Като Ломб - Как я изучаю языки Страница 6

И еще более естественно, что зубрежка правил совершенно оттесняла на задний план проблемы произношения, тем более что голоса предков, живших до нашей эры, не были ведь записаны ни на пластинку, ни на магнитофонную ленту. Насколько мне известно, проблема произношения в древних (классических) языках не решена и по сегодняшний день. В Англии, например, привычные для нашего слуха «Цезарь» и «Цицерон» звучат как «Сизэ» и «Сисероу», а в Италии «Чезар» и «Чечеро». Впрочем, дольше всего и упрямее всего держалась за догматические методы преподавания иностранных языков именно Англия. Парламентские протоколы увековечили случай, когда один из выступавших лордов застрял вдруг на середине латинской цитаты и все члены палаты лордов поднялись и хором эту цитату закончили.

Латинский и греческий дольше всего продержались в английских школах якобы потому, что Великобритания всегда была хранительницей традиций! Ученик, имеющий хотя бы самое малое понятие о классических языках, легче усваивает и правописание (так называемый «spelling»), которое у англичан едва-едва связано с произношением. «Ocean», звучащий как «ошн», «theatre», звучащий примерно как «сиэтэ», сразу становится проще написать, если почувствуешь за ними известные из латыни и греческого «oceanum» («okeanos») «theatrum» («theatron»).

В те десятилетия, о которых шла речь выше, то есть приблизительно до середины прошлого столетия, аристократия знала иностранные языки (помимо изучения) благодаря бракам, далеко перешагивавшим государственные границы, а население городов – благодаря иммиграции иностранцев и эмиграции за границу. К концу прошлого столетия произошел сдвиг – интерес к живым иностранным языкам настолько возрос, что возможности, открываемые географическим положением страны и семейными обстоятельствами, оказались недостаточными.

Почтовые дилижансы были вытеснены поездами. Страны стали ближе; оживился интерес к народам, живущим за границей. Торговые отношения требовали новых форм языковых знаний – владения живым, разговорным, повседневным языком. Эпоха созрела для рождения более современного способа овладения иностранным языком, и на сцене появился маэстро Берлиц, а затем и многочисленные его последователи.

Суть метода Берлица заключается в том, что связь между предметом (понятием) и его иностранным названием устанавливается без посредства родного языка.

Когда герой романа Фридеша Каринти «Капиллярия» потерпел кораблекрушение и предстал перед королевой морских глубин, он попытался привлечь к себе внимание, пользуясь вышеназванным методом: «Пользуясь блистательным методом Берлица, я показал на себя и сказал: „Человек”».

Этот так называемый непосредственный метод сверг с трона перевод, безраздельно господствовавший в преподавании классических языков. Метод этот служил основой преподавания языков на протяжении нескольких десятилетий, все более совершенствуясь. Новые требования определили и темп изучения языков.

Молодые люди обычно начинали изучение иностранных языков в возрасте примерно десяти лет и ко времени приобретения общеобразовательных знаний бывали знакомы с одним или, возможно, с двумя языками. Однако и эти методы преподавания были эффективны только в рамках занятий с частным преподавателем (либо в группах с количеством учащихся не более двух-трех человек). Учебный план школы реализовался зачастую (если это был не какой-либо специальный план) способами и методами, унаследованными из предыдущей эпохи развития педагогики.

Грамматическая муштра, зубрежка исключений, встречающихся на каждом шагу… Не удивительно, что молодежь, оканчивавшая гимназии, средние школы, после шести-восьми лет изучения, скажем, немецкого языка покидала стены учебных заведений, что называется, с «пустой головой». Возможность приобрести более или менее пригодные языковые знания имелась только у детей из состоятельных семей, и то лишь в случае, если родители были готовы к жертвам, а дети вкладывали необходимое количество усилий. В системе гувернанток, «мисс», «мадемуазелей» и «фройляйн» (системе с точки зрения изучения языка, надо признать, очень эффективной) нетрудно увидеть отношение римлян к своим греческим педагогам. Задачей этих беспощадно эксплуатируемых «девочек и мальчиков на побегушках» было не только преподавание языка, но и обучение вверенных им отпрысков «хорошим манерам». У меня, надо признаться, очень определенное мнение об этих бывших представителях нашей профессии. Во-первых, зачастую эти «фройляйн» были передовыми борцами за эмансипацию женщин, борцами, которым пришлось особенно трудно; и, во-вторых, нередко они были единственными, кто в бескрайнем мещанском болоте тогдашней Венгрии нес эстафету культурных ценностей.

