Олег Копытов - Статьи о России Страница 4

На уровне человека «среднего, базового, типового» подобного институционального и психологического, адекватного новым политико-экономическим условиям абриса пока нет, что будет показано всем последующим рассуждением. Отсюда и эта, довольно элементарная проблема отдельного лингвистического аспекта, не решена. Не прижились предлагавшиеся в 90-х и отдельными исследователями и целыми институтами (например, СМИ) формы «сударь», «сударыня». Остались формы обращений советской эпохи. Всё те же «половые» «мужчина», «женщина», «девушка», «молодой человек».

И этот частный случай не столь тривиален, как может показаться, и способен вывести на некие базовые черты сегодняшнего «базового» россиянина. Язык вообще и речь в частности вторичны по отношению к быту и идеологии. Быт и идеология, а не лингвистическая косность россиянина привели к «советскому трофею» обращений. «Уличный», общественный быт среднего, «непродвинутого» россиянина мало изменился с советских времен. Маленький пример: по утрам и вечерам он так же ездит на работу в переполненном салоне автобуса или вагоне метро. Какие могут быть обращения типа «господин», когда половина пассажиров внутригородского автобуса не платят жалкие десять-двенадцать рублей за билет, а показывают «социальные проездные»?

Еще более ярок и показателен в плане живучести модуса советского идеологический аспект, на пространстве которого мы выявим еще одну базовую черту: homo post-soveticus так же, как его предшественник, имеет в себе то, что называется «классовым чутьем» и, соответственно, обладает возможностью классовых оценок: от классовой идентификации до классовой ненависти. «Господин» для homo soveticus и для homo post-soveticus – слово классово, идеологически маркированное. «Господин» – не просто благородный человек или «вообще-человек», для обывателя – это классово отмеченный элемент. Элемент «простому человеку», от школьной учительницы до дворника, чуждый.

При этом обыватель не утрачивает, тоже, кстати сказать, доставшееся ему в наследство от человека советского, свойство «глухого роптания»: в лингвистическом аспекте – это лингвистическое пуританство в плане «контроля» над родным языком и «кухонная риторика» в плане «совершенствования» своей речи. Лингвистическое пуританство выражается в том, что именно «средний, базовый, типовой» человек сегодня пишет, звонит в редакцию, требуя «очистить» русский язык от всего, что только вообразимо – от англоязычных терминов компьютерного языка до родного мата (в советскую эпоху обыватель делал по сути то же самое, требуя запретить слово «джинсы» и строже наказывать за тот же мат). Странно то, что при этом сегодняшний обыватель не возражает против того, чтобы компьютер оказался в его личном пользовании и прекрасно владеет родной матерщиной (как он прекрасно владел ей в советское время, и не возражал, чтобы какие-то там «джинсы» надели его дети).

Возврат же к «кухонной риторике» (в условиях «гламурно-официального» СМИ-пространства), который сегодня фиксируется во многих социальных, политических и психологических исследованиях, притом что «кухонная риторика» являлась неизбывной чертой человека советского, тесно переплетает лингвистический аспект с тем же идеологическим и еще с одним, назовем его «СМИ-аспект».

СМИ-аспект

Сегодняшнее общество (все полюсов «элиты» и «деклассированного элемента») – это «общество, ушедшее от печати, чтения, обсуждения прочитанного к экрану телевизора, а общедоступные его каналы, как известно, практически полностью огосударствлены, они дают официальную оценку происходящего, прошлого, да и будущего» [1]. Это сближает homo soveticus и homo post-soveticus. Ведь то, что первый читал больше всех в мире – это миф (за исключением короткого периода «ранней перестройки»), он «собирал» книги, это было модно, а его информативно-коммуникативная основа в 1970-е – первую половину 1980-х была та же, что и сегодня, – электронные СМИ. Парадоксально, что homo soveticus им не доверял, но на них ссылался: они были основным источником информации, другой информационной базы у него просто не было.

