Ирина Левонтина - О чём речь Страница 14

Ну, это удаль. Хлопнул стакан, взял колхозный трактор – и ну по ухабам, по развороченным и раскисшим дорогам. Пусть это и не привлечет на Олимпиаду туристов, но важнее, что мы самые-самые. Если нечем похвастаться, можно бахвалиться тем, что ни у кого нет таких плохих дорог, как у нас. Правда, после катастрофы Невского экспресса как раз в 2009 году пострадавшие несколько часов не могли дождаться помощи, потому что «скорые» все же не умеют «ездить по бездорожью так же хорошо, как и по дорогам».

«У нас даже Новый год может быть старым».

Это так, для пущей парадоксальности.

«Когда мы занимаем места, то на всех, когда мы выигрываем – это надолго».

На всех – ясно: всем миром, общинность, соборность, коллективизм. Не без некоторого шапкозакидательства, как водится.

«Мы верим в себя так, что заставляем поверить в себя других».

Ага, в Россию же «можно только верить».

«У нас не получится обыкновенно: это будет великая Олимпиада».

О, это да. «Особенная стать… аршином общим не измерить». Третий путь. В общем, мы опять настаиваем, что мы не как все. И захотели бы, так обыкновенно не получится.

И снова: «Мы люди крайностей».

Да, да, знаем. Далее эти крайности иллюстрируются довольно случайным набором формулировок:

«Даже в космосе мы можем быть первыми на земле».

«У нас даже слабость может быть силой».

«У нас даже в жару бывает мороз по коже».

Надо сказать, что вообще во втором ролике вдохновение как-то изменяет авторам. Матрица остается той же, но материал уже наскребается с трудом.

«Мы проигрываем так же красиво, как и выигрываем».

Это, конечно, немного не из той оперы. Авторы решили напомнить, кто тут именинник, поэтому возникла тема спорта.

«Мы любим таким, какой есть».

Это я не знаю к чему. В смысле что «по милу хорош»? Или что «полюбишь и козла»?

«Мы встречаем так, что с нами уже не расстаться».

О, вот, вспомнили еще важную вещь – гостеприимство, хлебосольство. Причем, настойчивое – как в глаголе потчевать («Демьянова уха»). Эдакая агрессивная задушевность. Попалась, мол, птичка, стой, не уйдешь из сети, не расстанемся с тобой ни за что на свете.

«Мы проводим зимнюю олимпиаду там, где вся страна отдыхает летом».

И опять иррациональность (ну не понять Россию умом!) – хотя и внешняя. Что такого сверхъестественного в том, что летом в Сочи, как и в Италии или Болгарии, можно купаться в море, а зимой кататься на горных лыжах? Хотя идея зимней олимпиады в субтропиках действительно оказалась весьма разорительной…

Вообще-то тут не требуется никакой особой деконструкции: все это считывается элементарно. Авторы и сами говорили что-то насчет специфики русского национального характера. Интересно другое.

Предположим, это было бы озвучено голосом, скажем, Надежды Бабкиной. Выглядело бы как вполне естественный антураж для олимпиады в России. Местный колорит: гжель-хохлома, рушники-кокошники, караваи и матрешки, русские недели в Макдоналдсе, удаль, размах, широкая русская душа, эхма – была не была. Или, например, фирменным фальцетом Никиты Михалкова. Тоже ничего – была бы такая мелодекламация на темы русской национальной мифологии: «…А цыганская дочь – за любимым в ночь по родству бродяжьей души». «Он русский, это многое объясняет».

Но нет. Авторы поступили нетривиально. В. В. Познер – ведущий аналитических программ. Интеллектуал и мыслитель. Говорит вдумчиво и взвешенно. И произнесенные его вкрадчивым голосом, с интеллигентными интонациями и легким иностранным акцентом слова обретают совсем иной статус. Как будто это все говорится всерьез, без тени улыбки.

И тем самым двухсотлетней давности придумка, давно превратившаяся в лубок и китч, выдается за национальную идею. Долго думали, напряженно искали – и что же? Крайности и иррационализм, напористая душевность, особый путь – и обязательно чтобы куда-то нестись по ухабам. Куда? Не дает ответа. А другие государства и народы все «постораниваются» и «постораниваются». Таков он, русский пиар, «бессмысленный и беспощадный».

