Галоши против мокроступов. О русских и нерусских словах в нашей речи - Елена Владимировна Первушина Страница 42

Du fremder, kranker Mann?“

Твои темно-карие глаза

Смотрят на меня вопросительно:

«Кто ты и что тебя тревожит,

Чужой, больной человек?»

,Ich bin ein deutscer Dichter,

Bekannt im deutschen Land;

Nennt man die besten Namen

So wird auch die meine genannt.

Я – немецкий поэт,

Известный в немецких землях;

Называя лучшие имена

Ты назовешь и мое.

Und was mir fehlt, du Kleine,

Fehlt manchem in deutschen Land;

Nehnt man die schlimmsten Schmerzen,

So wird auch der meine genannt.’’

И то, что меня мучает, малышка,

Мучает многих в немецкой стране.

Называя худшие боли,

Ты назовешь и мою.

Стихотворение очень короткое, и язык его достаточно простой, чтобы его могли понять старшеклассники. Но что происходит в нем? К кому обращается поэт? «Малышкой», «крошкой», «деткой» немец, как и русский, мог назвать как ребенка, так и юную девушку, которая гораздо младше его.

И поэтому, хотя большинство переводчиков трактуют воображаемый разговор поэта с «малышкой» именно как разговор взрослого с ребенком, когда взрослый объясняет девочке, что его печалит положение в его стране Германии, некоторые переводы рассказывают нам совсем иную, романтическую, историю влюбленности «лирического героя» в «далекую принцессу», с которой он на самом деле не обменялся ни словом и которую может только увидеть в окне.

Вот пример перевода «первого типа»: перевод А. Л. Боровиковского (1878).

Когда мимо этого дома

Иду поутру я, грустя,

Я рад, если ты у окошка

Стоишь, дорогое дитя!

Твои темно-карие глазки

Следят напряженно за мной:

«Чего ему, бедному, нужно

И кто этот странник больной?..»

– Малютка, поэт я немецкий,

Известный в немецкой стране;

Там, лучших людей вспоминая,

Всегда вспомянут обо мне.

А нужно, дитя, мне того же,

Чтоˊ многим в немецком краю:

Назвавши тягчайшие скорби,

Тебе назовут и мою…

А вот два перевода «второго типа».

Перевод Нины Лучининой:

Когда мимо милого дома

Утрами я прохожу,

То с радостью, о, моя фройляйн,

В окошко твое гляжу.

Я чувствую взгляд темно-карих

Твоих вопрошающих глаз:

«Кто Вы? Вы больны? Что Вам надо?

Чего не хватает сейчас»?

И мысленно ей отвечаю,

Что я – известный поэт,

Что в нашем немецком крае

Меня известнее нет.

Как многие, тоже страдаю,

Печален, хоть и знаменит,

О лучшем я, фройляйн, мечтаю,

А сердце саднит и болит.

Перевод Светланы Гончаренко:

Когда прохожу я в печали

Уютный и тихий твой дом,

То радость меня наполняет, —

Я вижу тебя за окном.

Взгляд карий меня провожает,

Вопрос посылая вослед:

«Кто ты? Что тебя угнетает,

Бедный, больной человек?»

Я – просто поэт немецкий.

Прославлен в Германии всей,

Людей называя известных,

Ты вспомнишь о славе моей.

А то, что меня угнетает,

Терзает немало людей.

Кто сильные боли узнает,

Тот вспомнит о боли моей.

Скорее всего, первая версия ближе к мысли автора, но этого нельзя понять, не зная контекста: когда и при каких обстоятельствах было написано это стихотворение. Это еще одна из сложностей перевода: даже правильно переведя все слова, не всегда правильно понимаешь их смысл.

История о том, как одна девица превратилась в трех

А вот еще пример самого невинного «обмана» читателя переводчиком.

Есть очень известные ирландские юмористические стихотворения – лимерики, которые начали складывать в городе Лимерике, а потом продолжили путешествие по всему миру. Они имеют достаточно строгую форму:

– в первой строке указывалось место жительства героя или героини или какие-то его отличительные признаки;

– во второй – что этот герой делал;

– в третьей и четвертой – к каким последствиям это привело;

– пятая повторяла первую с некоторыми вариациями.

Сначала, как легко догадаться, лимерики писали на гэльском, потом – на английском, потом – на всех языках подряд. Но необходимость строго выдерживать форму порождала сложности при переводе. Вот классический пример.

Очень известный лимерик Редьярда Киплинга:

There was a Young Lady of Niger,

Who smiled as she rode on a tiger;

They returned from the ride

With the Lady inside,

And the smile on the face of the tiger.

Жила-была юная леди из Нигера,

Которая улыбалась, когда гарцевала на тигре;

Они вернулись из поездки,

Но леди была внутри,

А улыбка на морде тигра.

Первая проблема, вставшая перед переводчиком, заключалась в том, что в английском языке Niger и tiger отлично рифмуются. А вот в русском «Нигер» и «тигр» не рифмуются никак. Можно было бы превратить «тигра» в «тигера», но это все равно не поможет, так как в русском языке, в отличие от английского, слова изменяются по падежам, и получилось бы, что «юная леди из Нигера каталась на тигере», а это ничуть не лучше.

В 1956 году Самуил Яковлевич Маршак попробовал перевести этот лимерик, и вот что у него получилось:

Улыбаясь, три смелые леди

Разъезжали верхом на медведе.

Теперь же все три – у медведя внутри,

А улыбка – на морде медведя.

Легко заметить, что содержание стихотворения сильно изменилось. Одна леди превратилась в трех, а тигр – в медведя. Видимо, Маршака это беспокоило, и через восемь лет он попытался снова перевести этот лимерик:

Улыбались три смелых девицы

На спине у бенгальской тигрицы.

Теперь же все три – у тигрицы внутри,

А улыбка – на морде тигрицы.