Ольга Мирошниченко - Славянские Боги Олимпа Страница 21

«Даже сокрушительное извержение вулкана Санторин, обратившее в прах и пепел прекраснейшие дворцы минайской цивилизации, не могло выжечь, испепелить того вселенского по мощи поля, что пронизывает весь остров со стародавних времён, того подлинно русского духа, что вбирает в себя и наполняет огромной жизненной силой даже нас, далеких потомков, прибывших сюда. И было такое ощущение, что ты вернулся в эти развалины, в этот дворец после далекого, трехтысячелетнего отсутствия, вернулся в родные пенаты, и отчая кровля, возвышающаяся шатрами над тобой, защищает тебя от раскаленного солнца. На Крите, каменном острове, где почти нет дерева, русские зодчие в период „старых дворцов“ (четыре тысячи лет назад и в период „новых дворцов“ (три тысячи лет назад) по заказу русских князей ставили расширяющиеся кверху колонны из дерева, ставили привычные хоромы»[76].

«Именно здесь, в нынешнем Кноссе, (древняя столица Крита) было найдено чрезвычайно много экспонатов археологических музеев не только Ираклиона (столица Крита названа в честь Геракла — Ярослава — Heracleos), но и, прежде всего, США, Франции, Германии. Надо видеть эти экспонаты, чтобы понять, кто их создал. Мы часами простаивали перед глиняными уточками, амфорами-кувшинами, братинами, фигурками коров и бычков, украшенных свастиками-солнцеворотами, восьмиконечными крестами, двойными спиралями. Эти формы, эти узоры и знаки, подобных уточек и бычков, вылепленных из глины или вырезанных из дерева, можно увидеть в российских этнографических музеях — традиции сохранились вплоть до нашего времени. Ковши в форме утиц, казалось, были взяты из Оружейной палаты, братины тоже. И везде и всюду, практически на каждом изделии древних критских мастеров был запечатлен во множестве типичный русский символ плодородия (магический знак, описанный академиком Б. А. Рыбаковым) ромб с внутренним перекрестием и четырьмя точками в нем — засеянное поле.» Разумеется, могло быть одно, два, десять совпадений, но сотни, тысячи совпадений во всем и повсюду имеют уже совсем иное значение — одна школа, одна традиция, один народ — создатель. «Археологическому музею Ираклеона, как и многим музеям Крита и материковой Греции, вполне можно присвоить название „Музей русской традиционной культуры“ или „Русский этнографический музей“».

«Хорош дворец русов в Кноссе, величественны даже остатки его, развалины. И все же большее впечатление на меня произвел меньший по размерам дворец князя Родамата в Фесте, за шестьдесят километров от Кносса, на побережье Крита, омываемый Ливийским морем <…> И если прочие дворцы были пропитаны древним русским духом, напоены им, то этот является его средоточием, будто тысячи лет назад был заряжен некий духовный аккумулятор невероятной мощи, а ныне он вдруг начал отдавать вобранное в себя <…>. Именно здесь был найден знаменитый Фестский диск, письмена которого пытались разгадать сотни ученых — разгадать, исходя из романских языков, германских, всех, кроме русского. У них ничего не получалось. Почему? Потому, что в те времена, когда был создан этот диск (XVIII в. до н. э) никаких романских, германских и прочих языков как и самих романцев и германцев и прочих вкупе с „древними греками“ не было и в помине, — они значительно позже отпочковались от русского этнодерева. А вот русский язык, разумеется, не в нынешнем виде, а в более архаичном, был…»[77].

Как свидетельствует Е. И. Классен[78], ещё в XVIII в. было доказано, что «Греки и римляне заимствовали все свое образование и учились грамотности у славян. Что все древние племена славян имели свои рунические письмена есть уже теперь дело несомненное, осознанное даже и германцами; оспаривающими каждый шаг просвещения славянского. Только наши доморощенные скептики, кончавшие изучение истории ещё в школе, уверяют, что все руны должны быть скандинавскими. Но прочли ли эти великомудрые толковники хотя бы одну руническую надпись? Видели ль хотя бы одну? — это подлежит сомнению.

И сам Шлёцер — этот отвергатель всего возвышающего славян над другими народами, не смел не согласиться, вследствие свидетельства Геродота и др. греческих писателей, что лишь скифские племена знали грамоту и что сами греки приняли алфавит от пеласгов — народа тоже скифского, или, что все равно, славянорусского происхождения.

