Лев Успенский - По закону буквы Страница 44

Великие славянские первоучители поступили умно, создав для столь широко распространенного в языках славян звука специальный буквенный знак. Вспомните, к каким ухищрениям приходится прибегать нашим западным соседям, для того чтобы выразить звук «ш»:

немцы — sch

французы — ch

англичане — ch, sh

поляки — sz

венгры — s, sz

шведы — ch, sch, sj, stj

Видите, какая разноголосица при кажущемся единстве общей для всех этих национальных азбук базы — латиницы? Может быть, и на самом деле их составителям следовало бы пойти по стопам Константина-Кирилла или тех людей, которые окружали его при совершении им высокого просветительного подвига, и создать для тех западных азбук, хозяевам которых нужно обозначить звук «ш», нечто вроде нашей славянской буквы? Впрочем, теперь мы опоздали с нашими советами уж по меньшей мере на тысячу, а то и на полторы-две тысячи лет…

Щ

Пожалуй, самым интересным свойством буквы Щ можно счесть то, что, по существу, она не передает у нас некоего единого и целостного звука.

Как указывается в академической трехтомной «Грамматике русского языка», буквой Щ графически изображается долгое мягкое «шь шь», причем рядом с таким произношением живет и произношение «шьч».

И тем не менее Щ — настоящая старославянская буква, фигурировавшая и в кириллице, и в глаголице. В те времена Щ означала звукосочетание «шт» — писалось «свеща», «нощь», читалось «свешта», «ношть».

И вот какой «мелкий курьез» возникает. Довольно многим охотникам порассуждать на темы о языке нашего народа, о Востоке и Западе, о разнице в их культурах случалось (особенно в XIX веке) отмечать как резкую характеристическую особенность восточнославянизма два «варварских» звука — «щ» и «ы». Одни их не принимали, другие, наоборот, находили в них очарование, этакую прелестную «племенную» особенность.

Не нужно говорить о всей беспочвенности этих выдумок. В отношении звука «щ» все это неверно хотя бы потому, что такого «звука» у нас нет. Но никому еще не пришло в голову потребовать удаления из нашей азбуки буквы Щ и её замены каким-нибудь двубуквенным обозначением — ШШ, ШЧ или чем-либо подобным…

Тредиаковский считал, что старославянское Щ возникло из лигатуры букв Ш и Т, сочетание которых оно когда-то означало. А что касается рассуждений о том, «красив» или «некрасив» звук «щ» нашей речи, то в хотя бы отчасти наукообразном плане их вести немыслимо. Эстетическая ценность «звучания» человеческой речи — и в ее потоке, и в ее отдельных элементах — вряд ли может быть объективно определена.

Вспоминается рассказ поэта Вяземского, современника и друга Пушкина. Одному заезжему итальянцу называли подряд многие слова русского языка, допытываясь, какое эстетическое впечатление они на него производят. Итальянский язык считался в те времена образцом высшей музыкальности. К великому удивлению поэта и его друзей, иностранец признал самым благозвучным слово «телятина», предположив, что это нечто вроде нежного обращения к девушке. Слово же «люблю» вызвало у него гримаску отвращения: оно показалось ему крайне некрасивым…

Вспомню еще одного моего старшего родственника. Разведясь с женой-немкой, он мотивировал свой поступок отвращением к немецкому языку. «Ну ты сам подумай, что это за язык! — с неприязнью говорил он мне. — Если уж по-ихнему «красиво» — «хюпш», так как же тогда по-ихнему будет «некрасиво»?!»

Ы

Уже по начертанию говорить о букве Ы естественно рядом с «ером» и «ерем», да и само старинное наименование этой буквы «еры» понуждает к этому.

«Еры»? Что это значит: «еры»?

Это значит «ер да и». Соединение Ъ и I образовало собою новую букву Ы.

В те давно прошедшие времена, в каком-нибудь XV или XVI веке, реформы письма проводились не приказом свыше, новизна проникала в писчее дело от писца к писцу. Мало-помалу форма этой буквы изменилась. Место «ера» занял «ерик», «мягкий знак». Но наименование её осталось старым — «еры».

