Михаил Ахманов - Советы начинающим литераторам Страница 20

Я к своим героиням отношусь с большой нежностью и потому надеюсь, что меня в преисподней на умаага не посадят. Чтоб убедить в этом всех сомневающихся, привожу фрагмент из романа "Скифы пируют на закате":

"Ничем не обделен мир – в том числе и женской прелестью; в его оранжереях и садах благоухают всякие цветы. Блондинки, белые лилии с нежной кожей и глазами словно небесная синева; томные тюльпаны-брюнетки с гибким станом и огненными очами; кареглазые шатенки, чайные розы; огненноволосые красавицы-орхидеи, чьи зрачки подобны изумруду, а губы розовеют красками утренней зари. Но есть девушки, взглянув на которых забываешь о цвете глаз и волос, не видишь, полны ли их груди, стройны ли бедра; одаренные сказочным очарованием, они пленяют сразу и навсегда".

Этот абзац предваряет явление Сийи, девушки-амазонки с пепельными волосами, пленившей моего героя, и в дальнейшем сказано о ней так:

"Движения ее были грациозны, как у лесной лани; плащ птичьим крылом струился по пятам. Она заговорила, и негромкий ее речитатив показался Скифу перезвоном хрустальных колокольцев".

"Ладонь у нее была одновременно нежной и крепкой; кончиками пальцев он ощутил чуть заметные выпуклости – мозоли от рукояти меча. Локоны Сийи щекотали ему шею, легкая туника казалась туманом, окутавшим тело девушки".

"От волос девушки тянуло горьковатым ароматом степных трав, дымом костра и еще чем-то, чистым и свежим – быть может, запахом звездного неба, раскинувшегося над степью".

Ну, и так далее, и тому подобное. Я мог бы множить и множить примеры, но полагаю, что интересней хотя бы вскользь коснуться другого вопроса, который, в силу присущей критикам стерильности, выпал из поля зрения Володихина. А может, и не выпал; может, критика так ужаснули бездарные описания женской внешности, что он решил интимного не трогать. И правильно! Если автор не способен изобразить внешность женщины, то что же он поведает нам о вершине любви, об испанской страсти, индийских ухищрениях и французских забавах?

Все мы знаем, что поведать можно многое и по-разному. Диапазон широк, от возвышенной романтики до скотства, тема обширна, и я затрону ее лишь чуть-чуть, проиллюстрировав несколькими примерами.

Вот любовь Скифа и Сийи под небом ночной степи, любовь нежная, романтическая, а потому – без пикантных деталей:

"Два нагих тела сплетались на травяном ложе, под светом лун, багряном и серебристом; два существа любили друг друга с неистовством юности, когда ритм сердец так легко настраивается в унисон, когда сила кажется неистощимой, а жизнь – вечной. Тонкие пальцы девушки ласкали волосы Скифа, пепельные локоны падали на лицо, и сквозь их невесомую паутину ночь выглядела чарующе прекрасной; ночь из ночей, полная колдовства, краткий миг счастья, подаренный судьбой. Руки Сийи обнимали его, губы касались его губ, плоть сливалась с плотью, дыхание – с дыханием… Он чувствовал трепет ее ресниц на щеке, ощущал биение крови – то медленное, спокойное в минуты краткого отдыха, то стучавшее громовым набатом. Тело ее казалось жарким омутом, обжигающим потоком, стремительным водопадом; он тонул, растворялся в нем, он пил пьянящую влагу жизни, он жаждал исчерпать ее источник, и он страшился этого. Напрасно! Этот родник был бездонным".

Можно ли так изображать соитие? Конечно! Это способ возвышенный, сентиментальный, самый далекий край эротической палитры, трогающий женское сердце – ибо они, женщины, в отличие от нас, мужчин, впадают в соблазн сначала от нежных слов, а уж потом – от остального. Но, разумеется, сентиментальность и романтика всего лишь одна из красок плотской любви; есть тут не только розовое, но кое-что поярче:

"Нил нависал над женщиной – огромное изваяние, белеющее в полумраке. Маска-лицо приблизилось к ней, и широкий рот накрыл перемазанные сладкой помадой губы. Жесткие ладони опустились на мягкие горячие груди, стиснули их. У Тэллы перехватило дыхание; она извивалась и дрыгала ногами, но гигант выпил весь воздух из ее легких и целую минуту не позволял вдохнуть. А когда она, почти в беспамятстве, потеряв ощущение времени, тела, всего – только дышать, дышать! – поняла, что рот ее свободен, то даже не сразу ощутила, что Нил вновь овладел ею, и ее ноги уже обвили его, а сознание тонет в теплой волне, идущей от низа живота". (Мазин "Спящий дракон".)

