Юрий Лифшиц - Как переводить сонеты Шекспира. Краткое практическое руководство Страница 7

Романсом, но уже жестоким, выглядит начало СШ-149, вышедшее из-под клавиатуры Ивановского:

Жестокая! Уж я ли не люблю, —

причем это переложение с английского поразительно напоминает зачин русской народной песни из пьесы А. Островского «Не так живи, как хочется»:

Уж и я ли твому горю помогу!Помогу-могу-могу-могу-могу!

Ивановский (СШ-148):

Увы, Любовь глаза послала мне,Которые неправду говорят.

Интересно, каким образом «Любовь» «послала» говорящие («неправду») «глаза» лирическому герою этого отрывка, – по почте или с нарочным Купидоном? И была ли эта пара глаз – для произнесения лжи – вторым (запасным) комплектом?

Ивановский (СШ-68):

Когда с умерших золото волосЕще не возвращала нам земля…

Здесь в отличие от подлинника мирная процедура срезания золотистых волос с умершего человека, – чтобы их впоследствии использовать в качестве накладных локонов, – превращена либо в мистическую сцену в духе фильма «Дракула», либо в криминалистический процесс эксгумации трупа.

Тот же образ из того же сонета заманил еще одного переводчика, Щедровицкого, в трясину другой ложной интерпретации:

В те дни власы златые мертвецаЖивым не отдавали, состригаяДля увенчанья нового лица,Чтоб смертью украшалась жизнь другая.

Если «власы златые мертвеца» в прежние времена «живым не отдавали» (зато сейчас раздают направо и налево!), то какое-такое «новое лицо» и какую-такую «жизнь другую» соответственно «венчали» и «украшали» этой некромантической бижутерией? Несомненное противоречие.

Микушевич, начертавший в ПСШ-11 следующие стихи:

Пускай исчезнет после похоронКакой-нибудь убогий и безликийА ты природой щедро одарен;Грех расточить подобный дар великий, —

не подумал о том, что «после похорон» пропадают решительно все: убогие и здоровые, безликие и незаурядные, уроды и красавцы.

Тарзаева свой ПСШ-118 начала таким афоризмом:

На остренькое тянет нас подчас,Чтоб аппетит улучшить…

Что тут скажешь? Переводчице следовало бы более тщательно отбирать слова, ибо в таком виде ее текст вынуждает нас предположить, что Шекспир, сочиняя данный сонет, был… беременный.

Если поверить версии Кузнецова (ПСШ-11):

Твой быстрый рост в стремительный закатПерерастет, но юный удалецЧасть свежей крови перельет назадТебе, когда подступит твой конец, —

то при отсутствии под рукой оригинала, либо других вариантов перевода, можно предположить, что речь в сонете идет о заурядной медицинской процедуре переливания крови.

О. Дудоладова, изобразив для СШ-147 такой катрен:

Мой разум, мой целитель, вдруг пропал,Поняв тщету советов и стараний,И я как одержимый вновь припалК своей незакрывающейся ране, —

не подумала о том, зачем было лирическому герою сонета припадать к «своей ране», тем более «незакрывающейся». Змея ли его ужалила, и он бросился высасывать яд из раны? Впрочем, с человека, чей разум «вдруг пропал», взять нечего, а переводчице следует предъявить подстрочник:

Мой разум, врачеватель моей любви,

Разгневан [тем], что его предписания не соблюдаются,

Покинул меня, и я, доведенный до отчаяния, теперь утверждаю,

Что страсть, отказавшаяся от лекарства, – это смерть.

Вот и все дела, никто ни к чему не припадает и яда ниоткуда не высасывает.

Степанов в ПСШ-52 порадовал нас таким вот первым катреном:

Я, как богач, который, под запоромВ ларце храня сокровище свое,Не каждый час его впивает взором,Чтоб не тупить блаженства острие.

Вообще-то говорят «на запоре» и относят это выражение по большей части к запиранию калиток и ворот. А в такой форме первая строка данного катрена наводит на кое-какие опять же эскулаповские ассоциации, не такие уж необходимые в контексте данного сонета.

Еще хлеще степановская версия СШ-36:

Не пачкая тебя в своей вине,Поцеловаться не могу с тобою,Нельзя тебе ответить тем же мне,Чтоб имени не выпачкать со мною.

