Илья Франк - Английский язык с Э. Хемингуэем. Снега Килиманджар Страница 10

That same night he left for Anatolia (в тот же вечер он выехал в Анатолию) and he remembered, later on that trip, riding all day through fields of the poppies (и он помнил, как позже во время этой поездки они целый день ехали полями маков = засеянными маком) that they raised for opium (который выращивали на опиум) and how strange it made you feel, finally (и как странно начинаешь себя потом чувствовать из-за этого), and all the distances seemed wrong (и расстояния казались неправильными = обманчивыми), to where they had made the attack with the newly arrived Constantine[17] officers (/как они наконец прибыли/ туда, где проводили наступление с участием только что прибывших греческих офицеров: «офицеров /армии/ Константина») that did not know a goddamned thing (которые ни черта не знали), and the artillery had fired into the troops (и артиллерия стреляла по /своим/ отрядам/войскам) and the British observer had cried like a child (и британский /военный/ наблюдатель плакал, как ребенок).

opium ['qVpIqm], artillery [R'tIl(q)rI], observer [qb'zWvq]

That same night he left for Anatolia and he remembered, later on that trip, riding all day through fields of the poppies that they raised for opium and how strange it made you feel, finally, and all the distances seemed wrong, to where they had made the attack with the newly arrived Constantine officers that did not know a goddamned thing, and the artillery had fired into the troops and the British observer had cried like a child.

That was the day he'd first seen dead men wearing white ballet skirts (это был день, /когда/ = в тот день он впервые увидел мертвых солдат в белых балетных юбочках; to wear — быть одетым /во что-либо/; носить /одежду/) and upturned shoes with pompons on them (и в туфлях с загнутыми кверху носками /и/ с помпонами; to upturn — загибать кверху; to turn — поворачивать). The Turks had come steadily and lumpily (турки шли настойчиво/непрерывно и сплошной массой; steady — неизменяемый; неуклонный; постоянный; lump — глыба, ком; масса; большое количество) and he had seen the skirted men running (и он видел, как солдаты в юбочках убегали) and the officers shooting into them (а офицеры стреляли по ним) and running then themselves (а потом сами побежали) and he and the British observer had run too (и он тоже бежал вместе с британским наблюдателем) until his lungs ached (пока у него не заболело в легких) and his mouth was full of the taste of pennies (и во рту был такой привкус, точно там полно медяков: «рот был полон вкуса пенсов») and they stopped behind some rocks (и они остановились за какими-то скалами) and there were the Turks coming as lumpily as ever (а турки все валили и валили: «шли так же густо/массово, как раньше»). Later he had seen the things that he could never think of (позднее он видал такое, чего никогда и представить себе не мог) and later still he had seen much worse (а еще позже видел и гораздо худшее). So when he got back to Paris that time (так что, когда он в тот раз возвратился в Париж) he could not talk about it (он не мог /ни/ говорить об этом) or stand to have it mentioned (ни /даже/ вынести, когда это /кем-то/ упоминалось).

wear ['weqrIN], ballet ['bxleI], steadily ['stedIlI]

That was the day he'd first seen dead men wearing white ballet skirts and upturned shoes with pompons on them. The Turks had come steadily and lumpily and he had seen the skirted men running and the officers shooting into them and running then themselves and he and the British observer had run too until his lungs ached and his mouth was full of the taste of pennies and they stopped behind some rocks and there were the Turks coming as lumpily as ever. Later he had seen the things that he could never think of and later still he had seen much worse. So when he got back to Paris that time he could not talk about it or stand to have it mentioned.

And there in the café as he passed was that American poet (и в /одном/ кафе, когда он проходил мимо, сидел тот /самый/ американский поэт) with a pile of saucers in front of him (с горой блюдечек перед собой) and a stupid look on his potato face (и с глупым выражением на своем картофельном лице) talking about the Dada movement with a Roumanian (/и/ говорил о дадаизме с румыном; movement — движение; течение, направление /литературное и т. п./) who said his name was Tristan Tzara (который говорил, что его зовут Тристан Тцара[18]) who always wore a monocle and had a headache (/и/ который носил монокль и всегда жаловался на головную боль: «имел головную боль»), and, back at the apartment with his wife that now he loved again (а потом снова в своей квартире, с женой, которую он теперь опять любил), the quarrel all over (ссоры как ни бывало), the madness all over (безумия как не бывало), glad to be home (рад, что /снова/ дома), the office sent his mail up to the flat (контора = редакция пересылает его почту в /их/ квартиру). So then the letter in answer to the one he'd written came in on a platter one morning (и вот однажды утром пришло = ему подают на подносе письмо /написанное/ в ответ на то, которое он написал /тогда/) and when he saw the handwriting he went cold all over (и, увидев = узнав почерк, он весь похолодел) and tried to slip the letter underneath another (и попытался = хотел подсунуть письмо под другое = другой конверт). But his wife said (но жена сказала = спросила), "Who is that letter from, dear (от кого это письмо, милый)?" and that was the end of the beginning of that (и это был конец того, что /только/ начиналось).

