Лев Успенский - По закону буквы Страница 35

О том, как и почему получилось так, что очертания русской буквы Н и латинской Н, изображающих совсем разные звуки, совпали, я уже говорил. Как же получилось, что один и тот же знак стал на востоке Европы означать звук «p», а на западе звук «п»? И почему нашей русской букве П на Западе вроде как ничего и не соответствует?

В различных западных азбуках пожалуй что и да, не соответствует. Но любой западноевропейский математик знает, применяет и произносит название числа 3,14159… именно как «пи». И пишет это название π, а ведь не Р и PI. Почему?

Потому что именно так обозначался звук «п» в греческой азбуке. Оттуда его позаимствовали и мы.

Мы — позаимствовали. А народы Запада?

Звук «п» в разные времена выражался в греческом алфавите то полным знаком П, а то как бы его упрощенной, вроде бы «ампутированной», одноногой формой. Она отчасти напоминала наш «глаголь» и, в свою очередь, возможно, происходила от финикийского «пе», тоже похожего на Г, но смотрящее влево.

Римляне, взяв у греков их письмо, некоторое время спустя постепенно округлили, загнули и превратили в «животик» горизонтальную черту этой вариации греческой «пи», а сами греки много раньше добавили к финикийскому одноногому  вторую ногу, превратив его в свое «пи».

Теперь понятно, как из одного зерна развились в двух системах письменности два совершенно различных растения, обладающих, однако, одним и тем же если не «запахом», то «звуком». Тут таинственного мало. По-моему, куда сложней проанализировать, что происходит в мозгу человека, когда он, увидев на какой-то коробке кондитерского типа надпись «PAT», почти мгновенно понимает, что прочесть ее нужно как «ПАТ» (вид мармелада) и что она «напечатана не по-русски».

Много лет назад, когда печать занималась «стилягами», в одной из ленинградских газет был напечатан смешной фельетон про обожающего все заграничное молодого человека, который гонялся за бритвенными лезвиями фирмы «НЕВА», читая это слово как написанное латинскими буквами и произнося его «хеба». Лезвия с таким названием он принимал за импортные. Мы в большинстве случаев «на лету» разоблачаем подобные «замаскированные под Запад» графемы. Да, надо сказать, они встречаются реже, чем можно было бы заранее предположить…

Я уже говорил, что есть языки, в которых фонетическое отношение между парой звонкое «б» — глухое «п» отлично от нашего. Разговаривая по-русски, представители этих языков путают, смешивают «б» и «п». Так, например, говорят по-русски не усовершенствовавшиеся в нашем языке немцы.

Да, впрочем, почему «по-русски»? Вот какой занятной историей начинает немецкий писатель XIX века Людвиг Берне в своих «Парижских письмах» главку о французском языке, написанную, как всё принадлежащее его перу, остроумно и язвительно.

«Французы меня уверяли, что они узнают немца, сколько бы лет ни прожил он во Франции, только по одному выговору звуков «б» и «п», которых он никогда не умеет отчетливо различить. Когда немец говорит «б», француз слышит «п»; это тем печальнее для немца, что он не слишком-то различает и собственное «б» и «п».

Я сам по этому поводу попал в затруднительное положение. Моя фамилия начинается как раз с буквы Б. Когда я в первый раз пришел во Франции к моему банкиру за деньгами, он пожелал узнать мою фамилию. Я назвал себя.

Тогда он велел принести громаднейшую регистрационную кредитную книгу, в которой имена расположены в азбучном порядке. Конторщик начал поиски, но не обнаружил меня. Я, по счастью, заметил, что он искал меня слишком далеко от буквы А, и сказал: «Моя фамилия начинается не с П, а с Б!»

Я напрасно старался: ничто не прояснилось.

Патрон, пожав плечами, заявил, что кредит на меня не открыт. Видя, что дело пошло не на шутку и что недоразумение может вызвать весьма огорчительные последствия, я подошел к конторке, протянул нечестивую длань к священной кредитной книге, перелистал ее в обратном порядке до буквы Б включительно и, ударив по листу кулаком, сказал: «Вот где мое место!»

