Олег Егоров - Русский литературный дневник XIX века. История и теория жанра Страница 37

Бо́льшая идейная заостренность в изложении общественно-политических событий свойственна В.Г. Короленко. По сравнению с Никитенко., в дневнике автора «Истории моего современника» данная сфера сужается. Писатель анализирует политику (в силу своего особого положения ссыльного и поднадзорного) в рамках какого-то одного региона: Нижнего, Юга России, Полтавы и т.д. Остроту изображению придает та репортерская оперативность, с которой Короленко воспроизводит ход событий. Нередко он выступает не только очевидцем, описывающим, что происходит за окном, но и предвосхищает политические события, по-своему прогнозирует их: «Я пишу эти строки, а мимо моих окон идут казаки, поют песню и свищут»; «Медленно, но неуклонно нарастают понемногу и собираются великие силы будущей борьбы. Нашим детям предстоит жить в очень драматическое, но и интересное время»[233].

Несмотря на то что «провинциальный» материал как будто преобладает в дневнике Короленко, писателю всегда удается делать из него широкие обобщения. Собранные в разных регионах России факты позволяют нарисовать целостную общественно-политическую картину жизни страны: «<...> Россия застонала под дубовым, мстительным режимом Александра III <...> Это был второй Николай I по отсутствию чутья действительности и по непониманию обстоятельств. Он знал одно: против всякого положения «либеральной эпохи» он выдвигал противоположение, где только мог <...>»[234].

г) служебный дневник

Среди дневниковедов встречается немало тех, кто обращался к дневнику на короткий срок. Побудительной причиной в таких случаях была не органическая потребность, а жизненные обстоятельства временного характера. Это могло быть более или менее длительное путешествие, и тогда мы имеет дело с путевым дневником. Дневник мог вестись в период лишения его автора свободы. Из таких обстоятельств вырастал дневник тюрьмы и ссылки (В.К. Кюхельбекер, Т.Г. Шевченко, В.Г. Короленко).

Наряду с отмеченными жанрами в XIX в. была распространена еще одна разновидность – служебный дневник. Кроме временной ограниченности, он отличался специфическим содержанием. Такой дневник заводился на период службы его автора и отражал служебную деятельность последнего. Служебные сроки могли быть короткими (командировки, быстрая отставка) и весьма длительными (до двух десятилетий). Материал же в целом оставался в рамках профессиональной (служебной) деятельности автора.

Речь идет не об описании каких-то специфических чиновничьих дел – канцелярских, управленческих, следственных. Под служебным дневником следует понимать основную направленность деятельности автора на период его ведения. Дневник Никитенко, например, тоже отражает его служебную деятельность как университетского профессора, цензора и т.д. Но эта сфера жизни автора не является центральной в дневнике. В рассматриваемом жанре все явления окружающей действительности, образы, а часто и мысли дневниковеда группируются вокруг главной сферы его деятельности в данный период – служебный. В таких дневниках содержится много иного материала, который по своему объему порой может соперничать со служебным, но последний тем не менее всегда остается доминантой в подневной записи и вершиной композиции.

Помимо содержания служебный дневник представляет интерес и с формальной точки зрения. Он обладает сюжетом как элементом жанровой структуры. Подробнее о дневниковом сюжете речь пойдет ниже (гл. VI). Здесь же следует отметить, что под сюжетом служебного дневника подразумевается тематическая завершенность его материала. Такой дневник имеет завязку и развязку (понимаемые, конечно, не в прямом, литературном смысле слова). Эти ключевые элементы сюжета следует рассматривать применительно к данному жанру как внешнюю детерминированность начала и завершения служебной деятельности автора, отраженной в его журнале. Дневник заключен в рамки, в которых события развертываются по более или менее определенному сценарию или плану. Поэтому под сюжетом служебного дневника следует понимать логическую упорядоченность (направленность) фактов, в отличие от их стихийного развертывания в дневнике классическом.

Назначение служебного дневника могло быть различным. В этом отношении он не вписывается в функциональный план других ведущих жанров. Но главное заключалось в том, что этот жанр, приняв традицию у XVIII в., продолжал и развивал ее на протяжении всего XIX в. и даже пересек его рубеж.

