Коллектив авторов - Принцип формального равенства и взаимное признание права. Коллективная монография Страница 5

Результатом анализа этой проблемы с позиций либертарно-юридического подхода стала разработанная В. С. Нерсесянцем концепция цивилизма43 (от лат. civis – гражданин) как нового общественного строя, в основе которого лежит признание за каждым гражданином страны личного, прирожденного и неотчуждаемого права на равную долю от десоциализации некогда «общенародной» собственности. Автором сформулирована и обоснована идеальная (предельно желательная) модель правовой десоциализации социалистической собственности, которая может помочь в выработке правовых контуров того общественного договора о собственности между населением, властью и бизнесом, отсутствие которого блокирует нормальное экономическое и политико-правовое развитие страны. Цивилизм – единственно правовой (а следовательно, приемлемый для всего общества) путь от социалистической собственности «всех вместе и никого в отдельности» к индивидуализированной (но уже не частной, поскольку такая собственность есть у всех граждан государства, а не только у некоторых). В рамках такой гражданской (цивилитарной) собственности диалектически снимаются противоречия между капиталистической частной и так называемой социалистической общенародной формами собственности.

Проблема философско-правового осмысления концепции цивилизма как логического продолжения и теоретического развития либертарно-юридического правопонимания еще ждет своих исследователей. Для осмысления идейной основы этой концепции важно иметь ввиду, что она является результатом научного синтеза идей свободы (человек свободен только тогда, когда он является собственником средств своего жизнеобеспечения), равенства (каждый гражданин имеет равную с другими долю доходов от десоциализации социалистической собственности) и братства44 (мы все – наследники социалистической собственности как члены одной семьи). В рамках современного политико-правового дискурса эти составляющие великой идейной триады находят свое выражение в конкурирующих идеологиях либерализма (где основной акцент делается на защите индивидуальной свободы) республиканизма (с его доминирующей идеей равного политического участия) и коммунитаризма (возрождающего идею братства, обусловленную природой человека как социального существа). То обстоятельство, что концепция цивилизма позволяет выстроить синтез этих идеологий применительно к ключевой социальной проблеме постсоциалитстического развития, является показателем большого научно-эвристического потенциала лежащей в ее основе либертарно-юридической теории.

3. Принцип формального равенства в контексте глобального правового пространства. В последние годы процессы глобализации все настойчивее выдвигают на передний план широкого политико-правового дискурса проблему сущности права как особого социального явления, остававшуюся до сих пор предметом сугубо академических дискуссий. Глобализация обнажила тот факт, что давно признанный в рамках евроатлантического пространства приоритетный характер права в системе соционормативной регуляции за пределами этого пространства далеко не очевиден. Легитимация права как глобального регулятора и связанное с этим расширение юридической глобализации как «процесса универсализации и унификации права в границах национальных правовых систем и в международном масштабе»45 во многом будет зависеть от того, что понимается под тем правом, которое предлагается сейчас миру в качестве основы глобального правопорядка.

В рамках национальных государств острота проблем правопонимания в немалой степени сглаживается тем, что национальное право тесно переплетено с иными нормативными регуляторами (прежде всего с нравственностью и религией) и встроено в сложную регулятивную систему, удерживающую единство данного социума и поддерживающую его стабильность. Поэтому юридический позитивизм легистского образца, всегда в той или иной мере чреватый произволом, особенно опасен вне такого национального контекста, в рамках которого позитивное право сбалансировано взаимодействием с более устойчивыми социальными регуляторами, уходящими корнями в историю формирования соответствующего этноса. Кроме того, в обозримой перспективе даже на теоретическом уровне неясно, какой легитимный орган и на базе каких процедур мог бы позитивировать глобальное право.