В конце нашей азбуки сосредоточились все буквы с, так сказать, «подмоченной репутацией». Ф — в кои-то веки попадается; Щ не соответствует «отдельному» звуку; Ъ и Ь — можно ли их счесть буквами? Вот и звуку «ы» некоторые ученые отказывают в высоком звании «фонемы». Что это значит?

Фонема — такой звук речи, замена или изменениекоторого меняет смысл слова: «я» и «ль» — две разные фонемы, потому что «пыл» — одно, а «пыль» — другое.

Казалось бы, то же и с «ы»: «мыло» — одно, «мило» — совсем другое. Но, поприслушавшись, можно заметить: дело тут не в изменении качества гласного. Дело в перемене свойств предшествующего согласного. «Ы» мы произносим после твердого, «и» — после мягкого согласного. Сравните: «пыл — пыль», «пыл — пил». В правой паре дело не в свойствах гласных, а в свойствах согласных «п» и «пь». Вот они-то и есть фонемы.

Приведу другой пример.

В Индии произошли важные события — «в ындии…».

Цель Индии — мир! — «…ль индии…».

Меняется не гласный; меняется только согласный, а гласный реагирует на его изменение.

Значит, он не фонема.

Ну что ж тут поделаешь! На нет и суда нет!

«Ы» — звук, свойственный далеко не всем народам, особенно народам Европы. Можно провести причудливую кривую — западную границу языков с «ы»: она оставит «по нашу сторону» Польшу, Румынию, европейскую часть Турции, но на запад за нее перейдет, скажем, наша

Украина — украинский звук «и» непохож ни на наше «и», ни на наше «ы».

В нашем языке «ы» является совершенно равноправным звуком (пусть не фонемой; нас это сейчас не волнует). Вспомним, что при анализе отрывка из «Бабьего царства» буква Ы вышла на вполне почетное место — 15 раз, — обогнав Я (6 раз), почти сравнявшись с В (18 раз), догнав многие буквы нашей азбуки. И все же она живет жизнью «лишенного некоторых особых прав и преимуществ», как выражались дореволюционные законники про покаранных властью людей из высшего круга.

Так, например, она не имеет права стоять в началах слов. А, допустим, в турецком языке это самое обычное дело. Турки, как многие народы, не терпят слов, начинающихся с двух и более согласных. Перед такими заимствованными звукосочетаниями у них возникает звук «ы», который особенно забавно звучит в западноевропейских заимствованиях. Из нашего «шкаф» турок делает «ышкаф»; французское изящное «шмэн-дё-фер» — «железная дорога» превращает в свое щегольское «ышмендефер» (на народном языке она именуется «демирйолу»).

В турецком языке не редкость слова с двумя и тремя «ы». Естественное дело: турецкому языку свойствен «сингармонизм гласных» — тот гласный, что в первом слоге, повторяется и в остальных: «ышылты» — блеск, сияние; «ыттыратсызлык» — отклонение, аномалия.

Но турки далеко не «ы-рекордсмены». До Великой Отечественной войны одна моя небольшая книжечка, называвшаяся «Четыре боевых подвига», была переведена на чукотский язык.

В переводе она получила звучное заглавие «Нырак Мыраквыргытайкыгыргыт».

Шесть «ы» в одном слове!

Что же до западноевропейцев, то для них наше «ы» представляет немалое затруднение при овладении русским языком.

Ъ

Ъ и Ь — не буквы, скорее они могут быть определены как «бывшие буквы», или, пожалуй, их разумнее назвать «знаками», как они именовались во времена моего детства. Вот только эпитеты «твердый» и «мягкий» не вполне удобны, так как в каждом из двух случаев имеют иной оттенок значения.

Итак, «ер» и «ерь».

Современные болгары пишут:

вълна — волна,

вън — вон.

Видимо, «ер» у них просто замещает нашу О?

Не совсем так. «Суд» по-болгарски будет «съд», «трест» — «тръст», «пень» — «пънь».

Выходит, что Ъ у них способен изображать не один звук, а несколько разных. В какой-то степени да, это можно принять. Болгарский «ер» обозначает особый звук, который похож на целый ряд наших гласных звуков отчасти, но не совпадает ни с одним из них в частности. Это звук, более всего походящий на то, что я уже называл «звуком неполного образования». Можно описать его и как звук, отчасти похожий на русский звук «ы».