Юлия Сергеева - Внутренняя речь в структуре художественного текста Страница 3

Важно отметить, что содержательная сторона интраперсонального общения, равно как и формы его осуществления, не составляют отличительной черты этого вида коммуникации, хотя и имеют, безусловно, свою специфику по сравнению с межличностным общением. Однако при всем том сходстве, которое демонстрируют межличностное и интраперсональное общение с точки зрения структуры и содержания, нельзя не учитывать их кардинальное различие в плане такой характеристики коммуникативной ситуации как способ (канал и код) осуществления общения. Для интраперсонального общения таким способом является внутренняя речь, тогда как способ осуществления межличностного общения – внешняя речь. Общеизвестно, что коммуникация как идеальный процесс неразрывно связана с материальным миром в трех аспектах: она должна иметь материального носителя, материальный предмет отражения и материального посредника. Материальным носителем коммуникации являются нейродинамические процессы в сознании индивидуума, и здесь, по-видимому, нет принципиальных отличий внутренней коммуникации от внешней. Не наблюдается и специфических отличий при выделении предмета отражения во внутренней коммуникации: объекта или явления внешней действительности, а также эмоционального состояния индивидуума и его соотнесения с действительностью. Говоря же о материальном опосредовании, мы закономерно сталкиваемся со сложной и во многом еще не ясной проблемой внутренней речи, где из-за недостаточности экспериментальных данных многое рассматривается гипотетически. Анализу внутренней речи, ее основных свойств и функций посвящен следующий раздел данной главы.

1.2. Внутренняя речь как материальная основа интраперсонального общения

Интерес к внутренней речи как сложному и неоднозначному явлению человеческой психики уходит корнями в глубокую древность. Еще Платон в своем диалоге «Теэтет» дал образное описание внутренней речи и ее роли в процессе мышления, назвав последнее «разговором, который ведет душа сама с собой о предмете своего исследования». По его мнению, душа, размышляя, ничего иного не делает, как разговаривает, спрашивает сама себя, раздумывая, утверждая, отрицая. История же систематического изучения внутренней речи насчитывает более ста лет. Первые исследователи внутренней речи В. Эггер и Дж. Бале видели в ее основе слуховые представления речи и считали, что «моя внутренняя речь (ma parole interieure) является воспроизведением моего голоса или голосов других людей» [133, с. 112].

Неоценимый вклад в изучение внутренней речи внесли русские ученые – психологи и психофизиологи. Труды Н. И. Жинкина, Б. Г. Ананьева, Л. С. Выготского, А. А. Леонтьева, И. В. Страхова, А. Н. Соколова, А. Р. Лурии, Ф. Н. Шемякина, Т. Н. Ушаковой, Б. Ф. Баева, С. Л. Рубинштейна не только способствовали разрешению многих проблем, связанных с внутренней речью, но и открыли новые перспективы ее исследования, привели к переосмыслению прежних представлений о ней.

Речь как порождение и использование текста на естественном языке реализуется в процессе общения человека с человеком, также как при его общении с самим собой. В первом случае возникает внешняя речь, адресованная реальному собеседнику, во втором – внутренняя речь, то есть речь «не предназначенная для других» (Рубинштейн), «речь для себя» (Выготский).

В функциональном плане внутренняя речь есть, во-первых, средство осуществления мыслительного процесса индивидуума; во-вторых, канал (код), посредством которого реализуется интраперсональное общение индивидуума; в-третьих, средство регуляции психических процессов индивидуума.

Непосредственная и неразрывная связь языка и мышления подтверждается исследованиями великого русского физиолога И. П. Павлова, дающими естественнонаучное обоснование этому факту, а также целым рядом новейших психофизиологических исследований русских и зарубежных ученых.

Мышление объединяет на идеальном, психическом уровне две формы деятельности индивидуума: познавательную и управляюще-преобразовательную. Мышление как орудие познания представляет собой поиск и обработку информации, своеобразное «распредмечивание» объекта, т. е. перевод материального в идеальный план. При этом мышление и познание не являются тождественными понятиями, поскольку познание включает в себя и чувственные формы отражения. В процессе познания в сознании индивидуума отображается сенсорный континуум окружающей его действительности. «Чувственное восприятие дает предмет, разум – название для него. В разуме нет того, чего не было бы в чувственном восприятии» (Фейербах) [152, с. 49]. Переход от чувственного восприятия к мышлению состоит, таким образом, в установлении названия для каждого отражаемого объекта, т. е. в закреплении за ним определенного звукового комплекса.