Можно ли так, откровенно, сочно и грубовато? Полагаю, что можно; Нил, герой Мазина, сделал то, что описано автором, ибо таковы характер Нила, его обстоятельства и желания пришедшей к нему дамы. Иными словами, эпизод психологически оправдан.

Но так бывает далеко не всегда, и в иным случаях сочное описание превращается в скабрезность или в довольно нелепый «трах». Приведу фрагмент из уже упоминавшихся "Ветров Империи" С.Иванова (неутомимый Горн развлекается с огнегривой Норой):

"С последним криком из Норы словно выплеснулась жизнь, и она стекла по его телу на пол, уйдя на этот раз в такие дали, что Горн встревожился: не переусердствовал ли? Женщина лежала перед ним – смятая, измученная, и роскошная плоть ее расплющилась по ковру, погрузившись в пушистый ворс, словно в траву". И далее: "Потянув за руку, Нора завалила рыцаря на спину и уселась на него сверху, торжествующе смеясь. Над упругим животом бронзовыми куполами нависали тяжелые груди – поддавшись искушению, Горн взвесил на ладонях эти обольстительные полушария. Н-да, эдакое богатство…"

Лично у меня это богатство ассоциируется с коровьим выменем. Ну что поделать – не уважает женщин Сергей Иванов, и такое безобразие длится на протяжении всего романа! И его издатели в «Локиде» не уважают, что совсем уж удивительно… Ведь какие вещи выпущены ими в 1995-96 гг – блистательные книги Лазарчука, Лукина, Успенского! Как-то не гармонирует с "Ветрами Империи"…

Но давайте оставим шикарные пиры роскошной плоти и перейдем к последней ситуации – халтуре. Выскажу банальную мысль: интимный процесс халтурного изображения не терпит, и халтура в данном случае вызывает не столько отторжение, как в случае с Норой и Гормом, сколько смех. Обратимся к книге Скаландиса "Возвращение в Мир Смерти", которая является продолжением известной (и любимой мной) трилогии Гарри Гаррисона о хитроумном Язоне динАльте и его возлюбленной, могучей пиррянке Мете. Любовью "по Скаландису" они занимаются так:

"Мета изогнулась, удерживаясь в «мостике» левой ногой и правой рукой. Левая рука ее переплелась пальцами с правой кистью Язона, приподнявшегося и откинувшегося, словно всадник на непокорной лошади, а правая свободная нога Меты обнимала партнера за талию. Сексуальная акробатика подобного рода была их давним и постоянным увлечением. Случалось изображать и более замысловатые позы, но для Солвица (это свидетель их экзерсисов – М.А.) хватит и такой. Мета застонала, Язон – тоже, и уже через секунду все смешалось вокруг, утопая в сладкой дрожи и розовато-оранжевом тумане".

Истинный шедевр эротики! Если сыщете любовницу-пиррянку, можете повторить, но не забудьте о положении правой свободной ноги партнерши. Завершив акт, вспомните о рекомендациях Иванова и попробуйте стечь розовато-оранжевым туманом по ее телесам и расплющиться по ковру. Если нет ковра, стекайте на пол; это не столь важно – главное, чтобы нашлась пиррянка помускулистее.

Завершая эти заметки, должен признаться с полной серьезностью, что хотя я критиков не жалую, [5] но Дмитрию Володихину очень обязан. Его статья была мне чрезвычайно полезна – она подвигла меня на просмотр собственных текстов. Я сравнил фрагменты из разных романов, касающиеся описания женщин, и обнаружил повторения: веера длинных ресниц, брови как крыло птицы и тому подобную тривиальщину. Придется в будущем урезать крылышки и веера…

За это я искренне благодарен Володихину и готов отплатить добром за добро. Жизнь критика тяжела и сурова, и потому предлагаю: если захочется виртуальных женских ласк, пусть читает не Гуляковского с Васильевым, а Мазина с Ахмановым.

Уж мы для него постараемся…

Раздел 8. ПИСАТЕЛЬСКИЕ СНЫ

Куриные перья – к мелким неприятностям.

Довелось мне как-то перевести, на пару с коллегой Татьяной Науменко, «Сонник» Миллера. Впервые эта книга увидела свет в начале двадцатого века и в оригинале называлась «Толкование десяти тысяч снов». Наш перевод этого труда Густавуса Хиндмана Миллера был выпущен издательством «АТОН» в 1998 г под названием «Сонник или Толкование снов». Книга очень знаменита; достаточно сказать, что в англоязычных странах в двадцатом столетии «Сонник» Миллера выдержал около тридцати изданий – то есть его переиздавали как минимум каждые три-четыре года. У нас Миллер тоже снискал большую популярность – мне доводилось видеть различные издания этой книги, подготовленные другими переводчиками; издания были как обычного формата, так и миниатюрного, предназначенного, видимо, для подарков.