Наталья Иванова - Либерализм: взгляд из литературы Страница 22

Наталья Иванова:

Есть такой анекдот, очень похожий на правду: «Вы видели вчера премьеру этого спектакля?» – «Да, видел». – «Ну и что думаете?» – «Я еще не читал The New York Times». И это действительно так: мнение литературного и театрального обозревателя The New York Times по поводу той или иной книги, спектакля, передачи обладает колоссальным влиянием. Мы, конечно, пытаемся идти в том же направлении, но сказать, что кто-то сейчас может на что-то повлиять…

Андрей Витальевич, читатели ориентируются на рекомендации «Нового мира», покупают книги, о которых вы упоминаете, ищут их?

Андрей Василевский:

«Влияние литературной критики накапливается годами работы примерно с одной и той же аудиторией, примерно в одних и тех же формах» .

Такое влияние, несомненно, существует. Но просчитать его невозможно, потому что нет прямой связи между прочитанной статьей и покупкой книги. Влияние накапливается годами работы примерно с одной и той же аудиторией, примерно в одних и тех же формах. Думаю, толстые журналы оказывают большое влияние на представления читающей аудитории о том, что такое вообще современная литература. Это литературно-критическое влияние проявляется не как «власть» (гром и молния). Это такая невидимая радиация. Она очень незаметно и постепенно создает представления о том, что входит в современную литературу, а что находится за ее пределами.

Я хотел бы поспорить с Игорем Захаровым, который сказал, что критика существует, в крайнем случае, для 600 человек. На самом деле это не так. Читательскую аудиторию «Нового мира» я оцениваю, как минимум, в 50 тысяч человек. Бумажный тираж – 9 тысяч. Но каждый экземпляр читает не один человек, обычно к индивидуальному подписчику присоединяются члены семьи, знакомые, а в библиотеках, особенно в провинции, просто стоят очереди за журналом. Умножаем 9 тысяч на три – уже 27 тысяч читателей. И примерно такая же аудитория у нас в сети, в электронной версии журнала. Таким образом, можно сказать, что устойчивая читательская аудитория «Нового мира» – 50 тысяч человек. Конечно, мало кто читает журнал от первой страницы до последней. Но среди этих 50 тысяч немалую часть составляют постоянно читающие последнюю, литературно-критическую треть номера, во всяком случае их уж никак не 600 человек.

Меня студенты часто спрашивают, чем критик отличается от филолога. Я отвечаю примерно так: филолог работает с уже оцененным материалом, причем оцененным не им, а критик работает с новорожденным материалом, который вообще еще не оценен и о котором никто ничего не знает. В чистом виде это делает Андрей Немзер в тех своих газетных колонках, где он обозревает новые номера литературных журналов. Места на аргументацию там, понятно, не остается. Он сообщает, что в таком-то номере такого-то журнала напечатан замечательный рассказ замечательного писателя Х, неудачный рассказ замечательного писателя Y, на редкость неплохой рассказ довольно посредственного писателя Z. И это тоже важно – сам непрерывный процесс называния и предварительного оценивания зачастую важнее, чем справедливость той или иной оценки. Подобно тому как правильное функционирование литературных премий может быть важнее имени лауреата.

Глеб Морев:

«Сейчас многие критики просто не владеют материалом,

о котором пишут» .

Я выскажу свою точку зрения на эволюцию критики в последние годы. Этот разговор нельзя вести в отрыве от истории эволюции СМИ. Я об этом один раз писал (НЛО. № 50) и позволю себе в чем-то повториться. Мне кажется, что в период с 1993 по 1998 год у нас происходил беспрецедентный расцвет «культурных» СМИ и, следовательно, критики, в частности литературной. Концепция «культурной» газеты, газеты влияния, принадлежит вполне определенному человеку, Александру Тимофеевскому-мл. Идея вкратце такова: в приличной, уважающей себя, влиятельной газете должен быть приличный, очень качественный отдел культуры, существующий безотносительно к тому, понятен ли он инвестору, понятен ли он профильному читателю. Отдел культуры должен быть хорошим по гамбургскому счету, когда авторитетные специалисты за очень приличные деньги пишут в газете о том, в чем профессионально разбираются.