П.И. Долгоруков вел дневник во время своей недолгой службы в Бессарабии. Находясь в одиночестве, вдали от культурной жизни, он занимал свободные от присутствия часы описанием дел в канцелярии, образов сослуживцев и своих контактов с людьми близкого ему круга.

Поскольку сам характер служебной деятельности автора существенно отличался от столичной бюрократической и военной службы, у Долгорукова записи нередко наполняются богатым внеслужебным материалом. Рутинность казенных дел, скука, переходящая в хандру, убожество быта, бесцветность «туземной» жизни побуждают Долгорукова искать интересное вне сферы основного рода занятий. Однако жизненный круг в окраинном захолустье настолько узок, что невольно приходится обращаться к личностям сослуживцев. Но они, за редким исключением, оказываются «людьми подлыми, низкими», разбавляющим свое серенькое существование «площадными штучками»[235].

Порой страницы долгоруковского дневника напоминают картины жизни Шевченко ссыльного периода. Разница лишь в том, что поэт расширяет пространственно-временные рамки повествования воспоминаниями, снами и фантазиями, тогда как князь Долгоруков не выходит за границы бездуховной служебно-бытовой сферы.

Еще менее короткий срок занимают отраженные в дневнике в письмах две служебные командировки И.С. Аксакова. Жанр дневника в письмах был широко распространен в литературной культуре XIX в. В нем были созданы значительные образцы нехудожественной прозы. О популярности дневника в письмах можно судить уже по тому, что к нему обращались авторы разного возраста, таланта и служебного положения: СП. Жихарев, И.С. Тургенев, И.Н. Крамской, Н.П. Игнатьев и др. В этом ряду дневник в письмах Аксакова занимает одно из центральных мест.

Дневник-письмо был удобен будущему славянофилу потому, что духовно-нравственная атмосфера семьи Аксаковых располагала к откровенному излиянию мыслей и чувств ее членов и, наоборот, не давала повода к утаиванию чего-то сокровенного. Поэтому классический дневник был для Ивана Сергеевича не совсем удобной формой описания своих первых серьезных шагов на служебном поприще: «Мои письма заменят мне дневник»[236].

Центральное место в дневнике Аксакова занимает его следственная работа в различных «казенных» заведениях Астраханской губернии и служебные отношения с начальством: непосредственным руководителем гр. Перовским, губернатором и чиновниками подследственных ведомств. По сравнению с дневником Долгорукова, время у Аксакова предельно уплотнено, события даны концентрированно, их развитие в известной степени можно предугадать. Это связано с тем, что Аксаков сознательно избегал внеслужебных отношений с местными жителями, чтобы не скомпрометировать себя как чиновника по особым поручениям, выполнявшего важную государственную миссию. Поэтому губернские вечера, званые обеды, знаменательные события и праздники остаются вне поля его зрения, хотя они имели место во время его пребывания в Астрахани и скупо упоминаются в дневнике.

У Долгорукова информация о прошедшем дне «размазана». Не имея охоты утруждать себя службой и воспринимая свое пребывание в Бессарабии как меру вынужденную, почти исключительную, Долгоруков ищет внеслужебные отношения. Аксаков же, напротив, всю свою энергию направляет на «дело», проявляет в этом исключительное рвение, граничащее с самоотвержением. Оттого его дневник выглядит как хроника служебной командировки, разбавленная мелкими бытовыми подробностями.

Еще более профессиональный характер приобретает дневник у В.А. Теляковского, директора императорских театров. Дневник был начат сорокалетним автором исключительно в служебных целях. Об этом он писал спустя двадцать лет в своих воспоминаниях: «Еще в Москве со второго месяца <...> моего управления московскими театрами <...> я убедился, что ведение столь многосложного дела <...> требует необыкновенной памяти, такой памяти, которой один человек обладать не может. Единственное средство, чтобы быть всегда более или менее в курсе дела, – это вести ежедневную запись хотя бы самых важных событий <...> Таким образом у меня появилась мысль завести дневник <...> Дневник этот во время моей службы принес мне немало практической пользы. С уходом моим <со службы> эта роль его окончилась»[237].