Людмила Зубова - Языки современной поэзии Страница 19
- Категория: Научные и научно-популярные книги / Языкознание
- Автор: Людмила Зубова
- Год выпуска: -
- ISBN: -
- Издательство: -
- Страниц: 92
- Добавлено: 2019-02-04 13:28:01
Людмила Зубова - Языки современной поэзии краткое содержание
Прочтите описание перед тем, как прочитать онлайн книгу «Людмила Зубова - Языки современной поэзии» бесплатно полную версию:В книге рассматриваются индивидуальные поэтические системы второй половины XX — начала XXI века: анализируются наиболее характерные особенности языка Л. Лосева, Г. Сапгира, В. Сосноры, В. Кривулина, Д. А. Пригова, Т. Кибирова, В. Строчкова, А. Левина, Д. Авалиани. Особое внимание обращено на то, как авторы художественными средствами исследуют свойства и возможности языка в его противоречиях и динамике.Книга адресована лингвистам, литературоведам и всем, кто интересуется современной поэзией.
Людмила Зубова - Языки современной поэзии читать онлайн бесплатно
Соседство образов холода и стыда в словах заледенелыми и пристыженные дает почувствовать связь между значениями этих слов: этимологически родственными являются слова стыд и студить (см.: Ларин, 1977: 63).
Рассмотрим подробнее один из контекстов с актуализацией этимологии лексическими средствами:
Льва вывели… Сто тридцать семь солдатспустили цепи, обнажили шлемык сандалиям… Действительно: был лев.Стоял на лапах. Львиными двумяне щурясь на лежащего не львасмотрел, как лев умеет…Пес проснулся.Восстановил главу с двумя ушами.Восстал на лапы. Челюсти калмыкасомкнул. Глаза восставил, не мигая:(лев языком облизывает нёбо…)ВРАГ УВИДАЛ ДОСТОЙНОГО ВРАГА.
(«Дидактическая поэма» / «Верховный час»[131])Три слова — восстановил, восстал, восставил — имеют в этом тексте те значения, которые современным языком утрачены. Каждый из этих глаголов приобретает образное содержание ‘встать, подняться’, активизируя и первичное значение приставки вос-.
Соснора находит в самых привычных словах забытый смысл, иногда противоположный их современному значению. Таково стихотворение «Прощанье» из книги «В поисках развлечений». Оно, вопреки заглавию, содержит настойчивый повтор приветствия «здравствуй», которым и начинается и заканчивается текст
ПРОЩАНЬЕ
Катер уходит через 15 минут
Здравствуй!Над луговинойутро.Кричат грачи.
Укусишь полынь-травину,травина-полыньгорчит.
И никакого транспорта.Тихо.Трава горяча.
— Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте, —У моря грачи кричат.
Там,по морским пространствам,странствует столько яхт!Пена —сугробами!Здравствуй,радостная моя!
Утро.Туманы мутныетянутся за моря…
Здравствуй,моя утренняя,утраченная моя!
Вот и расстались.Ныряеткосынка твоя краснаяв травах…
Моя нарядная!Как бы там ни было —здравствуй![132]
Стихотворение заставляет задуматься о том, что, может быть, говорить здравствуй более логично не при встрече, как предписывает речевой этикет, а при расставании — как доброе напутствие (ср. будь здоров). Это здравствуй[133] у Сосноры не только настойчиво повторяется, но и отзывается во всем фонетическом строе текста, особенно выразительно в звукоподражании — Здравствуйте, здравствуйте, / здравствуйте, — / у моря грачи кричат. Как пишет В. Шубинский, «фактически поэт создает собственный язык, с собственной логикой и собственными, присвоенными словам смыслами» (Шубинский, 2008: 184).
Во многих текстах Сосноры встречается этимологическое расчленение, которое является одним из способов обратного словообразования:
И настанет тот год и поход,где ни кто ни куда не придет,и посмотрят, скользя, на чело,и не будет уже ни чего.
(«И настанет тот год и поход…» / «Куда пошел? И где окно?»[134]);Слушают в уши, с Верху голоса,а видят мой абрис, злой лай,росчерк рта,ушки кабана,и красный мускул, — как солнечный удар!И думают, спело дрожа:— ЭТО мне!И это МНЕ же!
