Виктор Жигунов - Четыре солнца Страница 12

А в следующей цитате одно слово имеет даже три смысла! Тогда Игорь възре (взглянул) на светлое солнце и виде отъ него тьмою все свое вое прикрыты (2 9 9 6 1). Речь идёт о затмении, но тьма — не только мрак. На лица воинов набежала тень — то есть они помрачнели, их охватила тревога. Кроме того, слово тьма означало «десять тысяч» и вообще бесчисленное множество (вспомним у Блока: «Мильоны — вас. Нас — тьмы, и тьмы, и тьмы»). Солнце предсказывает дружине гибель от несметных полчищ врага…

Поэт М. Светлов наполовину в шутку собирался написать книгу «Поэтическая экономия» о бережном расходовании слов в стихах. Приведённые сейчас примеры могли бы стать её украшениями, с которыми вряд ли сравнились бы какие-то другие.

«О, Руская земле!»

То, о чём будет рассказано сейчас, — скорее всего, заблуждение. Началось оно безобидно, а дальше вышла иллюстрация к тому, куда заводит арифметика, если не сверять её с грамматикой, например. И ведь смысл-то у «восстановленной» фразы получился красивый…

Эти стихи знамениты:

О, Руская земле!Уже за шеломянемь еси.

Шеломя — холм. Возможно, имеется в виду Иэюмский курган в среднем течении Северского Донца: где-то здесь пролегала граница между русскими и половецкими владениями. Дружина углубилась в степь, родная земля осталась за холмом.

Первый стих (2 1 2 — 1) чётко соблюдает равногласие. А во втором — четыре е и пять остальных гласных. Возникает подозрение, что какой-то слог лишний.

Но какой? Вроде бы ни один не кажется сомнительным.

Странно это слово — шеломянемь. Похожее на него пламенем образовано от слова пламень, которое существует и в другом варианте — пламя. С этими близнецами произошла не совсем обычная история. Взяв за начальную форму старославянское пламя (по-русски полымя), мы должны были бы склонять: пламем, пламю… (сравните: полымем, полымю). Если же взято пламень, то падежи — пламенем, пламени… А у нас вышла путаница: именительный одного варианта соединился с остальными падежами другого. Нелогично склоняются время, знамя, племя и тому подобные. Лишь в разговоре звучит «Сколько время?» и у Лермонтова есть «Из пламя и света рождённое слово» (обычно упрекают поэта в безграмотности… но не потому ли, что мало знают: в высоком стиле он употребил старославянскую форму, более торжественную).

Так не написал ли автор поэмы шеломемь? Тогда в стихе создалось бы точное равенство. Возможно, слово показалось переписчику неграмотным, как нам теперь «Сколько время?», и он продемонстрировал свою «культурность».

Сказанное до сих пор вряд ли вызовет сильные возражения. Но два названных стиха ещё раз встречаются в поэме. Только они изменены:

О, Руская земле!Уже не шеломянемь еси.

Что значит «земля уже не холмом»? Разгладилась? Естественно, не правят на за. Тогда согласно стихосложению надо и здесь поставить шеломемь. Что-то многовато исправлений… Да и неправдоподобна такая описка — не вместо за.

Может быта, не шеломемь верно? В стихе оказывается пять е и три других гласных. Пять и три… Нельзя ли какое-то е заменять иным звуком?

Рассматриваем по порядку. Уже — ужо. Об этом всерьёз говорить не приходится. Шоломемь. Слово шоломя было, и если поэт употреблял себе и собе, приломити и преламати, так почему бы ему после ш не произносить то е, то о? Но смысла в стихе всё равно не прибавляется.

Шеломомь? В поэме как раз начинается описание битвы, в которой русичей ожидает поражение. Если бы они находились среди своей земли, то она пришла бы на помощь, защитила. Земля толкуется и как народ (так же, как поле — половцы). Что если понимать так: она уже не шлем, не защита! Тем более что земля своей выпуклостью, особенно заметной при открытом степном горизонте, напоминает шлем. Автор не просто повторил строчки, он чуть-чуть изменил их — и создал замечательный поэтический образ!

