Линн Виссон - Русские проблемы в английской речи Страница 4

Круг ключевых, буквально не переводимых слов русского языка, конечно, не исчерпывается «сухим человеком» или «другом». Сюда входят также многие другие слова, выражающие чрезвычайно важные понятия из области интеллектуальной жизни России, которые семантически расходятся с их лингвистическими эквивалентами в английском языке. Известное с давних пор, это явление стало предметом пристального внимания совсем недавно — когда после 70-летнего перерыва началось интенсивное сотрудничество американцев и россиян. Но, испытывая нехватку знаний о традициях, образе жизни и стиле мышления своего партнера, представители каждой из этих сторон поначалу искали прямые эквиваленты родному языку в чужом и упускали из вида то, что составляет суть и специфику культуры. В русском языке, например, это относится к понятиям «тоска», «душа», «духовность», в английском — privacy или committed [18]. Более того, как лексические единицы, эти слова существуют не в культурном вакууме. Для гражданина США они ассоциируются с традицией индивидуализма, а в России — с православным мировоззрением.

В 2001 году в США вышла книга Дайлы Песмен, целиком посвященная «непостижимой русской душе» [19]. Как видно из текста книги, это слово является для американцев трудным и не вполне ясным, они в своей письменной и устной речи чаще всего заменяют «душу» (soul) на «сердце» (heart).

Со всей душой, от душиWith all mу heart

Душа нараспашкуТо wear one’s heart on one’s sleeve

В глубине души чувствую…In mу heart / at heart / at bottom (I feel that…)

Брать за душуTo touch someone to the heart, to tug at someone’s heartstrings

Другие, довольно обычные русские выражения со словом «душа» переводятся на английский с опущением и soul и heart:

Жить душа в душуТо live in harmony, to get along beautifully

Душа не на местеТо feel anxious, worried, troubled

Это мне не по душеI really don’t like / dislike that / don’t feel like doing that

Он кривит душойHe’s playing false with someone; twisting / bending the truth / lying to himself

Высказывая свое мнение о человеке, американцы обычно говорят не о его душе или сердце, а о его уме (mind) и интеллекте (intelligence / intellect). Русское понятие о «задушевной беседе» (самый близкий перевод a heart to heart talk) чуждо культуре Штатов, где у людей иное чувство меры в проявлении эмоции: они предпочитают сдержанность в отношениях друг с другом даже в том случае, когда кто-нибудь из друзей или близких попал в беду. «…Культура западного мира, — настаивает В. М. Соловьев, автор книги «Тайны русской души», — по преимуществу культура индивидуалистов. Человек, оказавшийся в трудном положении, должен, по западным меркам, сам преодолевать свои трудности и решать свои проблемы. Перекладывать их на других людей не принято, даже бестактно» [20].

Другое ключевое слово в русской культуре — «тоска» (тосковать) тоже с трудом поддается переводу. «Тоска — это то, что испытывает человек, который что-то хочет, но не знает точно, что именно, а знает только, что это недостижимо» [21]. Так определила это понятие А.Вержбицка, сбросив с него покров таинственности. Правда, в некоторых ситуациях, когда человек находится вдали от родины, его тоска имеет иной смысл и может быть передана словом homesickness. Поэтому «Я тоскую по родной Москве» становится английским: I’m homesick for Moscow / I miss Moscow, my home town. Однако фразу «Она очень тоскует по маме», следует перевести при помощи глагола to miss: She misses her mother. В зависимости от контекста то же чувство выражается словами yearning, longing, и anguish, хорошо понятными любому грамотному американцу.

Несколько сложнее обстоит дело с такими переменчивыми ингредиентами тоски, как ностальгия, скука, уныние, томление духа, меланхолия и страшная подавленность. Хотя для каждого из этих чувств в английском языке есть подходящее слово, выразить их всевозможные оттенки бывает довольно трудно. Но трудно — не значит невозможно. Когда у вас для слов «тоска», «душа» или для другого уникально-русского понятия не находится адекватных эквивалентов в английском, их можно перевести окольным путем — описать или объяснить с помощью сжатого пересказа. Отрицать такую возможность — значит согласиться с мнением славянофилов советского времени, которые утверждали, что русский характер неуловим и непознаваем для иностранцев. Это мнение особенно раздражало американцев, видевших второе дно в пророческих заверениях типа «Вам, американцам, никогда нас не понять»: у нас, мол, русских такое богатое духовное наследие, которое не по зубам янки. Но многие ли люди в СССР понимали, что, несмотря на все особенности России и Америки, обе страны заквашены на одной и той же иудео-христианской культуре, благодаря которой у носителей их языков есть много общего в понимании мира?