(«Спириню» / «Куда пошел? И где окно?»[135]);Если ж у волка слюни — это бешенство, хорошо, не убегай,лучше поди на встречу и дай кусить,тебе лучше б взбеситься и не жалеть телег,чем виться вокруг, обнюхивая дыми доносить народу — Он жив, жив, жив!
(«Не жди» / «Двери закрываются»[136])Превращение морфемы в слово при таком расчленении сопровождается изменением значения знаменательного слова: так, существительное в сочетании с предлогом на встречу означает совсем не то, что наречие навстречу, особенно когда говорится о встрече с волком.
Раздельное написание двухкорневого числительного, а следовательно, и неслитное произношение его частей, выполняет изобразительную функцию:
Я семь светильников гашу,за абажуром абажур.Я выключил семь сот свечей.Погасло семь светил.Сегодня в комнате моейя произвел учет огней.Я лампочки пересчитал.Их оказалось семь.
(«Два сентября и один февраль» / «Поэмы и ритмические рассказы»[137])Архаизирующая орфографическая аномалия изображает здесь отдельность каждой лампы в 100 ватт. Само слово свеча при обозначении мощности лампы уже почти вышло из употребления, и автор активизирует прямой смысл этого слова, не устраняя и его переносного, разговорного, но уже устаревшего значения.
В текстах Сосноры чрезвычайно активна древняя грамматика. Грамматическая этимологизация обнаруживается в таком контексте с элементами других славянских языков:
До свиданья Русь моя во мне!До свiтання промiння во мгле!Отзвенел подойник по делам, —поделом!..Пойдемте по домам.
(«Як mu мiг дочекатись, чи справдиться слово твое…» / «Верховный час»[138])Встречаются стихи, в которых перестают различаться прилагательные и существительные, напоминая о древнем состоянии языка, когда этого различия еще не было:
Вот мы вдвоем с тобой, Муза,мы — вдовы.Вдовы наш хлеб, любовь, бытие, —бьют склянки!В дождик музык, вин, пуль,слов славымы босиком! — вот! — вам! —бег к Богу.
(«Муза моя — дочь Мидаса…» / «Тридцать семь»[139])Слово вдовы можно читать в обоих случаях и как существительное, и как прилагательное. Тире во второй строке не препятствует восприятию слова как прилагательного, потому что этот знак между подлежащим и сказуемым — обычное явление в поэзии XX века, особенно у Цветаевой, влияние которой на Соснору весьма значительно. В третьей строке, при чтении слова вдовы как существительного, игнорируются различия в грамматическом роде слов хлеб, любовь, бытие, и это неразличение совпадает с установившимся в русском языке неразличением рода прилагательных во множественном числе.
Обратим внимание на то, что конструкции, воссоздающие условия для одновременного обозначения предмета и признака и для нейтрализации грамматического рода, помещаются в контекст со словами бег к Богу[140]. То есть на сюжетном уровне речь идет о приближении к смерти как о возвращении к исходному состоянию, к творящему началу. В поэзии Сосноры всегда актуально такое сближение образов смерти и творчества:
…процесс умирания лирического «Я» одновременно является и процессом возникновения-создания Слова <…> Творчество здесь воспринимается как смерть на время — и творение в это время текста.
(Желнина, 1996: 147–148)В стихотворении «Колыбельная» из книги «Верховный час» рифмованное сочетание тихо-лихо объединяет части речи, разные для современного языкового сознания, делая их грамматически подобными древнему синкретическому имени:
Тихо-лихо. Да шестьбьют на башне часов.Хлад и ландыш в душе.Дверь у тварь на засов[141].
В современном русском языке слово тихо может быть наречием, прилагательным или безличным предикативом, но не существительным, а слово лихо, сохраняя средний род, — существительным, наречием, с большой натяжкой прилагательным (например, *ваше поведение слишком лихо). Употребление этого слова как прилагательного в женском роде представляет собой фразеологизированный реликт: лиха беда начало. Безличным предикативом слово лихо в современном языке не бывает: невозможно правильное высказывание типа *здесь весело и лихо. Разная судьба слов, грамматически единых в прошлом, побуждает видеть в их объединении сумму грамматических признаков, распространяемых на каждый из элементов парного сочетания.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.