Альфред Жалинский - Избранные труды. Том 3. Уголовная политология. Сравнительное и международное право Страница 7

Несомненный интерес, в частности, представляет понимание, хотя и не конкретизированное, принципов уголовной политики, стремление, так или иначе, разграничить реальные процессы и знание об этих процессах, определив, хотя бы общим образом, их содержание. Несомненно, являются фактом общественного сознания оценки состояния уголовной политики, пусть нередко выраженные на субъективной основе и в алармистском духе. Следует приветствовать проявившееся стремление к дифференцированному рассмотрению политических теорий природы преступности, что особенно проявляется в традиционной для отечественных работ критике либерализма, не всегда, правда, правильно понимаемого. Интересно стремление увязать политические процессы с состоянием уголовного законодательства и уголовно-правовой техники.

Вместе с тем, как уже отмечалось, по ряду причин, часто объективного характера, в юридической литературе не дано достаточного анализа сущности и содержания уголовной политики. Укажем лишь на некоторые проявления дефицита такого рода. В данном случае речь идет не о критике работ тех или иных авторов, но об уяснении их взглядов с целью представления иных подходов, которые хотелось бы видеть предметом полемики.

Прежде всего, отсутствует информационно насыщенное, обладающее различающим потенциалом, понимание природы, специфики политического, отличий политики от иных процессов, пусть стратегических, т. е. пределов и природы политической составляющей противодействия преступности (борьбы с ней, ее контроля, ликвидации и пр.). Это крайне сложная и спорная проблема. Ее решение могло бы определить и легитимировать предмет уголовно-политических исследований, обеспечить действительную новизну получаемой информации. Пока же уголовная политика определяется в лучшем случае как область отношений по поводу власти, господства и управления в обществе, как участие в делах государства, направление деятельности, а не деятельность в сфере борьбы с преступностью[8].

Возможно, такое положение сложилось потому, что юристы едва ли не полностью игнорируют современную политологию, ее понятийный аппарат и выраженные в ней взгляды, предпочитая обращаться только к своим предшественникам и ограничиваясь преимущественно обсуждением различий уголовной политики и смежных ее видов. Во всяком случае, отсылки к политологической литературе в публикациях обычно отсутствуют, а характеристика политических теорий если и дается, то скорее понаслышке. Так или иначе, уголовной политикой чаще всего именуются либо общие рассуждения специалистов в области уголовного права о тенденциях уголовного (и смежного) законодательства, предупреждения преступности, либо сами эти процессы.

Предмет уголовной политики как специфического социального процесса исчезает.

Далее, уголовная политика понимается практически, по существу, бессубъектно, только как функция государства, которая, по мнению большинства авторов, рассматривается как единый, внутренне монолитный, не противоречивый субъект социального действия с неограниченными возможностями[9]. Обычно подчеркивается особо, что уголовная политика – это государственная деятельность, которая не может быть ни в каком объеме делегирована никому, а напротив, общество делегирует соответствующие полномочия государству. Объясняется это традициями, а обосновывается чаще всего лингвистическими соображениями, обращенными к реалиям социальных процессов. Например, необходимостью разграничения уголовной политики и политики противодействия преступности, также государственной[10].

Избыточное и необоснованное «огосударствление» уголовной политики влекло и влечет много последствий пережиточного характера. Укрепляется социальный патернализм, влекущий пассивность в среде противодействия преступности, и парадоксально связанный с этим уголовно-правовой популизм. Даже квалифицированные юристы нередко сводят уголовную политику к совершенствованию уголовного законодательства. Специфические задачи и механизмы реальных политических процессов в связи с использованием уголовного права по существу не ставятся. Соотношение политики и права не рассматривается. Обращение к уголовной политике обычно перерастает в статистический анализ преступности и рассуждения о возрастании ее угрозы. Конституционная характеристика ветвей государственной власти и их задач игнорируется. Проблема влияния политических сил и выбора оптимальных решений отсутствует. О деятельности политических партий и центров влияния речи нет. Противоречия социального развития в их современном состоянии и трудности выращивания институтов замалчиваются.

В итоге в полном противоречии с реальностью уголовная политика в юридической литературе представлена не как сложный процесс выбора, принятия и реализации решений в условиях постоянного дефицита политических и иных ресурсов, а в лучшем случае как интеллектуальный диктат. Собственно, отсюда и сосредоточенность на усилении централизованного управления и на необходимости постоянного усиления и так жестких уголовно-правовых мер.

Наконец, хотя это далеко не все, опасным проявлением дефицита, вероятно, деформирующим представления о реальной уголовной политике, является отсутствие хотя бы возможного обоснования предлагаемых суждений. В литературе нередко встречается избыточная критика деятельности государства в сфере действия уголовного закона. Возможно, она иногда правильна, но необходимой для ее обоснования информацией юристы, как правило, по природе юридической профессии не обладают. В особенности специалисты, занимающиеся экономической преступностью, плохо представляют себе экономические и системно более высокие политические ограничения уголовной политики. Сколько-нибудь серьезные рекомендации отсутствуют, и критика кажется наивной[11].

Вывод. Имеющийся дефицит научного знания следовало бы устранить. Дальнейшие исследования политической составляющей процессов определения преступного и его устранения из социальной практики непременно должны, сохраняя, при необходимости, полемический характер, опираться на имеющиеся достижения политических и смежных с ними общественных и экономических наук. Таким образом, необходимо развитие ориентированной практически отрасли знания, которая бы реально отражала научные основы общей политологии, имела своим объектом уголовную политику как разветвленную социальную реальность, в своих целях и своими методами получала и перерабатывала бы информацию о состоянии и путях совершенствования борьбы с преступностью, как она признана законом, имея возможности проверять и аргументировать получаемые выводы.

Это предложение учитывает некоторые взгляды, ранее высказанные в литературе, но нуждается в обосновании, прежде всего путем обращения к реальным социальным потребностям.

Современные потребности страны в уголовно-политической информации.

Они определяются реальным состоянием как преступности и порождающих ее явлений, так и процессов, связанных прежде всего с формированием и реализацией задач и средств уголовного права, его инфраструктуры, правового и кадрового обеспечения.

При этом нужно иметь в виду что:

а) уголовная политика должна быть осознана как социальная реальность, т. е. институты, контекст, особого рода целеполагающая и инструментальная деятельность, и ее результаты, трудно распознаваемые и оцениваемые научным сознанием;

б) представляя собой системно высший, но не единственный способ воздействия на преступность, уголовная политика зависит от состояния социальных процессов, определяется ими, но может все же оцениваться по конституционности, собственной организационно-управленческой эффективности и социальной справедливости;

в) информация о реальном состоянии уголовной политики и проекты ее совершенствования принципиально субъективны, определяясь интересами и установками социальных сил, при этом оценки состояния уголовной политики и ее структурных элементов крайне трудно переводятся в действия и решения.

Потребности в получении уголовно-политической информации раскрываются, например, следующими вопросами.

Какие надежды возлагают на уголовное право общество в целом и отдельные социальные группы?

Почему судимость в России резко отличается от судимости в иных странах, являясь, за некоторыми исключениями, и более высокой, и более суровой, но не более эффективной?

Если на протяжении очень многих лет не фиксируется статистикой действительное состояние преступности, то под влиянием каких системных факторов?

Кем реально, под чьим влиянием и правильно ли, т. е. справедливо и эффективно, сформирована система уголовно-правовых запретов, особенно в сфере новых социальных процессов, и соответственно каков реальный спрос общества на действие уголовного закона?