Автор перевода сочинил явно не то, что хотел. 1. Не та форма деепричастия от глагола «пачкать». Судя по приведенному варианту, автор сонета периодически «пачкает» адресата стихотворения «своей виной», целуясь с ним при встрече. Правильнее было бы сказать «не испачкав тебя в своей вине», тогда и смысл был более точно выражен. 2. Более верное выражение: «Не пачкая тебя своей виной». Выпачкать или запачкать что-либо можно и чем, и в чем, но пачкать – только чем. 3. Почему автор не может «поцеловаться» с другом? Неужели даже наедине влюбленные, целуясь, поминают друг другу какие-то мифические «вины»? В оригинале же речь идет, естественно, не о поцелуях, а о том, что автор сонета не может прилюдно приветствовать своего друга и просит того отвечать ему тем же. Именно прилюдно, но этот контекст и выпал, к нашему сожалению, из перевода. 4. Можно подумать, в сонете говориться о маленьком мальчике, которого мама не поцеловала на ночь, а не о взрослых людях. 5. О чьем имени идет речь в четвертом стихе строфы – имени автора или его друга? Непонятно. Хотя в предыдущей версии этого же катрена Степанов был более внятен:

Не пачкая тебя в своей вине,Я не могу раскланяться с тобою,И ты не можешь поклониться мне,Чтоб имени не выпачкать со мною.

Вот что значит подпасть под собственное дурное влияние, сиречь под влияние собственных теорий (см. ниже)!

СШ-89 (переводчик тот же):

Скажи, мол, хром на обе я ноги,Безропотно я тут же захромаю.

А вот это вряд ли, ибо хромающий на «обе ноги» человек не сможет «хромать» даже при помощи костылей, – для этого хотя бы одна нога хромца должна быть более-менее здоровой. Передвигаться же с переломанными ногами возможно только в инвалидном кресле. (У Маршака, кстати, в том же месте того же СШ стихи тоже хромают. Не верите? Напрасно.

Ну, осуди меня за хромоту —И буду я ходить согнув колено.

Строго говоря, «согнуть колено» никаким образом нельзя, можно только согнуть ногу в колене. А человек, все-таки «согнувший колено», начнет передвигаться… коленками назад, как кузнечик из народного фольклора.)

СШ-153 (опять же в переводе Степанова):

Спал Купидон, забыв свои дела.Одна из дев Дианы из-под бокаЕго горящий факел поднялаИ погрузила в ключ его жестоко.

Стало быть, «дева Дианы» спасла «Купидона» от неминучей смерти, если тот, видимо, жутко умаявшись от трудов праведных, спал чуть ли не на «горящем факеле»! Непонятно только, на кой ляд ей было «жестоко» расправляться с Купидоновым «факелом»? В подлиннике сказано: Дианова девушка сделала это попросту быстро. С другой стороны, кривобокость строфы наводит на мысль об иной трактовке, ведь местоимение «его» можно отнести и к слову «бок», и к слову «факел». Либо «дева Дианы» «подняла факел» (неуклюжее выражение, лучше: схватила факел) «из-под бока» Купидона, либо взяла «его» (Купидона) «факел» «из-под»… своего «бока. Во всяком случае версия переводчика допускает возможность двоякого истолкования.

Но самый поразительный случай интерпретации СШ мы обнаружили в книге того же Степанова «Шекспировы сонеты, или Игра в игре». Рассуждая о 130 сонете, обращенном, по мнению автора, не к женщине, а к мужчине, что само по себе уже феноменально, Сергей Анатольевич на стр. 258 своего сочинения совершил многообещающее анатомическое открытие: «У мужчины тоже имеются груди!». Но, по-видимому, собственная трактовка настолько потрясла автора, что он не рискнул воспользоваться ею в своей версии отныне злополучного и многострадального 130 сонета. Не следует, повторим мы великобританскую мудрость, без необходимости утверждать многое, в частности это касается и такой мнимости, как «мужские груди». Или как «ржущая буря» и «гадючий слух», на которые мы с изумлением наткнулись в ПСШ-51 и 112 соответственно, произведенных на свет тем же автором.

Порой авторы в погоне за оригинальностью буквально выворачивают перелагаемый ими текст наизнанку, то есть если в подлиннике сказано «Я пошел», они непременно напишут «Мной сходили» или даже «Меня пошло». Весьма преуспел в этом отношении известный переводчик Микушевич, такого рода подход к тексту сквозит едва ли не в каждом его ПСШ. Вот примеры.

СШ-1 (здесь и далее – подстрочник первых двух строк первых катренов от разных сонетов):