Между тем подросло еще одно поколение, которое в свою очередь стало относиться к иностранным языкам иначе, чем те, кто был молод в период между двумя мировыми войнами. Вновь стали другими цели, изменились побудительные мотивы.

До сих пор знание иностранных языков составляло часть общего образования, и стремление овладеть языками исчезало, как только учащийся начинал самостоятельную трудовую жизнь. Таким образом, изучение языков совпадало во времени с получением образования вообще, которое преподносилось под девизом «подготовки к жизни»: медленный темп обучения не противоречил быту учащихся.

Для тех же, кто вступил в большую жизнь после второй мировой войны, потребность в изучении иностранных языков не иссякала с окончанием учебы; новые цели не позволяли им строить такие перспективные планы, выполнение которых требовало бы длительного времени. Жизнь в мире становилась все более напряженной и интенсивной. Соприкосновение с носителями других языков ныне уже не является привилегией профессиональных дипломатов, коммерсантов, ищущих новые рынки сбыта, или страдающих от скуки богатых бездельников, скитающихся по миру. С иноязычной речью мы встречаемся в нашей повседневной работе и на отдыхе бесчисленное количество раз; личные интересы и любознательность, дружеское расположение и стремление к реализации своей личности в новых обстоятельствах требуют как можно более скорого изучения чужого языка. Но отношение людей к учению коренным образом изменилось и под влиянием техники.

Тот, кто добирается из Будапешта до Вены не за три дня на перекладных, а за час на самолете, кому по ночам светит не газовая лампа, а неоновые бра, включаемые нажатием кнопки, тот потребует менее утомительных способов и при изучении иностранных языков.

Человек – да простят мне неизбалованные люди такие обобщения – все-таки избаловался. От техники мы требуем ныне облегчения не только физического труда, но и умственного: самый современный, так называемый аудиовизуальный способ обучения направлен на снижение нагрузки, необходимой при изучении языка и связанной с процессом запоминания. Однако новые способы позволяют усвоить и такой чрезвычайно важный аспект общения говорящих на разных языках, как хорошее произношение.

Даже бравые последователи Берлица, преподававшие с упором на «непосредственный метод», считали более важным безошибочное перемалывание редко употребляемых глаголов в еще реже употребляемых временах, чем хорошее произношение и акцентировку.

От аудиовизуального метода, основанного на последовательном включении слуха и зрения, ждали чудес, а получили всего лишь неплохие практические результаты. Большим преимуществом этого метода является частая повторяемость учебного материала. И здесь нужно еще раз подчеркнуть, что повторение при изучении языка – элемент такой же необходимый, как резец в токарном станке или поршень в цилиндрах двигателей внутреннего сгорания. Впрочем, эту простейшую истину открыли раньше, чем изобрели мотор вообще. «Repetitio est mater studiorum» («Повторенье – мать ученья»), – говорили еще наши предки римляне.

Избалованному дитяти нашего века очень даже по нраву эта разгрузка мозга от сознательной концентрации, от подключения в как можно большей мере органов чувств. В школах XIX века изучение грамматических правил было самоцелью, а в наши дни начинают утверждать, что сознательное владение закономерностями языка якобы ни ценности, ни интереса не представляет. Жаль, как говорят, тратить на это дело мозговые клетки. На этом принципе основывается так называемый иммерсионный («погружающий») метод. Не случайно, что он родился в Соединенных Штатах, где удобство – всеобщий кумир. Иностранные языковые формы вдалбливаются многочасовой ежедневной муштрой, бесконечным повторением без какого-либо раскрытия их теоретических взаимосвязей. Мыслить – смертный грех, осознание сказывается на результатах якобы отрицательно. Руководители таких курсов английского языка для зарубежных преподавателей не устают жаловаться на своих слушателей, которые оказывают упорное «интеллектуальное сопротивление» механическому усвоению материала.