Коллектив авторов - Взаимосвязь уголовного и уголовно-процессуального права. Монография Страница 9

Современное же российское законодательство в части регламентации профилактики преступлений носит в основном фрагментарный характер. Необходимость создания единого федерального закона о профилактике преступлений назрела уже давно. Это могло бы способствовать урегулированию всего комплекса вопросов осуществления этой деятельности на различных уровнях, распределению обязанностей и ответственности между различными государственными органами за осуществление деятельности по предупреждению преступлений.

Традиционно в российском законодательстве профилактическая функция связывалась прежде всего с назначением уголовного наказания. Так, ст. 8 УК РСФСР 1922 г. предусматривала, что наказание и другие меры социальной защиты применяются с целью: а) общего предупреждения новых нарушений как со стороны нарушителя, так и со стороны других неустойчивых элементов общества; б) приспособления нарушителя к условиям общежития путем исправительно-трудового воздействия; в) лишения преступника возможности совершения дальнейших преступлений.

Таким образом, в послереволюционный период специфичность профилактической задачи, стоящей перед судьями, заключалась в том, что, как писал В. И. Ленин, «на суды, если они организованы действительно на принципе советских учреждений, ложится другая, еще более важная задача. Это – задача обеспечить строжайшее проведение дисциплины и самодисциплины трудящихся»122.

Подобное правило содержала и ст. 9 УК РСФСР 1926 г., согласно которой меры социальной защиты применяются в целях: а) предупреждения новых преступлений со стороны лиц, совершивших их, б) воздействия на других неустойчивых членов общества и в) приспособления совершивших преступные действия к условиям общежития государства трудящихся.

УК РСФСР 1960 г. в качестве целей наказания указывал, в том числе, исправление и перевоспитание осужденных в духе честного отношения к труду, точного исполнения законов, уважения к правилам социалистического общежития, а также предупреждение совершения новых преступлений как осужденными, так и иными лицами (ст. 20).

В науке выделяют несколько уровней профилактики преступлений: общесоциальный, включающий в себя комплекс общих, неспециальных мер, непосредственно не направленных на выявление причин и условий преступлений; специальный, сориентированный непосредственно на причины и условия совершения преступлений. Последний уровень делится на два вида: общая профилактика, направленная на микросреду преступного поведения, и индивидуальная профилактика, объектом которой является личность человека, от которого можно ожидать совершения преступлений123. Действие уголовного закона непосредственно направлено на предупреждение преступлений, прежде всего на специальном уровне.

Российский законодатель гораздо меньше внимания уделяет регламентации деятельности органов, осуществляющих предварительное расследование и судебное разбирательство по уголовным делам, направленной на предупреждение и пресечение преступлений. Если обратиться к Уставу уголовного судопроизводства 1864 г., то можно заметить, что в примечании к ст. 1 указанного правового акта прямо закреплено, что «к судебному преследованию не относятся меры, принимаемые полицейскими и другими административными властями для предупреждения и пресечения преступлений и проступков в порядке, установленном законами»124. В УПК РСФСР 1922 г. и 1926 г. перед правоохранительными органами специально не ставилась задача предупреждения преступлений. Но несомненно, что многие правовые институты, закрепленные указанными выше правовыми актами, способствовали предупреждению и пресечению преступлений (например, меры пресечения, предусмотренные главой XII УПК РСФСР 1922 г.).

Согласно ст. 2 УПК РСФСР 1960 г. уголовное судопроизводство должно было способствовать предупреждению и искоренению преступлений. Первоначальный проект УПК, внесенный депутатами – членами Комитета Государственной Думы по законодательству и судебно-правовой реформе, в ст. 6 также предусматривал положение, согласно которому установленный законом порядок производства по уголовным делам должен способствовать предупреждению преступлений. Но эта правовая норма позднее была из проекта удалена125. В новом Уголовно-процессуальном кодексе России отсутствует задача предупреждения преступлений. На слабость уголовно-процессуального закона в регулировании профилактической задачи обращают внимание многие ученые-процессуалисты126.

