Олег Копытов - Статьи о журналистике Страница 3

Особое место среди «первичных» медиажанров занимает интервью. Для того чтобы превратиться произведение, интервью может таковым и остаться, а может внутри формата быть преобразованным в монолог – в репортаж, статью, новость, во что угодно, но вначале журналист добывает информацию, что-то у кого-то спрашивая, даже тогда, когда он сам является свидетелем события. Всеведающим и вездесущим демиургом, ничего ни у кого не спрашивающим, в том числе и разрешение на высказывание – как журналист у формата! – может быть только автор-повествователь в романе (за которым стоит автор-во-плоти), но не журналист в своем материале. Посему прав С. Довлатов: «Каждый журналист мечтает написать роман», – кроме того, даже в автобиографическом романе факт свободен, а комментарий не только свободен, это комментирование не события, а самой жизни. Журналист был и остается лишь посредником, медиатором между событием совокупно участниками события и аудиторией СМИ. При этом его воля скована форматом (даже у блогера, хотя блогосферу здесь мы не берем, но скажем, что любой блог – по сути, путь в ту же форматную журналистику).

Лексема «формат» в современном употреблении – частотная, но, при всей модности, как понятие оно размытое. «Формату» посвящен целый номер научного журнала [Вестник 2010]. Тем не менее Г. Я. Согланик, начиная разговор о «формате», отмечает именно разбросанность употребления этого слова в журналистике. Первоначальное значение этого слова весьма конкретное – это размер печатного листа: например: книга большого формата, формат А4. Сегодня же форматными/неформатными могут быть истории (сюжеты), темы, модели поведения и аксессуары к платьям и костюмам, речи политиков и способы проведения встреч, от саммитов до тривиальных алкогольных возлияний… Лексеме «формат» открываются поистине широкие горизонты. Г. Я. Солгник, пишущий о формате как медиатермине, делает вывод, что «можно предложить такое толкование: «Совокупность характеристик, признаков, определяющих соответствие норме, правилам какого-либо мероприятия, события, явления и т.п.». [Там же: 23]. Академическому исследователю, пишущему о СМИ, одному, без практиков, трудно и вряд ли вообще до конца возможно понять, а значит и сформулировать, что такое формат. Т. И. Сурикова опирается на практиков. «Претендуя на терминологичность и упорядочивающую, системообразующую роль в дискурсе СМИ, понятие не может долго сохранять <…> смысловую расплывчатость и неопределенность. И сейчас можно говорить о том, что начинается и процесс его специализации, конкретизации, отделения от <…> жанра, стиля, типа. В ряде контекстов оно уже употребляется в значении стандарт СМИ, обусловленный их типом, каналом распространения, объемом и полиграфическим форматом или хронометражем, особенностями аудитории, периодичностью, редакционной политикой. Список дефинирующих признаков можно продолжить. Вот свидетельство одного из профессионалов-журналистов: Мне близко определение формата как внутреннего стандарта СМИ, материализованного в оригинал-макете издания на основе правил, норм, традиций редакционной политики». [Там же: 27—28]. В понятие «формат» входят множество «мелочей», которые, однако, надо учитывать, например, сегодняшнее отношение, эмоцию конкретного губернатора к конкретному региональному СМИ. Или сегодняшний угол и градус молодежной моды на нонконформизм: в МГУ им. М. В. Ломоносова он один, в МГУ им. Г. И. Невельского он другой, но оба питают какие-то форматы каких-то СМИ. И т. д. То есть формат не может быть по своей природе рафинированным внутренним стандартом. Во-первых, он условно и ограниченно «внутренний» и зависит от аудитории, во-вторых, – он весьма условный – с текучими границами, «стандарт».

