Галоши против мокроступов. О русских и нерусских словах в нашей речи - Елена Владимировна Первушина Страница 33

Именно поэтому ученые часто предпочитают устоявшиеся иноязычные термины: они не только понятны на большинстве европейских языков (благодаря латинским или греческим корням), но и помогают отойти от бытового понимания, взглянуть на изучаемый предмет непредвзятым взглядом. Конечно, мы можем сказать в разговоре с приятелем: «У меня на работе сплошной стресс», «Подростки играют на компьютере, чтобы снять стресс» или «У нее сильная депрессия: все валится из рук и глаза на мокром месте». Никакая «языковая полиция» не арестует вас за это, но неплохо также помнить, что эти слова имеют и строго научное значение.

Неологизмы XX и XXI веков

Когда-то, лет 10 назад, я пришла за сыном в школу, и мы заговорили с учительницей истории о темах для докладов на очередном открытом уроке. Я, как мне это было привычно с детства, назвала события ноября 1917 года Октябрьской революцией. Но учительница поправила меня: «Теперь мы не говорим о революции, мы говорим об Октябрьском перевороте!» Я посмеялась про себя, потому что французское заимствование «революция» буквально означают «переворот» (от лат. revolūtiō). Как мы помним из предыдущих глав, появилось это слово в русском языке еще в петровское время.

Но я, как человек, рожденный в СССР и проживший там первые 16 лет, прекрасно понимала учительницу. Слово «переворот» принижало, а французское «революция» – возвышало. Нам привычно было говорить о Великой французской революции, Великой Октябрьской социалистической революции; теперь же, переименовав «революцию» в «переворот» – «русский бунт, бессмысленный и беспощадный», мы формулировали свое новое к ней отношение. И, как «рожденные в СССР», мы прекрасно знали, что главное – назвать произошедшее правильным словом, подобрать правильную словесную формулу, а что мы будем думать «про себя», никого не касается и никого на интересует. Но, как бы там ни было, как бы ни называли люди в 1917 году то, что происходило вокруг них и с ними: «переворотом», «революцией», «бунтом», «крахом», «агонией старого мира» или «рождением нового мира», – им, несомненно, казалось, что все вокруг перевернулось. В том числе и орфография (из русского языка ушли буквы «ять», «фита» и «ижица», ушли твердые знаки («еры») в конце слов мужского рода, что позволило типографиям значительно сократить расходы на бумагу и на краску), и словарь.

Революция в управлении привела к революции во всех областях жизни, в том числе и в языке. В нем появились десятки новых слов. Среди них было очень много сокращений: «нарком» и «наркомат», «реввоенсовет», «военспец», «продразверстка», «продналог», «ликбез» и проч.

Но были в ходу и иностранные слова.

А. М. Селищев писал в 1927 году, анализируя «по горячим следам» изменения, произошедшие в языке: «Много заимствований введено было уже в 90-х и в нача- ле 900-х гг. и широко распространилось в 1905–1906 гг.: «аграрный», «аграрник»[251] – «осужденный за участие в аграрных беспорядках»[252], «баррикады»[253], «басто- вать»[254], «забастовка», «бойкот»[255], «бойкотировать», «демонстрация»[256], «директивы»[257] (даваемые партийными центрами), «дискуссия»[258], «интернационал»[259] (организация, гимн), «кампания»[260] (избирательная и др.), «курия»[261] (избирательная – при выборе в Государственную Думу), «мандат»[262], «манифестация»[263], «марксизм», «марсельеза»[264], «митинг»[265], «партия»[266] (политическая), «петиция»[267], «провокатор»[268], «прокламация»[269], «пролетариат»[270], «пропаганда»[271] (политическая), «социализм»[272], «социалист», «социаль-демократия[273]» или «социал-демократия», «социаль-демократ» или «социал-демократ», «социал-революционер», «фракция[274]», «экспроприация» и др.