Между тем задача предупреждения преступлений содержится в ч. 1 ст. 2 УК (а как известно, уголовный процесс призван обеспечивать претворение в жизнь норм уголовного права). Согласно ч. 2 ст. 43 УК наказание применяется, в том числе, и в целях предупреждения совершения новых преступлений.

«Кто, имея возможность предупредить преступление, не делает этого, тот ему способствует», – писал Сенека Младший127. Поэтому в России уже давно назрела необходимость принятия федерального закона о профилактике правонарушений, который бы определил основные направления осуществления профилактических мероприятий, а также субъектов, ответственных за их производство. А в УПК в качестве одной из задач уголовного процесса нужно отразить предупреждение и пресечение преступлений.

1.1.2. Теоретические подходы к определению взаимосвязи уголовного права и процесса

Для исследования проблем взаимосвязи уголовного и уголовно-процессуального права основополагающим, как думается, является решение концептуального вопроса о соотношении «материального» и «процессуального» в праве.

Если подойти к отделению «материального» и «процессуального» права с исторической точки зрения, то, опираясь на исследования А. Х. Гольмстена, можно заметить, что римские юристы еще не знали отдельной науки судопроизводства, поскольку в то время связь между правом и процессом, между jus (чистое право – Е. В.) и actio (право на судебное установление права – Е. В.) была так неразрывна, что actio даже поглощала jus; всякий, кто желал знать, будет ли его притязание успешно, должен был сообразить не столько то, будет ли за него jus, сколько то, может ли он воспользоваться actio; право само по себе не имело значения, оно не могло быть осуществлено судебным путем в силу одного того, что оно право. Заслуга первых удачных попыток в этой области принадлежит итальянским специалистам в области канонического права второй половины XII в. и XIII в., осуществившим сведение в одно целое юстиниановых фрагментов, касающихся судопроизводства и исследовавших взаимные отношения римского и канонического процессов 128.

Далее отделение «материального» и «процессуального» в европейской юридической науке осуществлялось с переменным успехом и оформилось в более или менее стройное учение лишь к XVI столетию. В представлении русской юридической науки начиная с конца XVIII в. (то есть фактически с момента ее появления и преподавания129) и на протяжении почти всего XIX в., уголовное право в собственном значении и уголовный процесс существовали в рамках единого академического уголовного права, как тогда говорили, «в обширном смысле слова»130. Несмотря на наличие уже к началу девятнадцатого столетия учебной литературы, отдельно излагающей вопросы уголовного права и процесса (имеются в виду учебники Ф. Г. Дилтея, П. А. Фейербаха, Г. И. Солнцева131 и др.), их разделение предпринималось, по свидетельству П. Д. Калмыкова, преимущественно лишь «для пользы и облегчения преподавания»132, хотя уже к середине позапрошлого столетия под влиянием европейской науки, в российскую правовую терминологию вводятся понятия «формальное», позже – «процессуальное», и «материальное» право133. Следует отметить, что определения «материальное» и «формальное» не всегда использовались в современном юридическом смысле. Так, А. С. Мулюкин «материальным» называл закон, имеющий известное содержание, а «формальным» – закон как государственный акт, изданный с соблюдением установленных форм134.

Итак, процесс и право как отдельные друг от друга феномены существуют уже достаточно давно. Но «удивительное дело, – резонно замечают В. Н. Баландин и А. А. Павлушина, – …при всей общеупотребимости понятий “материальное право” и “процессуальное право”, при всей кажущейся очевидности такого деления найти точное определение последнего, а также определить границы между тем и другим достаточно сложно»135. Еще раньше В. Г. Даев обращал внимание на тот факт, что при распространенности употребления терминов «материальное право», «процессуальное право» доктринальное определение содержания этих терминов практически отсутствует136. Сегодня с условностью терминов «материальное» и «процессуальное», кажется, уже никто не спорит (см., например, «релятивную» теорию П. М. Рабиновича137, работы Е. Г. Лукьяновой, Л. Н. Борисовой138 и др.).