Различия в семантике русского и английского языков вовсе не создают непреодолимого препятствия для интеллектуальных обменов между Америкой и Россией. Эти различия — реальность не только в отношениях между большими культурами, но и внутри каждой из них, что объясняется разницей в географическом месте жительства их граждан, их возрастом, образованием, этнической принадлежностью или профессией. Житель Нью-Йорка, если он по происхождению восточно-европейский еврей, говорит на английском иначе, чем чернокожий лавочник из штата Миссисипи. Сходное явление имеет место и в России. Речь немолодого преподавателя московского вуза весьма отличается от того, что можно услышать сегодня из уст молодого моряка в мурманском порту.

Пожалуй, самая большая трудность для иностранца, говорящего по-английски, состоит в том, чтобы уловить, как меняется речь носителя чужого языка во время его общения с представителями различных социальных слоев своего общества. Даже русский эмигрант, проживший в США много лет, часто не улавливает разницы между тем, как его американский приятель — менеджер ресторана говорит с человеком, недостаточно хорошо владеющим английским, и тем, как он общается со своим боссом, клиентами, официантами или со своей дочерью. Разве может иностранец расслышать все оттенки голоса, в которых проявляется разница в стилях речи? [22] Но, не зная нюансов чужой речи, иностранец может использовать в разговоре со своим деловым партнером те же выражения, которые его приятель-менеджер адресовал хозяину бензоколонки.

Очень распространенное явление среди иностранцев в общении с носителями не совсем понятного для них языка — это стремление блеснуть жаргонными словечками для того, чтобы показаться своим среди чужих. Сколько американцев производили и производят неприятное впечатление на русского собеседника, вставляя где надо и не надо русское слово «клево» или — хуже того — нецензурные выражения, услышанные во время дружеского застолья после пары рюмок спиртного. А речь англоговорящего русского, пожелавшего на службе показать себя благовоспитанным человеком с помощью когда-то заученных и устаревших фраз, может звучать покровительственно, снисходительно или так, как будто он родился бароном.

Ничуть не лучше выглядят и те иностранцы, которые используют в английском языке нарочито простонародные и так называемые субстандартные слова и фразы. Человек русской культуры, произносящий по-английски I gonna (вместо I’m going) или I wanna (вместо I want to) — фразы, услышанные от носителей языка в США, рискует показаться не знатоком английской разговорной речи, а заезжим простолюдином. Хотя такие неправильные глагольные формы, как I gonna или I wanna можно услышать на улице, в автобусе, в барах и ресторанах, их употребление является для прилично воспитанного американца признаком того, что он имеет дело с человеком из низов общества. Еще худшее впечатление оставляют о себе те русские, которые уснащают английскую речь распространенными вульгаризмами вроде Wazzup?, то есть What’s up? («Что происходит, что нового?») и Move it! («Ну, пошли, быстро!»).

Изучение иностранного языка вовсе не означает автоматического вхождения в культуру его носителей. Больше того, человек, который не понимает этого, подвергает себя опасности оказаться в ложном положении. Если эмигрант из России отлично владеет английским языком, это еще не значит, что он думает и чувствует себя так, как настоящие американцы, что он относится к их стране так же, как они, и любит их культуру. То же самое верно и для американцев: они могут бегло говорить по-русски, но совершенно не знать и не понимать русской культуры. В одной из своих работ о роли языка в общественной деятельности британский лингвист Р.Макаулэй пришел к очень интересному психологическому выводу: «Отличительные черты в речи иностранца позволяют нам найти для него место в нашей культуре. Иногда нас смущает, озадачивает и даже раздражает, когда речь иностранца почти не отличается от нашей, потому что в таком случае легко упустить из вида, что он не разделяет наших взглядов и ценностей. Именно в этом смысле иностранный акцент порой может играть даже полезную роль» [23].