café ['kxfeI], Roumanian [rH'meInIqn], headache ['hedeIk]

And there in the café as he passed was that American poet with a pile of saucers in front of him and a stupid look on his potato face talking about the Dada movement with a Roumanian who said his name was Tristan Tzara who always wore a monocle and had a headache, and, back at the apartment with his wife that now he loved again, the quarrel all over, the madness all over, glad to be home, the office sent his mail up to the flat. So then the letter in answer to the one he'd written came in on a platter one morning and when he saw the handwriting he went cold all over and tried to slip the letter underneath another. But his wife said, "Who is that letter from, dear?" and that was the end of the beginning of that.

He remembered the good times with them all (он вспомнил хорошие дни, /проведенные/ с ними со всеми), and the quarrels (и ссоры). They always picked the finest places to have the quarrels (они всегда выбирали для ссор самые чудесные места). And why had they always quarrelled when he was feeling best (и почему /только/ они всегда ссорились /именно тогда/, когда ему было особенно хорошо: «он чувствовал себя лучше всего»)? He had never written any of that because, at first, he never wanted to hurt any one (он так и не написал об этом, потому что сначала ему никого не хотелось обидеть) and then it seemed as though there was enough to write without it (а потом стало казаться, что и без того есть о чем писать). But he had always thought that he would write it finally (но он всегда думал, что в конце концов напишет об этом). There was so much to write (было так много /всего, о чем хотелось/ написать). He had seen the world change (он следил за тем, как меняется мир); not just the events (не только за событиями); although he had seen many of them and had watched the people (хотя и их = событий он повидал немало, и за людьми наблюдал), but he had seen the subtler change (но /нет/, он замечал более тонкие перемены) and he could remember how the people were at different times (и помнил, какими были люди = как люди по-разному вели себя в разное время). He had been in it (все это он сам пережил: «он был внутри этого») and he had watched it (все видел) and it was his duty to write of it (и он обязан: «это его обязанность/долг» написать об этом); but now he never would (но теперь уже не напишет).

event [I'vent], although [Ll'DqV], subtle [sAtl]

He remembered the good times with them all, and the quarrels. They always picked the finest places to have the quarrels. And why had they always quarrelled when he was feeling best? He had never written any of that because, at first, he never wanted to hurt any one and then it seemed as though there was enough to write without it. But he had always thought that he would write it finally. There was so much to write. He had seen the world change; not just the events; although he had seen many of them and had watched the people, but he had seen the subtler change and he could remember how the people were at different times. He had been in it and he had watched it and it was his duty to write of it; but now he never would.

"How do you feel (как ты себя чувствуешь)?" she said. She had come out from the tent now after her bath (она уже вышла из палатки после мытья = помывшись).

"All right (хорошо)."

"Could you eat now (может быть, поешь теперь)?" He saw Molo behind her with the folding table (за ее спиной он увидел Моло со складным столиком) and the other boy with the dishes (и второго боя с тарелками).

"I want to write (я хочу писать)," he said.

"You ought to take some broth to keep your strength up (тебе надо выпить бульону, подкрепиться: «чтобы поддержать свои силы»)."

"I'm going to die tonight (я сегодня умру)," he said. "I don't need my strength up (мне незачем подкрепляться)."

"Don't be melodramatic, Harry, please (пожалуйста, Гарри, не преувеличивай; melodramatic — мелодраматический; нарочито эмоциональный, преувеличенный)," she said.

"Why don't you use your nose (у тебя что, нос заложило: «почему ты не пользуешься носом»)? I'm rotted half way up my thigh now (я уже до половины бедра сгнил). What the hell should I fool with broth for (на кой черт мне канителиться с бульоном; hell — ад, преисподняя; to fool with smth. — забавляться с чем-либо; /без надобности/ возиться с чем-либо; fool — дурак)? Molo bring whiskey-soda (Моло, принеси виски с содовой)."

"Please take the broth (пожалуйста, выпей бульону)," she said gently (мягко).

"All right."

The broth was too hot (бульон был слишком горячий). He had to hold it in the cup until it cooled enough to take it (ему пришлось долго студить его в чашке: «держать его в чашке, пока он не остыл достаточно, чтобы /можно было/ его пить») and then he just got it down without gagging (а потом он просто вылил его себе в рот, не поперхнувшись; to get smth. down — проглотить, заставить себя выпить, съесть /что-то неприятное/; to gag — затыкать рот; /по/давиться).

"You're a fine woman (ты замечательная женщина)," he said. "Don't pay any attention to me (не обращай на меня внимания)."