Джон Лайонз - Введение в теоретическую лингвистику Страница 15

1.3.15. СРАВНИТЕЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКОЕ ЯЗЫКОЗНАНИЕ И ОБЩАЯ ЛИНГВИСТИКА

Задачей сравнительно-исторического языкознания как ветви общей лингвистики является объяснение явлений языка. Оно призвано объяснить тот очевидный факт, что языки изменяются и что разные языки связаны друг с другом в различной степени. Факты изменения языка и большей или меньшей степени родства языков находят свое объяснение в тех или иных лингвистических гипотезах, которые — подобно любым научным гипотезам — могут быть пересмотрены в результате открытия новых фактов или принятия новой трактовки фактов и нового способа их классификации. Вследствие указанных причин «индоевропейская гипотеза» постоянно видоизменялась. В настоящее время мы понимаем термин «эволюция» не так, как ряд языковедов XIX в.; мы несколько иначе интерпретируем такие понятия, как «звуковой закон», «реконструкция», «аналогия»; мы сознаем, вероятно, отчетливее, чем наши предшественники, что изменение языка не является простой функцией времени, но определяется общественными и географическими условиями; наконец, мы допускаем, что при тех или иных условиях языки могут «сходиться» или «расходиться» (конвергенция и дивергенция языков). Однако ни одно из этих разногласий между современной лингвистикой и компаративистикой XIX в. не может полностью зачеркнуть ни методы последней, ни ее выводы.

Поскольку в этой книге история лингвистики сама по себе нас не интересует, мы не будем углубляться в принципы сравнительно-исторического метода, выработанные в XIX и XX вв. Настоящий раздел мы завершим обсуждением того вклада, который внесло сравнительно-историческое языкознание в становление принципов современной теоретической лингвистики.

Одним из важнейших и наиболее непосредственных следствий интереса компаративистики XIX в. к языковой эволюции было осознание того, что разного рода изменения (например, в пределах слова или словосочетания), засвидетельствованные в письменных текстах или древних надписях, обычно могут быть объяснены (посредством тех или иных звуковых законов) на основе установленных или гипотетически выводимых изменений в устной речи. Ранние компаративисты унаследовали классическую точку зрения, что письменная речь в определенном смысле первична по отношению к устной; они по-прежнему описывали звуковые изменения как изменения букв в составе слов. Однако вскоре они поняли, что любое последовательное описание того или иного языкового изменения должно как теоретически, так и практически опираться на принцип, согласно которому буквы как элементы письменного алфавита — это не что иное, как символы для соответствующих звуков устной речи. Как мы увидим в следующем разделе, одно из основных положений современной лингвистики состоит в том, что в языке первичен именно звук, а не письменный знак. Сравнительно-историческое языкознание дало мощный толчок для развития фонетики (обусловленный, в частности, знакомством с теориями индийских грамматистов, ср. § 1.2.10), а фонетика в свою очередь способствовала выработке более общих и точных звуковых законов.

Чрезвычайно важным было также постепенное осознание (примерно с середины XIX в.) истинного соотношения между языком и диалектом. Интенсивные исследования классических и современных европейских языков убедительно показали, что разнообразные местные диалекты отнюдь не являются несовершенными и искаженными вариантами стандартного литературного языка (как часто полагали ранее), но развиваются более или менее независимо. Диалекты столь же систематичны с точки зрения грамматической структуры, произношения и словаря и столь же пригодны для общения (в пределах их использования), как и литературный язык. Действительно, стало ясно, что различия между языками и близкородственными диалектами носят скорее политический и культурный, нежели лингвистический характер. С чисто лингвистической точки зрения общепризнанные литературные языки (латинский, английский, французский и т. д.) — это всего лишь «диалекты», которые — по исторической случайности — приобрели в свое время важное политическое или культурное значение. Так, для лингвистики является случайным и внешним тот факт, что именно диалекту Рима и его окрестностей суждено было с ростом Римской империи распространить свое влияние и стать тем, что именуется латинским языком; в самой же структуре этого языка нет никаких особенностей, предопределяющих такое его распространение. Разумеется, использование какого-либо диалекта в таких важных областях, как литература, политика, философия и т. д., обычно приводит к расширению словаря и появлению все более детальных и тонких лексических различий, что необходимо для удовлетворения нужд всех этих областей. Однако это является не причиной, а следствием того важного статуса, который приобретает речь в определенном обществе. Обычно стандартным языком страны становится тот диалект, на котором говорят наиболее влиятельные или правящие классы этой страны.