Мышление выступает как нечувственное, обобщенное, абстрагированное и опосредованное отражение действительности, осуществляемое с помощью материальных средств, которыми являются единицы естественного языка [Ibid. 55].

Язык, таким образом, есть система чувственно-материальных средств для формирования, выражения и сообщения мыслей (мысль – устойчивый или неустойчивый, закрепленный или незакрепленный результат познавательной деятельности). Языковые средства суть форма существования мысли, они воспроизводят эту мысль и без них она существовать не может. Однако ни в коем случае нельзя говорить о тождестве единиц языка и мышления, об отсутствии каких-либо расхождений между строем языка и строем мышления. Действительно, самая простая единица мышления (концепт) и элементарная единица языка (фонема) не совпадают. Внутренний строй языка в целом сложнее строя мышления в целом: в языке больше типов строевых единиц. Поэтому одна формально неделимая мысль может выражаться целым сочетанием разнообразных языковых единиц. С другой стороны, отмеченное расхождение между единицами языка и мышления позволяет нам обходиться сравнительно небольшим количеством языковых единиц для выражения безграничного множества мыслей за счет различных комбинаций этих единиц.

Сущность же речи состоит в функционировании указанных средств языка, иначе говоря, в реализации их отношений к фактам мышления. Факт мышления понимается нами как некий идеальный конструкт, «слепок» с предмета действительности, лишенный всякой чувственности. В процессе речи «вызываются» соответствующие факты мышления, отграничиваются от других или, наоборот, соединяются с ними.

Для понимания истинного соотношения мышления и речи следует ввести разграничение собственно мышления и мыслительного процесса. К собственно мышлению относятся фиксированные мысли, т. е. отдельные отражения предметов и явлений действительности, их признаков, связей и отношений, закрепленные в человеческом сознании и воссоздаваемые каждый раз заново как нечто целое (простые понятия – концепты). Собственно мышление реализуется только через множество мыслительных процессов, ибо любое общее существует только через единичное. Мыслительный процесс – это конкретная мыслительная деятельность, т. е. оперирование словесно оформленными мыслями, сам процесс их соединения, разъединения и взаимозамещения, проводимый по существующим образцам и в соответствии с определенными закономерностями. Мыслительный процесс индивидуума осуществляется посредством внутренней речи.

Сложность изучения внутренней речи проявляется, прежде всего, в том, что само исходное понятие до сих пор не имеет однозначного определения.

Так, А. А. Леонтьев считает, что внутренняя речь есть речевое действие, перенесенное вовнутрь, т. е. производимое в свернутой, редуцированной форме [96]. А. Н. Соколов называет внутреннюю речь психологической трансформацией внешней речи, ее внутренней проекцией [133]. Л. С. Выготский называет ее внешней речью за вычетом звукового выражения [51]. И. В. Страхов развивает эту мысль, полагая, что внутренняя речь есть именно какая-либо форма произнесения слов от молчаливого, беззвучного до громкого, слышимого даже другим человеком [137]. П. Я. Гальперин оспаривает эту точку зрения, полагая, что внутренней речью в собственном смысле слова может и должен называться тот скрытый речевой процесс, который ни самонаблюдением, ни регистрацией речедвигательных органов уже не открывается. Эта собственно внутренняя речь характеризуется не фрагментарностью и внешней непонятностью, а новым внутренним строением [54]. Подобную мысль высказывает и Ф. Кайнц, который считает внутреннюю речь речью воображаемой, представляемой, несводимой к активности речедвигательного аппарата, к скрытым или явным артикуляциям [185]. Т. Н. Ушакова частично соглашается с ним в том плане, что внутренняя речь есть психофизиологический процесс, который характеризуется отсутствием выраженных речевых проявлений (внешней речи). Но при этом неотъемлемой чертой внутренней речи является активизация речевых механизмов, хоть и протекающая в скрытой форме [141].