При всем внутреннем подозрении к СМИ, сегодняшний россиянин, так же как и его советский предшественник, своей информационной базой, основным источником информации избирает те же электронные СМИ… которым по-прежнему не доверяет. Кажется, это про современного россиянина еще в 1987 году говорила канадская исследовательница Фрида Порат: «Почему человек отказывается наслаждаться каждым мгновением жизни, а предпочитает спать, то есть занимается самоубийством? Или день и ночь смотрит телевизор, слушает радио – лишь бы отгородиться от действительности каким-то шумом?» [2].

В научном социологическом и журналистом материале можно найти массу примеров того, что «типовой» современный россиянин информационной истиной в последней инстанции избирает СМИ. Важно, что безотносительно к конкретной передаче, радио- или телеканалу. Он ссылается на СМИ как институт. Метатекст, вводящий диктум, в этом материале всегда примерно таков: «Да, да – я целую передачу слушала, там говорили…»; или проще, максимально достоверно: «по радио (телевизору) говорили, что (цены пока поднимать не будут / шоколадное масло вредно / ЕГЭ в этом году не отменят, и т.п.). И в то же время…

Городские жители в России (данные на 2003 г.)…

Для вас лично за последние годы…

[3].

На наш взгляд, усталость от «двойного информационного стандарта», то есть необходимости прислушиваться к тому, чему внутренне очень трудно доверять, приводит к бешеной популярности телепрограмм типа «Аншлага» или «Кривого зеркала»: при всей их примитивности, там нет ничего «гламурно-официального», там нет «свободы слова, со свободой, но без слова», там нет Путина с Медведевым, с которых начинается и которыми заканчивается любой информационный ТВ-день. Там есть глупое и примитивное, но такое обывательски родное, знакомое, однозначное: теща, водка, обманутые мужья и любовники, летящие с балкона… Увы, это отступление от темы: здесь параллелей с советским временем мы не найдем. Советский человек от «двойного информационного стандарта» уходил в юмор довольно высокого рода: телевизионные «Манекены» Аркадия Райкина или программу «Вокруг смеха», а то и рассказы Михаила Зощенко…

Аспект «стервозности»

Начнем с того, что типично «стервозные» лозунги, так популярные сегодня, типа «Это ваши проблемы», родились не сегодня, а в советскую эпоху (от «оттепели» и дальше), во-первых; во-вторых, они практически мертвы, отсутствуют там, где принято обращение «господин» – в бизнес-сфере, сферах международного общения, и под.

Стервозность советского типа понятна и легко объяснима. С момента, когда стало дозволено хоть чуть-чуть огрызаться тоталитарной власти – с той же «оттепели», с конца 50-х, советский человек, помня ГУЛАГ и прослышав о «психушках», стал огрызаться не на «революционном» уровне, но хотя бы на уровне защиты своей самости, природно-животного стремления охранить собственную особь и свою самку с потомством. Советский человек стервозностью, нахальством, нежеланием вникать в чужие проблемы защищался на животном уровне как от тоталитаризма, так и от навязываемых ему советских «цивилизационных» аксиом, типа такой «аксиомы» А. С. Макаренко: «Человек, у которого коллективная перспектива преобладает над личной, является уже человеком советского типа». Коллективное и личное должны составлять гармонию. Это противоестественно, чтобы коллективная перспектива преобладала над личной, как и прямо противоположное.

Но ведь сегодня, наоборот, приоритет «личной перспективы» над «коллективной» просто навязывается сверху! Сегодня власти – от президента до маленького чиновника – сплошь пафосно говорят о «конкурентоспособности» (то есть «Ваши проблемы – это ваши проблемы»), «личной перспективе», «инициативности», и под. При том, что все видят, что подобные «инициативы» и «развитие личных перспектив» происходят, мягко говоря, в неравных условиях у «элиты» и «человека базового», последнему ничего не остается, как вспомнить «стервозные» лозунги советского времени, стать хамом, охранять свою самость, строить свою перспективу по семейно-клановому типу.

Конец ознакомительного фрагмента.