Александр Лукьянов - Был ли Пушкин Дон Жуаном? Страница 18

Даже если и была какая-то женщина, имя которой поэт старался не упоминать, то, исходя из элементарной логики, это имя должно быть каким-то особенным. Если бы Пушкин написал это имя полностью, то «утаенная любовь» поэта была мгновенно бы раскрыта.

А теперь возьмем имена «Дон-Жуанского списка» и сравним его с именами женщин, которых пушкинисты назначают героинями этой великой любви.

Наталья Кочубей – предлагаемая Губером. Две Натальи уже есть в списке. Неужели еще одна Наталья могла вызвать у кого-то ассоциации, связанные именно с Натальей Викторовной Кочубей.

Екатерина Андреевна Карамзина, выдвинутая Ю. Тыняновым на роль «утаенной» любви поэта. В списке четыре Екатерины. Исходя их условной хронологии первого списка Катерина II может относится как к Екатерине Семеновой, так и к Екатерине Карамзиной. Есть ли смысл скрывать имя, повторяющееся четыре раза.

Мария Раевская, предлагаемая Щеголевым, и чьи доказательства убедили очень многих в истинности его предположения. Но имя Мария также встречается во втором «Дон-Жуанском списке».

С равной вероятностью поэт имел в виду или Марию Голицыну, или Марию Раевскую, на выбор.

Екатерина Раевская – это Катерина III; поэтому она просто не может быть «утаенной любовью».

Имя Софья так же присутствует во втором списке (Софья Потоцкая или Софья Пушкина), как и имя Елена (Елена Раевская).

Истерический характер Пушкина, управляющий его постоянной влюбчивостью и жаждой наслаждений, полностью опровергает теорию одной и единственной. Тем более, что сам поэт в письме к брату признается, что роль Петрарки, т. е. влюбленного в одну женщину человека ему не по нутру. Не будем вдаваться в подробности доказательств всех вышеприведенных авторов. В конце концов, не так важно, кто именно скрывается под инициалами NN. Последуем лучше логике пушкинского «либидо», его двойственной натуре, его метанию от чувственных наслаждений к чувствительной и платонической любви. Сначала юношеские увлечения Натальей Кочубей и Бакуниной, затем первые сексуальные опыты в кругу царскосельских гусар, потом «инцестуальные» привязанности к Карамзиной и к княгине Голицыной, и тут же оргии в компании Всеволожского, актрисы и публичные девки. Постоянные прыжки, постоянные метания.

В свете Пушкин часто встречал прелестных девушек, к которым он тянулся со всей силой своего необузданного эротического чувства. Подсознательные «инцестуальные» запреты возбуждают в нем к представительницам благородных семейств самые нежные, абсолютно неэротические желания. Среди этих прелестных девиц на выданье, была, наверное, и Мария Голицына, вышедшая замуж в 1820 году, после высылки поэта. Встречался Пушкин и с предметом своего лицейского увлечения Натальей Кочубей. После долгого отсутствия, она появилась в свете в 1818 году. Юношеские чувства могли вновь всколыхнуться. Один черновой набросок того времени прямо указывает на это.

Я был свидетель умиленныйЕе младенческих забав.Она цвела передо мною,Ее чудесной красотыУже угадывал мечтоюЕще неясные черты.

Одновременно с вышеупомянутыми молодыми светскими барышнями Пушкин встречался на балах и Софьей Потоцкой, которая так же могла очаровать поэта, и так же только «платонически».

Софья и сестра ее Ольга были дочерьми знаменитой гречанки – Софьи Константиновны Глявонэ, у которой была удивительная судьба. Ее подобрал в константинопольском трактире польский посланник в Турции, привез в Варшаву, где она стала женой военного Иосифа Витта, а вскоре за тем и непременной спутницей князя Потемкина-Таврического в годы завоевания им Крыма. Получив от него обширные поместья на завоеванном полуострове, Софья Витт стала после смерти светлейшего князя женой коронного гетмана Малороссии Станислава Потоцкого.

Их дочь Софья была молода и красива. В ней, писал Вяземский, «все нездешнее, неземное, райское, небесное, и лишь взгляд ее обнаруживает искру чувственности, способную разгореться в пожар поэзии и любви. Но дева горда и неприступна; в своем томлении она остается одинокой». Гроссман считает, что именно ее имел в виду Пушкин когда писал стихотворение «Платонизм», в котором как бы подтверждаются слова Вяземского:

В уединенном упоеньеТы мыслишь обмануть любовь.Напрасно! – в самом наслажденьеТоскуешь и томишься вновь.

И далее полушутливо предупреждает о том, что не следует сдерживать порывы, ибо красота не вечна.

Амур ужели не заглянетВ неосвещенный твой приют?Твоя краса, как роза, вянет;Минуты юности бегут.

Вряд ли увлечение Софьей Потоцкой было серьезным, как считают некоторые «пушкинисты».

