых, как представляется, методологическая.

Закон Моисея как определенная основа христианства и права [282] – это в значительной мере законодательство охранительного плана, устанавливающее запреты и ответственность за их нарушение. В этом смысле оно роднится с уголовным законодательством, а значит, заслуживает исследования и в современном уголовно-правовом аспекте.

В предыдущих работах и главах на научно-аналитическом уровне представлена правовая характеристика Закона Моисея. Идеи Десятисловия проиллюстрированы действующим законодательством Российской Федерации о правонарушениях, о преступлении и наказании с учетом его позитивных и негативных аспектов. Однако сегодня, как и прежде, Закон Моисея и его центральная часть – Декалог продолжают выполнять поливариантные функции, многократно являвшиеся предметом научных и богословских трудов: духовные, нравственные, социальные, правовые [283] . В меньшей степени Декалог анализировался в методолого-правовом аспекте, в котором он и рассматривается в настоящей главе и в данном издании в целом.

Как справедливо отмечается исследователями, законодательство Моисея представляет собой системное образование, ключевым элементом которого являются десять заповедей Божиих. Признание его особой системообразующей роли, сравнение с христианской конституцией, находящейся в основе всего законодательства, которое, в свою очередь, призвано развивать и охранять его, свидетельствуют о несомненной методологической роли Декалога [284] . На важность методологии и научного подхода в изучении христианства с учетом как диалектики, так и метафизики постоянно обращал внимание A. А. Тер-Акопов, известный, в числе прочего, как видный новатор-методист [285] .

Методологическая функция и важная роль Декалога для современного права и правоприменения проявляются в следующих его характеристиках.

1. Правовая жизнь [286] сродни жизни человеческой, где правоприменение – это деятельность, которая, как любое путешествие, невозможна без путеводителя (методологии). А дорога – это жизнь. Как капитану парусника, не знающему своего пути, ни один ветер не будет попутным, так и нормы без методологической идеи и методического инструментария правом именоваться не могут. Один из сущностных признаков отрасли права – метод правового регулирования. Метод, методология – категории, отражающие объективную действительность, и в этом смысле они природосообразны, естественны, т. е. не случайны, а необходимы. Без методологии, т. е. без пути, нет ни одной жизни, бытия. Поэтому христианство утверждает, что «мудрость разумного – знание пути своего» (Притч. 14, 8).

Таким образом, сама жизнь обусловливает и диктует соответствующую методологию, как онтология, например, взаимодействует с гносеологией и аксиологией.

Человек не машина, но, как и техника, может выходить из строя двумя путями: посредством внешнего столкновения, когда люди причиняют друг другу вред, либо путем столкновения внутреннего, когда что-то ломается у индивида изнутри, т. е. когда его способности, желания приходят в противоречие между собой. Продолжая мореходную аллегорию, можно сказать, что жизненное плавание будет успешным, без кораблекрушений, только в том случае, если корабли не будут сталкиваться, следуя своим курсом, и если каждое судно будет годно и готово к плаванию. Как видно, указанные внешние и внутренние проблемы человеческой жизнедеятельности имеют методологический характер.

2. В основе права, как и духовной жизни, лежит личный выбор субъекта. Многообразие жизненных путей обусловлено именно множеством выборов людей. Действительно, свобода воли, возможность вариативности поведения лежит в основе как духовно-нравственных, так и правовых начал человеческой жизнедеятельности. Весьма примечательно, что все классические психологические школы и теории базируются на доминанте свободы выбора человека: это теории личности, сознания, деятельности, отношений, мотиваций, сознательно действующей личности и т. п.

Человек еще в первозданную эпоху сам сделал сознательный выбор: познать не только жизнь и добро, но и зло и смерть (духовную и телесную). Поэтому и анализируемые заповеди были даны человечеству (через богоизбранный народ) в меру той, как теперь видится, методологической необходимости, которая появилась вследствие возникновения сообщества грешных людей – людей, которые познали зло и стали нуждаться в установлении правил совместного человеческого общежития. Эти правила и были даны людям через Моисея в едином законодательстве, вобравшем в свою основную часть Заповедей [287] .