Галина Синило - История мировой литературы. Древний Ближний Восток Страница 35

Итак, родилась ассириология, получившая такое название потому, что первоначально обнаруженные тексты сочли ассирийскими по происхождению. Затем последовало уточнение: эти тексты являются ассиро-вавилонскими. Язык, на котором они были написаны, назвали аккадским – по имени города Аккадэ (центра местности Аккад на севере Месопотамии), цари которого оставили первые надписи на этом языке. Изучение аккадского языка шло очень быстро, ибо он оказался восточносемитским языком, родственным западносемитским – древнееврейскому и арабскому. Однако среди обнаруженных табличек попадались такие, которые никак не поддавались дешифровке, или таблички, написанные на двух языках, один из которых был непонятен ислледователям. В. В. Емельянов пишет: «…обнаружились обстоятельства, омрачившие триумф дешифровщиков. Множество текстов из Ниневийской библиотеки… было составлено на двух языках. Уже Хинкс, Опперт и Раулинсон заметили, что клинопись изначально не рассчитана на семитский язык: во-первых, знаки следуют слева направо; во-вторых, они во многих случаях читаются односложно; в-третьих, их названия не соответствуют семитским именам изображаемых предметов. Тогда вспомнили о существовании клинописных словарей с надписями трех видов, и оказалось, что каждое семитское слово в них комментирует слово, записанное той же клинописью, но на непонятном языке. Неужели клинопись изобрели не семиты? И если не семиты, то кто? Как назывался этот народ, когда он жил и почему о нем ни словом не упомянуто в Книге книг? К разрешению этой проблемы приступили лучшие филологические умы Франции и Германии. В результате сложились две точки зрения»[202].

Первая смелая гипотеза была высказана Ю. Оппертом. В докладе на заседании Общества нумизматики и археологии 17 января 1869 г. в Париже он предположил, что народ, создавший клинопись, – шумеры. Это название Опперт извлек из надписей ассирийских царей, часто именовавших себя «царями Шумера и Аккада». Так как Аккад (север) был территориально связан с семитским населением Месопотамии, то Шумер, согласно версии Опперта, – юг, связанный с более древним, несемитским населением, явившимся изобретателем клинописи. Последнее подтверждало также обнаруженное в словарях выражение «шумерский язык», синонимичное словосочетанию «язык прорицаний». Из этого ученые, разделявшие позицию Опперта, сделали вывод, что шумерский язык древнее аккадского и что для аккадцев он выполнял ту же роль, что для римлян – греческий, а для средневековой Европы – латынь. Позднее стало ясно, что название Шумер не связано с территорией, отделенной от аккадцев, как предполагал Опперт, и что это не было самоназванием шумеров. Согласно гипотезе выдающегося немецкого шумеролога ХХ в. А. Фалькенштейна, слово Шумер (точнее – Шу-ме-ру) – искаженная семитская версия шумерского названия территории, на которой находился храм верховного шумерского бога Энлиля, – Ки-эн-гир. По версии датского шумеролога А. Вестенхольца, название Шумер – искажение словосочетания Ки-эме-гир («земля благородного языка»; именно «благородным языком» называли свой язык шумеры). Таким образом, до сих пор нет единой версии происхождения названия Шумер, которое используется по традиции, благодаря Опперту, как и производное от этого названия обозначение народа – шумеры (в русском языке использовались также названия «сумерийцы» и «шумерийцы»; первое устарело, вторым некоторые исследователи пользуются и ныне). По поводу же гениальной интуиции Опперта, первым указавшего на существование особой шумерской культуры, В. В. Емельянов пишет: «Опперт пришел к своему открытию поддерживаемый и вооруженный всеми доступными в то время человечеству знаниями о Древнем мире, но его шаг подобен шагу космонавта в лифт ракеты: в момент восхождения он воплощает в себе силы и труд множества своих предшественников, но в полете он предоставлен возможностям лишь собственного тела и ума»[203].

Вторая точка зрения на происхождение клинописи была высказана выдающимся семитологом Иосифом Галеви в 1874 г. Он утверждал, что клинопись изобретена семитами, а непонятный язык – тайнопись (старое идеографическое письмо) вавилонских и ассирийских жрецов. Эта точка зрения была опровергнута (и подтверждена правота Опперта), когда в 1877 г. французский консул в Ираке Эрнест де Сарзек раскопал на юге страны, под холмом Телло, шумерский город Лагаш и стало ясно, что он совершенно несемитский. Как пишет В. В. Емельянов, «клинопись этого города была близка к рисунку, а статуи изображали бритоголовых безбородых людей среднего роста, с носами арменоидного типа, с довольно короткими конечностями, но зато с большими ушами и глазами»[204]. Затем экспедиция Пенсильванского университета в 1899 г. открыла шумерский город Ниппур, а английский археолог Леонард Вулли в 1920-е гг. обнаружил город Ур.

