Джон Лайонз - Введение в теоретическую лингвистику Страница 4

Третьим теоретическим компонентом книги Дж. Лайонза является трансформационная модель структуры непосредственно составляющих, порожденная Н. Хомским. Надо сказать, что у автора книги весьма сложные отношения с этим последним[10]. На страницах книги фигура Н. Хомского принимает очертания почти что оперного искусителя-злодея. Для Дж. Лайонза ясны недостатки концепции Н. Хомского, и он их не замалчивает. Так, в § 4.2.11 автор справедливо указывает на то, что модель Н. Хомского требует чересчур сильных допущений, что делает ее несовершенным инструментом описания ряда конкретных проблем. В § 4.3.4 он убедительно показывает недостаточность трансформационной порождающей грамматики в целом. И тем не менее, поддавшись завлекательным чарам Н. Хомского, в конце того же параграфа Дж. Лайонз не очень последовательно заявляет, что в своем изложении «будет следовать (быть может, за исключением частных вопросов) главной линии развития теории генеративной грамматики, как она была намечена Хомским и теми, кто находится в тесном сотрудничестве с ним».

Дж. Лайонз выполняет свое обещание, хотя опять-таки не очень ортодоксально и последовательно. Несмотря на то, что описанию генеративной грамматики в книге отводится значительная часть 6-й главы («Грамматическая структура»), цельного представления об этой модели она все же не дает. В указанной главе речь идет главным образом о правилах (и последовательностях их применения), обеспечивающих трансформационное порождение «грамматических» предложений, а другие составляющие генеративной лингвистики разбросаны по всей книге и упоминаются лишь эпизодически. Но самым существенным изъяном описания Лайонзом генеративной лингвистики является однобокость ее изложения. Все свое внимание он сосредоточивает на методической технике генеративной лингвистики, на ее процедурной стороне, которая оказалась совершенно оторванной от общетеоретических принципов, представляющих, пожалуй, наибольший научный интерес в концепции Н. Хомского. Этот просчет особенно осязателен ввиду того, что главная неудача «хомскианской революции», как уже отмечалось выше, была обусловлена несоответствием между ее целями и средствами. По сути дела, Н. Хомский стремился придать лингвистике статус объяснительной науки, а использовал для этого средства, которые пригодны лишь для описательной науки. Потерпел крушение сам теоретический замысел. В изложении же Дж. Лайонза все свелось к несовершенству некоторых технических процедур, которое (как это представляется в книге) в дальнейшем можно будет легко устранить.

Таковы «три кита», на которых стоит лингвистическая вселенная Дж. Лайонза. Давать оценку каждому из ее компонентов едва ли здесь уместно. Во-первых, это особое дело, требующее соответствующего исследовательского размаха, а во-вторых, это уже сделано советскими языковедами — и хотя далеко не однозначно, зато с полным знанием всех методических величин. Самое же главное — из того обстоятельства, что Дж. Лайонз опирается в основном на указанные три компонента, вовсе не следует, что лингвистика оказывается у него заключенной в очень тесные пределы. Совсем наоборот, как это ни странно, но главный методический недостаток книги — ее эклектичность — Дж. Лайонз сумел представить как ее достоинство. Оставаясь в позиции, которая очерчивается отмеченными выше тремя компонентами, он, используя их как основы, обращается к чрезвычайно широкому кругу проблем и включает в сферу внимания читателя весьма основательный обзор литературы, свидетельство чему приложенные к книге примечания. Не будучи по своему характеру догматичным, далекое от претензий на непогрешимость определений или решений тех или иных вопросов, свободное, ясное и легко воспринимаемое изложение предоставляет читателю возможность взглянуть с разных точек зрения на множество явлений.

Последнее обстоятельство, впрочем, должно и насторожить читателя. Немалое количество отдельных собственных соображений, которыми делится Дж. Лайонз со своими читателями, или пересказов суждений других ученых представляются спорными и не всегда достаточно обоснованными. Дж. Лайонз, впрочем, особенно и не настаивает на них. Он просто рассказывает о них, приглашая читателя принять участие в обсуждении вопросов, стоящих в центре внимания современной лингвистики. Он предлагает читателю вместе подумать над ними. В этом можно усмотреть уклонение от жанровых предписаний — конечно, все это далеко от того, что мы привыкли находить в учебнике. Но это, пожалуй, составляет самую привлекательную сторону книги Дж. Лайонза, сторону, которая во многом способствовала ее успеху.