В триаде факт-жанр-формат определяющими структуру, качество и иллокутивный знак – политический, мировоззренческий, вообще «агитационный», то есть общественное мнение формирующий – публикации являются все три составляющие. Трудно подсчитать в процентах долю участия каждого в работе, но работают все и это можно описать. От формата – редакционной политики, традиций редакции и ее этики, стандартов и трендов развития формы и других особенностей самого СМИ – будет зависеть, как именно будет болеть и на что вообще реагировать «социально-публицистический нерв» [Новиков 2014], в каком именно жанре, какие именно факты будут отбираться, от какого мировоззрения и какого автора (заказчика) исходить, какие оценки событий прозвучат, какую позицию будут доказывать как правильную. Можно собрать безупречные факты, структурировать их в рамках самого традиционного жанра, – всё с точки зрения единственного и неповторимого «провиденциального», судьбой данного журналисту-автору адресата, но не факт, что эти факты войдут в формат. Мало того, если согласимся с А. А. Волковым, вообще в эпоху массовой информации отдельного потребителя СМИ не существует, и групп, «алкающих только истины» среди адресатов СМИ не существует, каждый индивид (почти каждый, скажем от себя) встроен в массу. И СМИ на это заточены и говорят примерно об одном и том же, и примерно одинаково отбирают факты, и сообщают о них лишь с некоторой мировоззренческой и стилистической разницей (мы скажем: исходя из своего формата). И если все будут недостоверны, сообщая о каком-то событии или явлении, причем с точки зрения самого бытия неактуальном, но найдется одно СМИ или один автор, который скажет актуально и правду, то ему, в эпоху массмедиа, – никто не поверит, все (почти, скажем мы) сочтут недостоверным именно его [Волков 2001: 42—44]. Работу же на истину, а не на восприятие А. А. Волков называет информатикой, в отличие от массовой информации (правда, мы сомневаемся в продуктивности термина «информатика» в таком почти сакральном значении) [Там же: 42].

Итак, кроме собственно формата (одно СМИ), «формата точка два» (2—3 СМИ), есть и «интеграл-формат» (все СМИ).

В финале наших рассуждений вернемся к предмету, способу, функции, к вопросам что? как? для чего? Сегодня ни уже не жанрообразующие (и тем более не жанроразличающие) признаки, а драйверы работы всей триады «факт-жанр-формат».

Система работает и линейно и системно-взаимовлияюще.

Факт отвечает за предмет, отвечает на вопрос что?

Факт – это, как мы говорили выше, твердое (проверенное журналистом, лучше – из двух, а то и трех источников) знание о событии. Событие – либо кратковременный слом долговременных и устойчивых связей, ведущий к неустойчивости какой-то мини-системы, тот есть результату (футболист забил гол – факт, ведущий к напряжению в мини-системе, в матче; футболист не забил гол – не событие, а стало быть, не факт, поэтому спортивным комментаторам приходится очень долго не молчать ни о чем). Либо факт – это фрагмент какой-то базы данных, статистики, говорящей о сегодняшнем состоянии общества, например, ответ на вопрос, по какому виду преступлений в 2014-м году было 70% заседаний по уголовным делам N-ского краевого суда.

Журналист отбирает факт и «передает» его жанру. Жанр отвечает за способ, отвечает на вопрос как? Что делать с фактом, на какие уровни – простой констатации, комментария, сложного рассуждения, сильного или слабого воздействия определить, с каким эффектом самопрезентации – автора или целиком СМИ, еще на уровне интенции медиавысказывания и замысла публикации – решает жанр. Факт (факты) можно просто перечислить (новость), перечислить «оживленными» (новость с «фиче», «оживляжем», она же – «расширенная заметка»), перечислить по хронопунктам (хроника, от «исторической» до актуальной и «в режиме онлайн»), перечислить и прокомментировать (в стиле «точка зрения журналиста», «с комментарием эксперта», «дискуссия» и т.д.) – статья-комментарий с разными жанровыми эпитетами; просто вынуть из собеседника (информационное интервью), вынуть из собеседника с одновременным внешним и внутренним портретом собеседника и его комментарием актуальных общественных событий и явлений (телеинтервью с известной персоной, ток-шоу). В очерке и фельетоне возможны даже факты-вымыслы. Это когда реальные события при отражении обобщаются до образа вообще и до гиперболы или литоты в частности (образ Артемия Троицкого в одной из передач одного музыкального радио: русский рок родился в 1970-х гг. в Питере, заехал в Москву, потом перебрался в Уфу, потом в Свердловск (Екатеринбург), потом – во Владивосток, потом в Магадан, если экстраполировать ситуацию – в XXI-м веке утонет в северной части вод Тихого океана…). Только достигнув формата, жанр, который до этого момента был всё еще «вещью в себе», становится «вещью для всех». Превращается из академической абстракции в инструмент практики.