Но… грамматика разрешает сказать «земля была не шлемом», а можно ли сказать, что она «есть не шлемом»? В самом «Слове» похожих конструкций нет. Правда, в нём много сравнений вроде Гзакъ бежить серымь вълкомь. Кстати, у Маяковского тоже: «Я волком бы выгрыз…» — творительный падеж часто выполняет такую роль, в этом же стихотворении дальше: «Я достаю из широких штанин дубликатом бесценного груза…» (какому-нибудь ревнителю школьных норм оборот мог бы даже показаться слишком смелым: паспорт достают рукой, а не дубликатом). У С. Кирсанова: «Лес окрылён, веером — клён». Мы говорим «пыль столбом» или «пыль стоит столбом» — глагол можно пропустить. Связку есть мы обычно не употребляем, ставя, и то не всегда, вместо неё тире («Я — русский»). А в XII веке она была обязательна.

Так принимать ли сравнение «земля — шлем»?

Если нет, то и выйдет иллюстрация к тому, как далеко заводит арифметика сама по себе. И после всех усилий останется только сказать, как говорят «О боже!», — о, русская земля!

Всего-то буква…

Однажды автору этой книги встретился у В. Астафьева неправильно, как показалось вначале, употреблённый предлог по-за. Двойные предлоги, кроме некоторых (из-под, из-за) у нас почти забыты, и немудрено было бы ошибиться в их применении. Сказать «по-за» можно, если что-то длинное располагается за чем-то тоже протяжённым или кто-то проходит за ним. У писателя прорубь находится за баней. Но ведь ни прорубь, ни баня — не длинные предметы! Уж у кого-кого, а у В. Астафьева отыскать языковую неточность — почти заслуга. Я принялся перечитывать предшествовавший текст. И что же? — страницами двумя раньше обнаружилось упоминание: бани тянулись по берегу реки одним сплошным строением, а прорубь представляла собой многометровую щель во льду. Писатель совершенно ясно видел то, о чём говорил, и употребил единственно точный предлог. Кому знакомо удовольствие от изящно решённого уравнения, от правильно взятой ноты, тот поймёт красоту этих всего-то четырёх букв.

Такую же радость случается испытывать, найдя в «Слове о полку Игореве» чуть-чуть неверно скопированное переписчиком место и возвратив ему изначальный вид.

Например, в издании 1800 года читаем: Половци идуть отъ Дона, и отъ моря, и отъ всехъ странъ. Рускыя плъкы отступиша. Часть отрывка — Половци идуть отъ Дона и отъ моря — уже цитировалась, в ней половину слогов занимает о. Дальше оказалась отдельная фраза, и текстологи давно вычеркнули первое т из отступиша, получилось, если говорить по-современному, «Враги со всех сторон русские полки обступили».

Но равенства не вышло. Иногда старославянское странъ на русское сторонъ заменяют не в переводе, а в самом тексте, пишут не рускыя, а рускые, с «ятем» на конце. С любой из этих поправок равногласие выполняется, но первая не соответствует другим местам поэмы, вторая противоречит грамматике.

В поисках варианта, удовлетворяющего всем требованиям, замечаем, что хорошо было бы какое-то о заменить на у… Утъ всехъ не напишешь. А вот уступиша…

Какое же изумительно точное словоупотребление открывается! «Половцы идут от Дона и от моря. И со всех сторон русские полки уступили». Не отступили, что было бы позорно, тем более ещё до начала сражения. Да бежать им и некуда, они окружены. Русские воины лишь немного уступили, сжатые превосходящими силами врага. Они сплотились теснее, такой кулак трудно разбить. То есть речь не о бегстве, а, наоборот, о готовности к битве.

Переписчик просто-напросто спутал сходные по значению приставки или, скорее всего, не разглядел букву: у по-древнерусски обозначалось так — оу, причём второй знак узенький, выемка вверху малозаметна; легко принять оуступиша за отступиша (эту же ошибку только что допустил мой компьютер, распознавая текст с машинописи 20-летней давности). А когда затем т вычеркнули, получилось ненужное повторение: половцы идут со всех сторон и окружили со всех сторон. Соотношение же у поэта было такое: 3 1 1 4 3.

Другой отрывок дошёл до нас в следующем виде: За нимь кликну Карна и Жля, поскочи по Руской земли, смагу людемь мычючи въ пламяне розе (роге). Первые издатели решили, что тут названы «предводители хищных половцев», и перевели так: «Воскликнули Карня и Жля, и, прискакав в землю Русскую, стали томить людей огнём и мечом». Один из исследователей потом даже читал: Кончак и Гза. Смага здесь толкуется как огонь, бросаемый боевыми машинами.