Из всего здесь выведенного явствует, что Славяне имели грамоту не только прежде всех западных народов Европы, но и прежде Римлян и даже самих Греков и что исход просвещения был от Русов на запад, а не оттуда к нам».

Есть ещё много свидетельств древних письменных памятников, говорящих о наличии у славян древней докириллической рунической письменности. Фонетическим письмом, кроме русов, владели пеласги, этруски и троянцы.

Как известно, после разгрома в Троянской войне предводитель троянцев Эней с остатками своего войска бежал в Италию и там недалеко от Рима основал троянскую колонию. Это подтверждается археологическими раскопками. В середине XIX в. известный немецкий археолог Момзен в 120 км от Рима обнаружил могилу Энея, относящуюся к XII в. до н. э., а польский лингвист Фаддей Воланский расшифровал надпись на ней. Надгробная надпись на могиле Энея сделана спиральной строкой и ещё не разделена на слова. Троянцы взяли у русичей это письмо. (Троянцы тоже протославяне).

Касаясь текста на могиле Энея (сер. XII в. — 1148 г.?), который был сделан непрерывной спиральной строкой, A. C. Иванченко замечает, что «говорить это может только об одном: что не россичи у троянцев, а троянцы у россичей позаимствовали азбуку, так как россичи в то время уже более 3-х веков писали прямой строкой и разделяли тексты на слова»[79].

Итак, можно говорить о том, что письменность у славян существовала не только до Рождества Христова, но гораздо раньше, чем она появилась у финикийцев, иудеев, греков и даже египтян.

Очень показательны сроки появления письменности у разных народов:

греки — VII в. до н. э.;

грузины — с начала нашей эры;

армяне — V в. до н. э.;

готы — IV в. до н. э.;

Каменная могила — IX–III тыс. до н. э.;

Винча, Тертерия — VI–III в. до н. э.

Триполье, Поднепровье — IV–II тыс. до н. э.;

шумеры — IV–III тыс. до н. э.;

египтяне — IV–III тыс. до н. э.;

Индия — III–II тыс. до н. э.

Но вернёмся к книге польского лингвиста Фаддея Воланского. Свою работу «Памятники славянской письменности до Р. Х.» Воланский начинает следующими утверждениями:

«Исследователи старины оставляли доселе без внимания, что в древние времена славянское племя рассеяно было по всем частям старого света, следовательно, везде могло оставить памятники по себе.

Мы находим в древней истории это сильно разветвленное семейство народов под разнообразнейшими наименованиями, смотря по тому, заимствованы ли были отдельные имена этих племен от имени их военачальников, или от местностей, ими занимаемых, или, наконец, имена эти исковерканы при переводе на другие языки; большей частью обозначали их под общими именами Скифов и Сарматов. Что Славяне не уступали своим соседям в науках и искусствах, напротив того, опережали их, доказывает Геродот в 46 главе 4-й книги, говоря, что, кроме Анахарсиса, он не знал ни одного великого мужа, который бы родом был не Скиф! Поэтому можно было бы со всей справедливостью предположить, что эти народы оставили по себе каменные (письменные) памятники, несмотря на то, что вероломные Греки И себялюбивые Римляне, не понимая язык их, называли их варварами».

Интересно и другое высказывание Ф. Воланского: «Ученые претыкались на эти памятники и напрасно трудились до нашего времени, разбирая их надписи по алфавитам греческому и латинскому, и, видя непреложность таковых, напрасно искали ключи в еврейском языке, потому что таинственный этот ключ ко всем неразгаданным надписям находится только в славянском первобытном языке. Как далеко простиралось в древние времена жительство славян в Африке, пусть докажут славянские надписи на камнях Нумидии, Карфагена и Египта»[80].

Большой интерес вызывает и расшифровка этрусских памятников, алфавит которых восходит к пеласгическому алфавиту. И здесь нас будет интересовать книга историка XIX в. А. Д. Черткова «О языке пеласгов в сравнении с древнеславянским»[81].

Чертков А. Д. (1789–1858) — русский историк, археолог, учёный, дешифровщик; гвардейский офицер, участвовал в войне 1812 г. С 1847 по 1857 г. был президентом «Общества истории и древностей российских», вёл раскопки под Звенигородом. Выпустил целый ряд основополагающих трудов по истории России. Среди них:

1. Всеобщая библиотека России, или каталог книг для изучения нашего отечества. Μ. 1845.

2. Описание войн великого князя Святослава Игоревича против болгар и греков. 967–971 г. М. 1847.