Другим результатом исследований местных диалектов (в тех областях лингвистики, которые называются диалектологией и лингвистической географией) является выяснение того факта, что между диалектами одного и того же и соседствующих языков нет резких границ. В тех местах, где границы между разными странами часто менялись или были открыты для торговли и общения людей, диалект одного языка мог более или менее незаметно перейти в диалект другого языка. Например, некоторые диалекты, на которых говорят по обеим сторонам голландско-немецкой границы, в равной степени отстоят как от литературного голландского, так и от литературного немецкого языка. Если же мы воспринимаем эти диалекты как диалекты одного из двух языков, то в данном случае мы оказываемся жертвами традиционного взгляда на взаимоотношения между языком и диалектом. Можно добавить, что подобные суждения бывают часто обусловлены политическими или националистическими предрассудками.

Положение о том, что все языки имеют одну и ту же грамматическую структуру (см. § 1.2.7), в современной лингвистике уже не является общепринятым. Этот принцип был подорван, в частности, достижениями сравнительно-исторического языкознания XIX в., убедительно показавшего, что языки постоянно изменяются. Особенно разителен пример классического греческого и латинского языков: с лингвистической точки зрения они представляли собой лишь определенные стадии в развитии языка, и большая часть их грамматической структуры может быть выведена — посредством сокращения и расширения — из более ранней системы грамматических противопоставлений. Было также показано, что различные языки, а также различные хронологические стадии в развитии одного языка могут значительно варьироваться в отношении грамматической структуры; стало ясно, что языки не укладываются в жесткую рамку традиционных грамматических категорий. Этот вывод был подтвержден исследованиями широкого круга языков, бывших недоступными для тех ученых прошлого, которые считали традиционную грамматику универсальной и неопровержимой. Как мы увидим, современная лингвистическая теория основывается на значительно более общих положениях, чем принципы традиционной грамматики. 

1.3.16. АНАЛОГИЯ И СТРУКТУРА

Читателя, вероятно, удивил тот факт, что в то время как традиционные грамматисты рассматривали аналогию как принцип регулярности в языке, компаративисты конца прошлого века, как правило, считали ее одним из основных факторов, препятствующих регулярному развитию языка (см. § 1.2.3). Сейчас мы можем объяснить этот парадокс. Если мы заняты — подобно большинству языковедов XIX в. — прежде всего разработкой теории языкового изменения, мы можем недооценить тот факт, что в научном объяснении нуждаются не только различия, но и тождества в речи последовательно сменяющих друг друга поколений. Когда ребенок, усваивающий английский язык, образует формы типа comed вместо came 'пришел' или tooths вместо teeth 'зубы', это предположительно объясняется тем, что ребенок приобрел интуитивное понимание правил, по которым в английском языке образуются формы прошедшего времени у большинства глаголов и формы множественного числа у большинства существительных; иными словами, ребенок усвоил ряд регулярных правил языка. Если бы ребенку не удалось усвоить правил регулярного образования в языке, то он мог бы только, как попугай, повторять те высказывания, которые он слышал раньше. Нельзя сказать, что ребенок знает язык, до тех пор, пока он не способен строить новые высказывания, которые признаются нормальными и могут быть поняты другими говорящими на данном языке.

Важным свойством языка является его структурная организация на разных уровнях (к понятию структуры мы вернемся в следующей главе). В каждом языке существуют регулярные правила комбинирования звуков в составе слов и регулярные правила варьирования произношения звуков в разных позициях слова и фразы. Существуют и другие правила, обеспечивающие регулярное грамматическое образование слов и предложений. С точки зрения произношения в такой форме, как came 'пришел', нет ничего необычного, ср. lame 'хромой', maim 'увечье', game 'игра', same 'такой же'; нерегулярность формы came обнаруживается при сравнении пары come : came с парами типа love : loved, jump : jumped и т. п. Так как формы типа came стоят вне регулярных моделей грамматического формообразования, существует тенденция выравнивать их в соответствии с этими моделями при переходе языка от одного поколения к другому. Все это понимали и младограмматики, однако они проводили резкую границу между физической манифестацией языка — звуками — и «психологическими» аспектами грамматической структуры; они считали только физическую субстанцию языка способной к регулярному изменению. Как мы теперь знаем, способы комбинирования звуков в составе слов и фраз не могут быть объяснены исключительно (или даже преимущественно) на основе физических характеристик звуков. Принцип аналогии не менее важен для образования правильных звукосочетаний в некотором языке, чем для образования правильных грамматических парадигм (см. § 1.2.3). И то и другое должно быть усвоено ребенком.