Некоторые слова приобрели особое значение. Появился организованный и сознательный рабочий – франц. ouvrier organisä et conscient; наказ в значении политическом: «Организуйтесь, товарищи! Пусть крепнет и растет организованный пролетариат» (Проклам.).

Большинство слов заимствовали раньше – в XIX, а то и в XVIII веке, но теперь они снова стали актуальными[275]:

коммунизм (военный коммунизм) – нем. Kommunismus от лат. communis – «общий» с середины XIX века: «Эпоха военного коммунизма наложила на нас не только печать революционной решительности, боевого духа, энергии и ненависти к контрреволюции. Она связала нас некоторыми традициями, привычками, излишней нажимостостью, повадками военного периода…» («Красная Правда» № 17. 1925);

гегемония (класс-гегемон, гегемон-пролетариат) – нем. hegemonie, греч. ηγεμονία («игемония») – «руководство»: «Еще другими словами можно сказать: непосредственно решает зачинщик, руководитель, гегемон – пролетариат; решает окончательно в последнем счете тяжелая пехота – крестьянство» (Г. Е. Зиновьев. «Известия» № 118. 1925);

комиссар (комиссарить, коммисарствовать) – нем. kommissar из лат. commissārius – «уполномоченный», с начала XVII века: «Военком, военный комиссар строевой части, – должность ответственная, но секретарь военкома, пожалуй, должность посложнее» («Красная Правда» № 23. 1925);

люмпен – нем. lumpen – «лохмотья», середина XIX века: «Мы должны преодолевать растущие на почве люмпен-пролетарства, лодырничества, „иждивенства“ анархические течения» («Правда» № 296. 1925);

ревизия (ревизионизм, ревизионисты) – лат. revīsiō – «пересмотр» от visio – «зрение» и re- – снова, начало XVIII века: «Ревизионисты уничтожают весь план строительства социализма, указанный нам тов. Лениным» («Известия» № 291. 1925);

реквизиция (реквизировать) – нем. requisition от лат. requisitio – «требование», с конца XVIII века: «Реквизировать – это хлеб отбирать» (полевые записи лингвиста А. Салтыкова в Рыбинском (бывш. Мышкинском) уезде, Ярославской г., в 1925 г.);

экспроприация – от лат. ex – «вне» и proprius – «собственность»; середина XIX века[276]: «Сейчас дело идет только об экспроприации земельной собственности» (Лев Троцкий, «История русской революции. Октябрьская революция», 1929);

солидарность (солидаризоваться, солидаризация) – из лат. solidarité – «единство, цельность»; с середины XIX века: «Варшавское правительство солидаризируется с полицейским «патриотизмом» подлых убийц» («Правда» № 74. 1925);

электрификация – греч. др. – греч. ἤλεκτρον – «электрон», «янтарь» и лат. facere – делать: «Коммунизм есть советская власть плюс электрификация всей страны, ибо без электрификации поднять промышленность невозможно» (В.И. Ленин, 1920);

функционер – нем. funkzionär от лат. functio – «исполнение», «совершение», слово встречается в Толковом словаре Д. Н. Ушакова (1935–1940): «Лицо, выполняющее какие-нибудь определенные функции в общественной организации, аппарате): «Трудностями работы в американском комсомоле являются: отсутствие традиций политической работы и недостаток хороших функционеров» («Известия» № 83. 1925);

фордизация – организация работы по принципам, созданным Генри Фордом, слово встречается в Толковом словаре Д. Н. Ушакова (1935–1940): «В первую очередь фордизация будет введена в телефонном цехе «Красная Заря»; «Для фордизации произволства на электровакуумном заводе из Америки выписываются 15 фордовскнх станций и автоматов» («Правда» № 254. 1925).

Эти слова, прежде используемые очень ограниченным кругом, быстро становились «народным достоянием».

Селищев рассказывает:

«В последние годы это слово («гегемон» – Е. П.)