Концептуализация

Как научил нас еще в 1892 году немецкий математик, логик, философ Готлоб Фреге, в содержательной стороне языкового знака есть разные составляющие – то, что он назвал смыслом (der Sinn) и значением (die Bedeutung). Часто это переводят как смысл и денотат, но меня завораживает именно то, что два слова на первый взгляд про одно и то же. Да и немецкой паре слов русские смысл и значение вполне хорошо соответствуют. Речь вот о чем. Значение (денотат) – тот фрагмент внеязыковой действительности, с которым соотносится данное языковое выражение, а смысл – то, как объект представлен. Например, пишет Фреге, Утренняя звезда и Вечерняя звезда – это одно и то же (это, собственно, Венера). Значит, у двух выражений одинаковое значение, но разный смысл.

Рассказывая о языковой концептуализации, я люблю приводить два примера. По-русски мы говорим, что птичка на дереве, а по-английски или по-французски она, буквально, «в дереве». Картинка немного разная. В русском варианте дерево – это совокупность веточек, на которых и сидят птицы, в английском и французском – скорее крона, полупрозрачный шарик, и птицы внутри. Если ехать на поезде из Германии во Францию, можно заметить забавный факт: по разные стороны границы одно и то же действие по компостированию билета описывают прямо противоположным образом. Немецкое слово буквально означает «лишить ценности», а французское «сделать ценным». И то и другое понятно. Если билет прокомпостировать, то он уже как бы использован, то есть лишен ценности. А с другой стороны, пока он не прокомпостирован, это еще не полноценный проездной документ.

Проблема здесь вот в чем: в языке подобные вещи фразеологизуются, костенеют, так что в каждом случае непонятно, влияет ли языковая концептуализация на наше представление об объекте. Ну в самом деле – какая нам разница, надо ли говорить на почте и в аптеке или в почте и на аптеке? Видим ли мы из-за этого по-разному? Поэтому так ценны случаи, когда язык предоставляет разные возможности концептуализации одного и того же и говорящий может выбрать.

Как читатель догадался, я это рассказываю не просто так. Когда в храме Христа Спасителя был выставлен пояс Богородицы, я, приехав на Кропоткинскую в свой институт, услышала в метро объявление, что «начало очереди» к храму в настоящий момент у станции метро «Воробьевы горы» (для иногородних читателей: это на четыре остановки дальше). Я сразу вспомнила советский анекдот про троллейбус: «Остановка винный магазин. Следующая остановка – конец очереди». Действительно, ведь про одно и то же можно сказать и конец очереди, и начало очереди. Подходя к очереди, человек ищет последнего, а не первого. А первый в очереди – это не тот, кто только что подошел, а тот, кто давно стоит и уже у цели. Ну, или как-то протырился в начало очереди. В этом случае очередь для нас – это хвост из людей, которые пристраиваются чередом друг за другом. Но можно мыслить и иначе: вот человек пришел и начал свое стояние. Для него лично очередь на Воробьевых горах начинается, длится много часов и заканчивается у входа в храм. Концептуализация, однако.

Я просмотрела публикации про пояс Богородицы. Писали и про конец очереди, и про начало очереди, иногда прямо в рамках одной заметки. Но отчетливо преобладала формулировка начало очереди. И думаю, что это не случайно. Выходя из храма, многие люди говорили примерно одно и то же: если хочешь почувствовать, то надо отстоять всю очередь. И даже так: те, которые без очереди по спецпропускам, – на тех не подействует. То есть многочасовое стояние – необходимое условие религиозного экстаза, благодати, чудодейственного эффекта. Очередь концептуализуется как паломничество, и поэтому естественно говорить о начале очереди как о начале пути.

И последнее. А все же приятно, что подзабылась стандартная советская сочетаемость: вот и выражение конец очереди уже не срывается само собой с горячих губ, как ночной ястреб.

Запад есть Запад, Восток есть Восток

В последние годы в сети время от времени всплывает (иногда в виде демотиватора, иногда просто как цитата) некое высказывание: Наши демократические писаки и оппозиционеры поливают нашу страну грязью, отрабатывая деньги, которые им платит Запад. Эти оппозиционеры существуют на деньги США и являются послушны ми псами своих заокеанских хозяев; не секрет, что все так называемые «оппозиционеры» – враги нашего народа – финансируются Западом, живут на его подачки…