Наталья Иванова - Либерализм: взгляд из литературы Страница 6

Но либерализм в своей безграничности разрешений одновременно и парадоксально выступает ограничителем самого себя – через борьбу за разрешение оппонента (снятие с него запрета): например, новое либеральное и демократическое государство, возникшее после августа 1991-го, разрешило крайне антилиберальные периодические издания.

При этом если либерализм в литературе не оживляется инъекциями радикальных экспериментов, то не становится ли вялым, эпигонским, безжизненным? И сокращение территории влияния либеральных идей не происходит ли, в частности, за счет того, что многие либеральные писатели исчерпали – или исчерпывают – свою креативность, повторяя либеральные банальности? Ведь либеральные идеи – не стоячая вода, они нуждаются в движении и развитии.

Но либералы (в том числе и от литературы) отрекаются от либерализма, когда видят его трудности и не очень приятные последствия.

Вся история «интеллигенции при „свободе“ – стыд и позор, – пишет, например, Александр Агеев в дискуссионном „конференц-зале“ журнала „Знамя“. – <…> Первые шаги по либеральному пути были встречены почти единодушной интеллигентской истерикой: вся ответственность за безобразие происходящего была поспешно свалена на „чужую власть», как писал тогда Ю. Буртин. Расстрел Белого дома, первая чеченская война, залоговые аукционы, выборы 1996 года – все эти события тут же становились поводом для публичного „умывания рук“, и главным делом среднего „интеллигента“ было не понять логику событий, а яростно отмежеваться от государства, которое, между тем, худо-бедно продолжало защищать базовые свободы» [28] . В своем отходе (и страхе) «либеральная общественность не дала нам освободиться от тяжелой длани коммунистов, которые <…> потом смекнули, как им подфартило с союзниками. <…> Первый президент демократической России, выдающееся лицо российской истории, оказался трагической фигурой. Он победил коммунистов, но пал под ударами либералов». Философ Рената Гальцева, которой принадлежат эти слова, считает, что «поведение оппозиционно настроенных» привело к «тотальной идеологии беспредельного рассвобождения», отодвинув на задний план идеи классического либерализма [29] . Но нельзя было не заметить, что эта идеология клялась либерализмом и блюла свои границы, устраивая, по замечанию Л. Сараскиной, «тест» на вступление в либеральную партию – однозначным (и только!) отношением к тому или иному событию или деятелю [30] . А с другой стороны – как же обойтись без прямого, не виляющего ответа на грозные вызовы времени? На вопрос об 11 сентября, например, Семен Файбисович отвечает однозначно [31] , а Людмила Сараскина иронизирует через месяц с небольшим после катастрофы в Нью-Йорке: «И что-то не видно ни такого либерального СМИ, ни таких смельчаков-журналистов, которые бы, по громким примерам своих прославленных коллег, дерзнули пробраться горными тропами к тем, „кто не с нами“, чтобы дать им микрофон. И что-то не слышно правозащитников, готовых перед всем миром защитить право этих потенциальных героев на исполнение профессионального долга». То есть идти «горными тропами» к бен Ладену за его «правдой»: по идее почти совпадает с антиамериканским злорадством комментаторов в газете «Завтра». Сараскина утверждает, что это и есть плюрализм, либерализм и т. д. в действии .

7

Литература боролась за свободу – в течение десятилетий советской власти, даже внутри внешнего, порою почтительного, подчинения этой власти. Эзоповым языком написаны замечательные книги, авторы которых как бы заключали негласный договор с понимающим читателем, декодирующим зашифрованный текст.

Литература боролась за свободу – через самиздат. Ее авторы подвергались преследованиям, но саму литературу это не останавливало.

Как литература воспользовалась дарами свободы?

Андрей Немзер поставил свой диагноз: «Замечательное десятилетие», так называется сборник его статей и рецензий, посвященных литературе последних лет.

Алла Латынина – свой: ее статья «Сумерки литературы» открыла дискуссию в «Литературной газете».

«Русская литература умерла» – под этим слоганом прошла дискуссия на телеканале «Культура» в программе Михаила Швыдкого «Культурная революция».

Так или иначе, доказывая прямо противоположные тезисы, критики сходились в двух положениях: 1) литература потеряла свою былую влиятельность; 2) литература деидеологизировалась.