Что же касается юснатурализма, то эта доктрина с присущим ей отождествлением права и нравственности не может предложить общезначимые нравственно-нормативные основы в силу партикулярности нравственного начала46. Поэтому глобальное право, выстроенное на базе юснатурализма, будет тяготеть к нравственным ценностям отдельных, а именно наиболее развитых в правовом отношении государств и регионов. По-видимому, еще два-три десятилетия назад вполне можно было согласиться с тем, что ориентация на евроатлантические – и прежде всего европейские – ценности при формировании глобального миропорядка не позволит слишком далеко отойти от правового принципа формального равенства в силу внутренней взаимосвязи между правом и нравственными ценностями Европы, впитавшими в себя идеи кантовского категорического императива47. Но в последние годы уже нельзя рассчитывать на то, что для глобального пространства сгодится тот прагматический компромисс между позитивизмом и юснатурализмом, на котором строятся сейчас правовые системы, поскольку нравственные ценности нынешних лидеров мировой капиталистической системы претерпели существенные изменения.

И дело отнюдь не в нашумевших новациях постхристианской Европы, связанных с легализацией однополых браков, с предоставлением таким союзам права воспитывать детей и т. п., а в тех глубинных экономических процессах, которые трансформируют систему ценностей, сформировавшую в свое время то, что М. Вебер назвал «духом капитализма». Суть этих процессов Г. А. Явлинский определил, как «уход экономики из сферы производства явным образом востребованных благ в область умозрительных конструкций и финансовых технологий, позволяющих перераспределять доходы без очевидной пользы для общества»48. Результатом этих процессов стал отказ от таких традиционных ценностей капиталистического общества, как «индивидуальная честность и учет коллективных, общественных интересов; признание труда как высшей ценности; призыв к самоограничению в индивидуальном потреблении и заботе о ближних; поощрение сбережений и работа на благо будущих поколений»49. Показательно, что подобные процессы сопровождаются «масштабным ренессансом идеи равного и одинакового отношения к любому бизнесу, недопустимости «дискриминационного» к нему отношения по признаку социальной значимости (в жестко-либеральной и индивидуалистической форме по принципу: общество не должно ограничивать право потребителя на свободный выбор, даже если этот выбор делает его уязвимым и зависимым)»50. Между тем с позиций либертарно-юридической теории очевидно, что такое «равенство» – форма обеспечения привилегий недобросовестным дельцам, зарабатывающим на манипулировании человеческими слабостями.

В этих условиях уже вряд ли можно говорить о том, что нравственные ценности развитых демократий, лежащие в основе современной рыночной экономики, могут быть эталоном для глобального миропорядка. А это значит, что право способно стать общезначимым глобальным регулятором только тогда, когда оно очистится от вековых нравственно-религиозных наслоений, присущих правовым системам отдельных, пусть даже наиболее развитых в правовом отношении, государств. Отсюда следует настоятельная необходимость в таком типе правопонимания, который разграничивал бы право и нравственность, но делал бы это не на основе произвольного (что характерно для легистского позитивизма), а на базе сущностного критерия, выражающего природу права как самостоятельного социального феномена.

Практическая значимость решения этой теоретической задачи обусловлена тем, что перспективы признания права в качестве общепланетарного нормативного регулятора предопределяют уже не просто будущность цивилизации, но, судя по всему, саму возможность какой-либо будущности. Мы живем в такое время, когда диспропорции между гуманитарным потенциалом человечества и мощью разрушительных технологий, созданных его интеллектом, приобрели слишком угрожающие размеры. До сих пор людям как-то удавалось выправлять этот опасный дисбаланс за счет совершенствования гуманитарной составляющей, выраженной в таких социальных регуляторах, как личностная мораль, общественная мораль (нравственность) и право. Но на нынешнем этапе глобализации, когда возросшая наднациональная, межрегиональная и трансконтинентальная взаимосвязь людей резко усилила уязвимость современного мира, этот удерживаемый до сих пор техно-гуманитарный баланс51 может быть легко нарушен. В сложившихся условиях существенно возрастает потребность в эффективных соционормативных регуляторах, общезначимых в планетарном масштабе. А такой общезначимой нормативностью обладает лишь право, являющееся квинтэссенцией разумных начал человеческого общежития, основанных на принципе формального равенства.