4.

На этом, вероятно, и следовало бы закончить общую характеристику книги Дж. Лайонза. Но для полноты картины поучительно вставить ее во временную рамку. Ибо время, как известно, помогает все прояснить и поставить на свои места.

Со времени появления книги Дж. Лайонза прошло десять лет, а наука в наши дни развивается чрезвычайно быстрыми темпами. Если даже оставаться в тех пределах, которые Дж. Лайонз сам установил для себя, руководствуясь принципом избирательного эклектизма, то и тогда придется констатировать значительные изменения: теперь взору современного читателя открывается лингвистический ландшафт, значительно отличающийся от того, каким его видел Дж. Лайонз, когда он писал свою книгу. И об этом необходимо сказать, хотя бы в самой краткой форме.

Традиционная лингвистика, разумеется, осталась традиционной — и на том же самом месте и с теми же самыми функциями, которые ей полагается иметь. Традиционная лингвистика вообще обладает почти мистическим свойством: она, безусловно, эволюционирует, но воспринимается как неизменная и постоянная величина. Что касается дескриптивной лингвистики, то сейчас мало найдется лингвистов, которые готовы были бы целиком ее принять и не искать чего-либо нового. Но это вовсе не значит, что она не оставила после себя никаких следов. Как было уже сказано, прямыми продолжателями ее являются тагмемика и стратификационная грамматика, оживившие свою деятельность после того, как была основательно потеснена генеративная лингвистика. Кроме того, и ныне остаются на методическом вооружении науки о языке некоторые описательные процедуры и определения, разработанные дескриптивной лингвистикой.

Больше других претерпела изменения генеративная теория. Теперь уже нередко можно встретить лингвистические повествования, открывающиеся фразой: «В те древние времена, когда происходила хомскианская революция...» И действительно, битвы, бушевавшие вокруг имени Н. Хомского, почти что отшумели, а с ними ушло в прошлое все то, что в своей основе имело, скорее, эмоциональный характер. Но сам Н. Хомский отнюдь не покинул лингвистической сцены и является достаточно активным персонажем. Только все получило несколько иную расстановку. Стремление усовершенствовать методические процедуры генеративного описания привело не только к смещению общего исследовательского акцента, способствовавшего оформлению синтаксической семантики как особой области изучения языка, но и к вычленению новых направлений, составивших оппозицию правоверным приверженцам генеративной лингвистики. К таким противоборствующим направлениям следует отнести порождающую семантику и реляционную грамматику.

Поддался влиянию времени и сам Н. Хомский. Нет, он не отказался от всего того, что писал в прошлом, и по-прежнему отстаивает доброкачественность предложенных им методов описания. Но он просто отошел от них, занялся более общими вопросами и теперь стремится к более масштабным целям. «Посредством изучения особенностей естественных языков, — пишет он, например, в своей последней книге, — их структуры, организации и употребления мы можем надеяться добиться понимания специфических характеристик человеческого интеллекта. Мы можем надеяться узнать кое-что о человеческой природе, нечто существенное, если действительно, что человеческие мыслительные способности являются воистину отличительной и наиболее примечательной характеристикой человеческого рода. Более того, вполне обоснованно полагать, что изучение этого специфического человеческого достояния — способности говорить на человеческом языке и понимать его — может послужить моделью для проникновения в другие области человеческих знаний и деятельности, которые не столь доступны для проведения исследований»[11]. При такой постановке приходится говорить уже об иных научных перспективах.

Влияние Н. Хомского сказалось на лингвистике США и косвенным образом. Когда стало ясно, что предложенная им модель лингвистической компетенции недостаточна для объяснения процессов порождения предложения и их понимания, то есть деятельности общения, американские языковеды обратились к изучению факторов, которые помогли бы выйти из создавшегося теоретического тупика (делая при этом основной упор на изучение понимания предложений). Это стимулировало развитие в США психолингвистики и социолингвистики, все более и более продвигающихся на передний план в исследовательской деятельности американских ученых.