Никто не сопоставил эти два умозаключения в качестве причины и следствия, хотя они очевидно взаимосвязаны.

Выступая по поводу вручения ему премии Аполлона Григорьева за роман «Биг-бит», Юрий Арабов сказал, что русская литература последнего времени нарушила негласный общественный договор, отошла от читателя, отвернулась от него – и теперь наказана читательским (и общественным) равнодушием. Сосредоточенность на узких, частных, не представляющих никакого социального и идейного смысла вещах принесла литератору заслуженную непопулярность. Оказавшись на свободе, литература обрела права, но забыла свои обязанности.

Критика сегодня изолирует литературу и от общественной жизни, хотя здесь открывается много показательных параллелей. Например, правозащитник Людмила Алексеева в дискуссии «Свобода в современной России: какова ее ценность?», проведенной Фондом «Либеральная миссия», тоже назвала десятилетие (с 1991 года) «замечательным» [32] , сходясь с той частью литературной критики, которая положительно оценивает литературу, развивающуюся в условиях свободы . Евгений Ясин, открывавший эту дискуссию, утверждает: «…либо Россия будет свободной страной, либо у нее не будет перспектив», – обращая тем не менее тревожное внимание на то, что «гражданские права и свободы, как правило, не получают у людей высоких оценок в ряду ценностей». А ведь совсем – исторически – недавно дело до «прав» писателю было. И общество бурно реагировало на писательский месседж. И было не только гражданским обществом, но и читательским сообществом.

Однако многое за последние годы изменилось – в том числе и отношение писателя к своей общественной роли, которую он видит незавершенной только в том случае, если за нее достаточно хорошо платят. Ослабление интереса к литературе и ослабление интереса писателя к обществу – процесс двуединый.

Кризис и «затмение либеральных идей» (выражение Р. Капелюшникова [33] ) не только в ХIХ, но и в конце ХХ – начале ХХI века, т. е. уже в наше время, имеют свои причины: 1) либерализм действительно стал отождествляться с защитой существующего порядка вещей; 2) либеральная интеллектуальная программа не разрабатывалась. Еще Хайек писал, что строительство свободного общества надо сделать «интеллектуальным приключением», – в России же либерализм окуклился в бесконечные политологические напыщенные словопрения, «слова, слова, слова», от которых отшатнулись и общество, и литература. Так что разошлись в разные стороны все составляющие: либерализм остался наедине с собой; литература продолжала сокращать свое влияние (и ей тоже грозит остаться наедине с собой); а общество, равнодушно предоставленное самому себе и «либеральным реформам», которые легли непосильным бременем на десятки миллионов сограждан, постепенно перестало быть таковым – в гражданском смысле: «мы не можем сформировать либеральное общественное сознание» [34] . После «краткого прорыва к мечтательному либерализму» (Леонид Седов), после романтического периода свободолюбия литература стала снова возвращаться к «предромантическим» установкам (литература в ее самосознании – о конкретных художественных текстах речь не идет).

Достаточно сравнить отношение к литературным институциям и структурам сейчас и – десять–двенадцать лет тому назад.

Союз писателей СССР, заклейменный тогда как инструмент тоталитарного насилия и «коллективизации писателей», сегодня писателями разных поколений и разных, казалось бы, мировоззренческих установок оценивается как структура, сыгравшая безусловно позитивную роль в судьбе данного (опрошенного) писателя. [35]

Литературная карта мозаична. Сегодня в России не одна, а несколько литератур. Та литература, которая исторически еще совсем недавно была советской, ничего не забыла – и сейчас берет реванш (как может, конечно). Она действует теми методами, которые сформировали ее существование в 1950–1980-е годы, от сталинского времени – к брежневскому.

Литература либералов-шестидесятников во многом исчерпала свой потенциал, и даже самые либеральные ее призывы не приносят существенного отклика и не вызывают общественной поддержки.

Литература бывшего андеграунда выросла в сознательном отторжении общественного message\'а и, несмотря на смену социальных формаций, остается верной идее неучастия.

Либерализм, в том числе и стилистически, представляется (да и является) довольно скучным. То ли дело грозные акции, резкие, шоковые выступления, агрессивные высказывания, ненормативная лексика: это нарушает не только политкорректность, но и скуку.