Эта идея просуществовала до кризиса 1998 года. Последним ее оплотом был «Русский телеграф», потом он был закрыт, а другие издания со значимыми отделами культуры, такие, как «Коммерсантъ», реструктурированы. Попытки реанимировать эту модель массмедиа, как мы видим на примере газеты «Консерватор», проваливаются с треском и скандалом. Статус «культурных» полос газет резко упал. И качество тоже.

Культурные страницы газет перестали быть цельными проектами с большими персоналиями, с авторскими индивидуальностями, с карт-бланш на творчество. На освободившиеся места авторов-профессионалов пришли, условно говоря, мальчики и девочки – те, что сейчас пишут в «Коммерсанте», в «Еженедельном журнале»… К сожалению, это люди с низкой квалификацией. Как может профессиональное сообщество относиться к критике милой девушки из «Еженедельного журнала», когда она пишет: мол, очень странно, что премию «Триумф» дали Елене Шварц, ведь она ничем себя не проявила за последние годы… Я читаю и думаю: сколько же книг в год надо выпускать Елене Шварц, очень продуктивно работающей в последнее время, чтобы Галина Юзефович ее заметила? Критик просто не владеет материалом, о котором пишет. Перед нами безответственное, бессмысленное высказывание. И подобных высказываний очень много.

Приведу пример с близкой мне премией Андрея Белого. Почему она никогда не получает подробного, аналитического освещения в печати? Потому что очень сложно оценить премию, в которой, в отличие от большинства других литературных премий, не одна, а четыре номинации: поэзия, проза, гуманитарные исследования и «за заслуги». Нужно обладать профессиональным знанием, чтобы обо всем этом грамотно написать, и поэтому комментарии ограничиваются констатацией факта награждения. Когда вопрос оказывается чуть сложнее обычного, наши критики демонстрируют свою профессиональную непригодность.

История с романом Проханова «Господин Гексоген» свидетельствует, что в социальном смысле этот роман «сделан» отнюдь не критикой – хотя, казалось бы, классическая схема предполагает «создание» произведения критиком, делающим из него сенсацию. Роман «сделан» другой институцией – издательской. Как известно, сначала он вышел в несокращенном виде в газете «Завтра» и никем не был замечен. А когда «Господина Гексогена» выпустил в своем издательстве Ad Marginem Александр Иванов, имеющий определенную репутацию и проводящий определенную политику, роман стал фактом литературы или, если угодно, литературно-общественной жизни.

На мой взгляд, самый успешный литературно-критический проект сегодняшнего дня – проект Льва Данилкина из московского журнала городских новостей «Афиша». Он позиционирован как внешний по отношению ко всей литературной критике, и это один из определяющих компонентов его успешности. Данилкин не ставит себя рядом с Немзером или Юзефович, не втягивается в литературные полемики. Он позиционирует себя как человека со стороны, человека «из глянца», из другого контекста. Такое – не «цеховое» – письмо вызывает доверие достаточно широкого читателя, и оценки Данилкина реально влияют на уровень продаж – не в этом ли сегодня заключается влиятельность критика?

Михаил Эдельштейн:

«Газетная и тонкожурнальная критика, которую принято ругать, тем не менее чутко отреагировала на важное изменение в литературном процессе» .

Первое. Если вернуться к сравнению нынешней прессы и дореволюционной, то я не вполне согласен с Абрамом Ильичом Рейтблатом. В «Новом времени» сосуществовали Буренин, Бурнакин, Меньшиков, Перцов, Розанов – они постоянно писали о литературе, а некоторые из них вели собственные литературные рубрики. Таким образом, неспециализированные газеты вполне могли создавать литературную среду, литературный контекст, могли быть полем литературной полемики. И не просто могли – были. В том же «Новом времени», чтобы не отвлекаться сейчас на другие издания, было напечатано несколько совершенно разных по оценкам, по выводам отзывов о романе Мережковского «Александр I».

Представить такое в современной общеполитической газете невозможно. А так как критика в значительной степени «переселилась» в газеты, то из нее уходит полемика, и это факт, на мой взгляд, драматический. Критика ведь не монолог, а полилог, она не существует вне среды. Сегодня литературные обозреватели если и спорят, то не по поводу текстов, а по поводу каких-то окололитературных сюжетов: надо или не надо сажать Сорокина, давать ли премию Проханову. У меня много причин любить «Русский журнал», и одна из них та, что там еще возможна полемика, хотя, конечно, это уже суррогат нормальной профессиональной дискуссии.