Женская красота ведь всегда привлекала поэта, и ухаживание за красивой девушкой или женщиной было естественным для такого сексуального юноши, как Пушкин. Вообще-то стихотворение «Платонизм» обращено к некоей Лидиньке и довольно игриво по содержанию. В нем явно проскальзывает мысль о том, что красивой дувушке не стоит заниматься «мастурбацией», а лучше отдать себя нормальному сексу с мужчиной в браке. У Пушкина очень трудно понять, где его «романтические» чувства, а где «эротизм», прикрытый тонкими намеками и легкой иронией.

Я понял слабый жар очей,Я понял взор полузакрытый,И побледневшие ланиты,И томность поступи твоей…Твой бог не полною отрадойСвоих поклонников дарит.Его таинственной наградойМладая скромность дорожит.Он любит сны воображенья,Он терпит на дверях замок,Он друг стыдливый наслажденья,Он брат любви, но одинок.Когда бессонницей унылойВо тьме ночной томишься ты,Он оживляет тайной силойТвои неясные мечты…

Но, по всей видимости, именно Софья Потоцкая рассказала Пушкину старинную легенду о представительнице рода Потоцких, увезенной из Польши ханом Керим-Гиреем, который безнадежно полюбил ее и воздвигнул необычный мавзолей из мрамора и водяных струй в память о пленнице Бахчисарайского гарема. Может быть, о сестрах Потоцких упомянул поэт в своей поэме:

Младые девы в той странеПреданье старины узнали,И мрачный памятник онеФонтаном слез именовали.

Своему другу А. А. Дельвигу, редактору альманаха «Северные цветы», Пушкин писал: «Я прежде слыхал о странном памятнике влюбленного хана. К ** очень поэтически описывала мне его, называя la fontaine des larmes» («фонтан слез»). Загадочный инициал К** означает, по мнению Леонида Гроссмана, фамилию Софьи Станиславовны до мужу: в 1821 году она вышла замуж за генерала П. Д. Киселева. Хотя историю Бахчисарайского гарема поэт мог услышать и от Натальи Кочубей, что, однако, маловероятно.

Видно, чувство, охватившее поэта, действительно было искренно и возвышенно. Л. Гроссман назвал «Бахчисарайский фонтан», сюжет которого навеян рассказом Софьи Потоцкой, «поэтической новеллой об одном из сильнейших увлечений Пушкина». Основные мотивы поэмы отвечают истории его «северной» любви – безответная страсть хана и безразличие Потоцкой к его безумному чувству. Однако не только Софья Потоцкая подтолкнула поэта разразиться «любовным бредом» в своей прелестной поэме. Еще одна милая девушка, молодая и прелестная, повлияла на написание «Бахчисарайского фонтана». Но об этом немного позже.

Глава V

«Я говорил тебе: страшися девы милой…»

(Сестры Раевские)

1

Три года Пушкин безмятежно веселился и познавал новые удовольствия. Несдержанный на остроты, цинические шутки и двусмысленные стишки, он был также несдержан и в политических высказываниях. Щеголяя своим «фрондерством», Пушкин писал резкие сатиры на императора Александра I (Noel. Сказки), подражал Радищеву в воспевании свободы (ода «Вольность»), возмущался жестокостью крепостничества («Деревня»).

Импульсивный Пушкин не мог скрывать свои взгляды, молча и полезно работая в тайных сообществах, как это делали его друзья-декабристы. Он беззаботно, не думая ни о чем, кроме удовлетворения юношеской бравады, расхаживал между кресел Большого театра в Петербурге и показывал всем портрет Лувеля – убийцы герцога Беррийского, наследника французского престола, с надписью «Урок царям». Пушкин появлялся в партере театров, фиглярствуя в удивительно нескладном фраке, и в шляпе «боливар» – с такими широченными полями, что два человека не могли разминуться в дверях, одному приходилось обязательно наклоняться. С длинными ногтями, растрепанными бакенбардами, он развлекал публику своими лицейскими выходками.

Его фрондирующие стихи вызвали высочайшее неудовольствие. Александр I приказал арестовать поэта и сослать в Сибирь или на Соловки. Удивлены были все, кто хорошо знал натуру Пушкина. Однако благодаря хлопотам его влиятельнейших друзей – Жуковского, Карамзина, Чаадаева, Гнедича – Пушкина в 1820 году переводят по службе в южные губернии, в распоряжение генерала Инзова, наместника Бессарабской области. Он легко отделался – этот импульсивный и дерзкий, остроумный и самонадеянный, порочный и заносчивый юноша. Кроме того, в последние месяцы перед отъездом Пушкин испытывал жесточайшее нервное возбуждение. В петербургском обществе распространились позорящие его слухи. Говорили, что поэт был вызван в тайную канцелярию шефом III-го отделения Бенкендорфом и там для острастки высечен. Для дворянина это являлось крайним оскорблением, а, как известно, Пушкин очень гордился своим 600-летним дворянством и обижался, когда его называли «сочинителем». Поэт был вне себя от гнева и едва не натворил непоправимых безумств.