Так миру все больше становилось известно о более древних, нежели аккадцы-семиты, жителях Месопотамии, а в руках ученых оказывалось все больше шумерских клинописных табличек. Однако дешифровка их была чрезвычайно затруднена в силу уникальности шумерского языка, невозможности сопоставления с родственными языкам. Однако благодаря аккадским словарям и переводам дело постепенно сдвигалось с мертвой точки, и в первую очередь во Франции, потому что именно здесь работал Ю. Опперт, сюда, в Лувр, Э. де Сарзек привез бесценные находки из Лагаша. Одним из первых выдающихся шумерологов, научившихся читать шумерские тексты, был французский ученый Франсуа Тюро-Данжен (1872–1944). В. В. Емельянов, называя его гением, пишет о нем: «В условиях, когда не было еще ни грамматики, ни словаря шумерского языка, он прочел и перевел надписи шумерских царей настолько точно, что это издание 1905 года до сих пор является настольной книгой всех шумерологов. Тюро-Данжен с детства был практически лишен слуха, и, вероятно, это трагическое обстоятельство парадоксальным образом способствовало его концентрации на поставленных перед самим собой задачах… Тюро-Данжен получил прекрасное домашнее образование и затем поступил на должность хранителя древневосточного отдела Лувра. За 30 лет активной работы в науке он овладел всеми видами клинописи, так что был в состоянии прочесть документ любой эпохи и любого жанра – от самых первых протописьменных рисунков до гетерографического письма последних дней Селевкидской эры, от хозяйственно-учетной таблички до астрологического предсказания. После его смерти столь обширными шумерологическими познаниями не обладал уже никто»[205].

Постепенно, в 1920–1930-е гг., шумерология становится самостоятельной дисциплиной. У истоков ее, наряду с Ф. Тюро-Данженом, стояли выдающиеся ученые Антон Даймель, Арно Пёбель, Эдвард Кьера. В 1923 г. выдающийся немецкий востоковед-лингвист А. Пёбель (1882–1957), работавший в университетах Германии, а затем в США, в Восточном институте в Чикаго, публикует первый фундаментальный труд по шумерской грамматике. В том же 1923 г. в Стамбульском музее, где хранится крупнейшее собрание клинописных текстов, Э. Кьера тщательно скопировал 50 больших литературных произведений, обнаруженных при раскопках в древнем шумерском городе Ниппуре. Одновременно Кьера работает над первым словарем шумерских знаков. С 1923 по 1927 г. Э. Кьера сделал великолепные копии 270 клинописных табличек. Этими копиями до сих пор пользуются шумерологи всего мира. Популярная книга Э. Кьеры «Они писали на глине» (1934; русский перевод появился в 1984 г., через пятьдесят лет после ее первого выхода в свет[206]) впервые познакомила широкого читателя с достижениями шумерологии и с шумерской цивилизацией. Однако уже в 1934 г. труды Э. Кьеры после смерти учителя продолжил Сэмюэл Ной Крамер (1897–1990), подготовивший к изданию два тома шумерских литературных текстов, над которыми работал Кьера.

Именно С. Н. Крамеру суждено было сыграть самую важную роль в современной науке о шумерах. И помогло ему в этом глубокое знание разных культур. Обращение к древним культурам и литературам во многом было обусловлено уже обстоятельствами его детства. Выдающийся ученый родился в маленьком еврейском местечке Жашков под Киевом и получил при рождении двойное имя – Симха (букв. с иврита «радость») Ноах (Ной – патриарх, переживший, согласно Библии, всемирный потоп). Так само имя сулило ему познать радость открытий и нести ее людям, обратившись к изучению культуры древних, в прямом смысле допотопных, времен. Крамер воспитывался в глубоко религиозной семье (его отец преподавал детям в хедере – еврейской начальной религиозной школе – Тору[207] и Талмуд[208]), и поэтому мир библейских героев очень рано стал для него близким и родным. Уже в восьмилетнем возрасте он читал Библию в оригинале, на иврите, хотя в семье говорили, как и практически во всех еврейских семьях черты оседлости в России, на языке идиш[209]. Мир библейских героев изначально стал для мальчика родным и близким. Так началось его филологическое образование, его многоязычие.