Патрон и его клерк бросили на меня взгляды, преисполненные ярости, но я оказался прав и обнаружился в том месте, на которое указал…»

Смешно? Но ведь, окажись на месте Людвига Берне какой-нибудь араб, которому потребовалось бы найти в Париже своего знакомого по фамилии Паран или Пуалю, его положение оказалось бы, возможно, еще затруднительнее: во многих диалектах арабского языка звук «п» отсутствует нацело.

В некоторых случаях способность русского языка приглушать согласные звонкие на концах слов может даже создавать развесистые пучки связанных друг с другом новых словообразований…

Возьмите два слова: «араб» и «арап». Есть, по-моему, все основания думать, что Б в первом из них появилось книжным путем и в более позднее время. Заимствуя первоначально общий этноним для смуглых жителей далекого юга и плохо разбираясь в их этнографических различиях, русские люди XVII–XVIII веков во французском названии Tarabe, естественно, часто слыша это слово, но почти не встречая его в письменном виде, стали произносить его с глухим «п» на конце. Выговор «араБ» был бы совершенно невозможным. Позднее, с развитием книгочтения, мы узнали, конечно, что «аравитяне» именуются «араБами», но и для них допустили это звонкое «б» в произношении только в косвенных формах: «арабы», «арабу». Говоря же «араб — пустыни житель», мы и теперь произносим на конце слова «п».

Любопытно также происхождение слова «столп» рядом со «столб». Может быть, вы им займётесь?

Р

Я уже довольно много сообщил про эту букву, когда говорилось о ее старославянском наименовании «рцы».

Но буквы — такая уж вещь: сколько про них ни рассказывай, что-нибудь в запасе да остается, особенно поскольку говорить-то о них приходится, все время не выпуская из внимания их отношения со звуками.

Мы уже и находили понятным, встречая в разных языках и тот же знак для одного и того же звука («о»), и удивлялись, наталкиваясь на совершенно разные связи между буквами и звуками в разных языках (звучание нашей и латинской буквы Н).

А вот теперь я попрошу вас обратить внимание вот на что.

Мир латинских алфавитов. И внутри этого мира оказывается, что одна и та же буква R означает звуки настолько несхожие, что приходится долго заучивать наизусть, что все эти звуки — разные «р».

В самом деле. Вот во французском языке мы находим две разновидности звука «р». Переднеязычное «р» не слишком отличается от нашего «р». Но рядом с этим звуком в том же языке имеется и второе «р», увулярное («увуля» — латинское название язычка мягкого нёба). Это «р», характерное для языка французских горожан, парижан прежде всего, начинает звучать, если вы сумеете заставить дрожать в глубине зева тот самый «маленький язычок».

Увулярное «р» — совсем особый звук, лишь в какой-то мере напоминающий «р» тех русских людей, которые «картавят», как Васька Денисов в «Войне и мире» с его «Гей, Ггишка, тгубку!» и «Ггафиня Наташа?».

Было бы отлично, если бы французская азбука имела для своих звуков «р» два разных знака и вы знали бы, как в данном случае надо произносить букву R. Ничего этого нет, и каждая французская буква R может быть произнесена в Париже, Лионе и Руане — «увулярно», а где-нибудь в Оверни или в Иль-де-Франсе — «переднеязычно».

Мой тайный совет вам: будете изучать французский — не гонитесь за «увулярностью», парижским произношением славы вы себе не приобретете, а посмеиваться над вами будут. Чего напрасно стараться, если братья Гонкур неустанно умилялись «характерному русскому птичьему выговору» И. С. Тургенева, который и в детстве говорил куда больше по-французски, чем по-русски, да и взрослым человеком жил во Франции годами и десятилетиями.

Теперь — Англия. В английском письме мы снова видим старую знакомку, букву R. Но не доверяйте ей, не произносите их R как наше «р». Англичанам это не понравится.

Их R в словах, подобных work — работа, звучит так страшно слабо, так ужасно слабо, что, можно сказать, вовсе не звучит. Получается не «уорк», как следовало бы по написанию, а нечто невнятное, где звук «р» как бы превращается в некоторое продолжение звука «о», изобразимое только методами самой усовершенствованной транскрипции. Я рискну вам сказать (строгие ученые не одобрят моих слов и будут правы), что во всех таких случаях английская буква R изображает скорее отсутствие звука, нежели звук.