Тайный дневник врача Гитлера - Ирвинг Дэвид Страница 12

Со временем он тоже оправится от этой желтухи.

Некоторое время после этого его легендарные умственные способности оставались при нём: всеобъемлющий банк памяти; дар извлекать суть из любого сообщения; гипнотическое воздействие на других.

Но по мере того, как тьма поражения сгущалась над Берлином, и по мере того, как бремя принятия решений возрастало, зловещая дрожь в руках и ногах возвращалась.

Жалобы Гитлера на нервозность никогда не покидали его, и неудивительно. 30 октября Морелля срочно вызвали в 06:00 в бункер Гитлера.

“Фюрер сказал, что работал всю ночь, – писал он, – и ему пришлось принять очень трудное решение, в результате которого он был очень взвинчен. Беспокойство нарастало в нём всё больше и больше, пока внезапно, как это всегда бывает, когда он действительно сильно волнуется, его желудок не скрутило болезненной судорогой”.

И снова профессор быстро приготовил комбинированную инъекцию эупаверина и юкодала, но внутривенная инъекция была нелёгкой из-за многочисленных шрамов от уколов в последние месяцы.

Он “снова обратил внимание на необходимость дать венам немного отдохнуть”.

3 ноября Морелль заметил, что дрожь в левой ноге и руках Гитлера становится всё более выраженной.

– После 20 июля, – настаивал Гитлер, – эта дрожь внезапно прекратилась. Но теперь она снова началась, и даже сильнее, чем раньше.

Морелль объяснял это постоянным напряжением и раздражением.

Гитлер спросил:

– Как можно её вылечить?

Морелль ответил:

– Миром и покоем! Держитесь подальше от споров!

Более того, он добавил, что Гитлер мог бы попробовать электротерапию или водные процедуры. Но, как обычно, Гитлер хотел быстрых и простых решений.

– Есть ли какое-нибудь лекарство или укол, которым вы могли бы меня от этого вылечить? – спросил он.

– Витамин В и никотинамид, – ответил Морелль, – а также транквилизаторы. Но если будете ими злоупотреблять, они всё испортят, – он добавил: – Что бы тут не помешало, так это массажи!

Он знал, что нет никакой перспективы передать Гитлера в руки массажиста.

Логика, должно быть, подсказывала Гитлеру, что войну уже не выиграть.

Его верная секретарша Криста Шредер спросила у него однажды декабрьским днём 1944 года:

– Мой фюрер, мы проиграли, не так ли?

Он помотал головой, ничего не ответив. Там, где логика больше не помогала, его продолжала вдохновлять слепая вера. Почему ещё Провидение пощадило его 20 июля, если не для того, чтобы привести немецкий народ к окончательной победе?

Ему просто нужно прожить достаточно долго! И тогда победа будет за ним. А чтобы прожить достаточно долго, ему нужен Морелль – и его согревающие и приятные инъекции.

Морелль, несмотря на всю алчность, не был дураком. Он строил серьёзные планы, как выбраться из штаб-квартиры фюрера до того, как она превратится в смертельную ловушку.

В дневнике от 14 ноября 1944 года мы читаем о его скорби, когда он узнал о смерти профессора Бехера шестью неделями ранее. “Печально, не столько из-за работ, которые мы опубликовали вместе... сколько из-за того, что я рассчитывал на него как на свою замену здесь. 50 с лишним лет от роду, вегетарианец, не курящий и непьющий – прекрасный учёный, особенно в области желудочно-кишечного тракта и бактериальной флоры (он написал о них книги). Не женат, живет только ради своей работы”.

Морелль также готовил к этой должности своего помощника доктора Вебера. И чтобы представить Гитлеру свою бывшую лаборантку Рут Краузе, он привёз её в Берлин для взятия образцов крови 26 ноября 1944 года.

В начале 1945 года Гитлера начал слепнуть на правый глаз. Он стал сутулиться, поседел, голосовые связки напряглись и пошли узлами. Хассельбах сказал следователям:

– Гитлер начал сутулиться (кифоз спинного отдела позвоночника), что, возможно, было частично вызвано недостатком физических упражнений... Тремор головы и рук был довольно заметен, особенно когда [Гитлер] подносил чашку чая ко рту или подписывал документы.

Теперь он редко появлялся на публике. Медицинские эксперты при просмотре кадров кинохроники отмечали его ритмично дрожащие руки и нетвёрдую походку и пришли к выводу, что он заболел paralysis agitans (дрожащим параличом), также известным как болезнь Паркинсона.

ЛОР-врач Эрвин Гизинг вспоминал, что заметил в сентябре 1944 года, как у Гитлера неконтролируемо дрожала правая рука, когда капрал СС принёс ему документ на подпись – ему пришлось положить руку на стол и немного подождать, прежде чем поставить подпись одним корявым росчерком. Когда он случайно увидел Гитлера вблизи 13 февраля 1945 года, ему показалось, что он узнал характерные “маскоподобные” черты жертвы болезни Паркинсона. Профессор Эрнст-Гюнтер Шенк, которого привезли в апреле для оказания помощи пострадавшим среди гражданского населения в бункере Канцелярии, также был ошеломлён “неподвижным, безжизненным выражением лица Гитлера”, как он мне написал.

2 апреля Морелль написал, что Гитлер много волновался и плохо спал, “поэтому тремор в левой руке был очень заметен”. После встречи с Гитлером 9 или 10 дней спустя известный профессор Максимилиан де Кринис из клиники Шарите также заподозрил болезнь Паркинсона – если верить тому, что сказал Конти на допросе несколько месяцев спустя. Хотя Морелль не был уверен, оба настольных дневника – его и Гитлера, которые последние 40 лет находились по разные стороны Атлантики, – убедительно свидетельствуют, что даже он неохотно признал за своим пациентом эту неизлечимую болезнь мозга. Он начал регулярно лечить Гитлера в течение последних двух недель жизни лекарством "Хомбург-680", применявшимся только против болезни Паркинсона, ежедневно увеличивая дозы.

Гитлер положил конец своим страданиям и страданиям всего мира пулей из автоматического пистолета "Вальтер", выпущенной в правый висок днём 30 апреля 1945 года. Одновременно он сжимал в зубах пузырёк с цианидом.

В ноябре того же года доктор Гизинг завершил оценку состояния пациента Адольфа Гитлера таким вердиктом: “Мы, оставшиеся в живых, которые знали его, обязаны сделать всё возможное благодаря нашей объективности и здравому смыслу, чтобы вокруг его жизни и смерти не возникло ложной ауры и чтобы он не остался в сознании немецкого народа каким-то мучеником – человеком, который мог бы порадовать нашу жизнь и освободить нас, ‘если бы другие того захотели и отдали соответствующие распоряжения'”.

Именно за этим мы приводим дневники его лечащего врача Тео Морелля в последующих главах этой книги.

Лечение

– На самом деле, – сказал Морелль сопровождающему Гитлера врачу Карлу Брандту, когда они сидели в одной камере в 1945 году, – Гитлер никогда не был болен.

Если бы это было так, вполне можно было бы спросить: зачем Мореллю понадобилось собирать такой арсенал лекарств для его лечения?

Он вводил Гитлеру более 80 различных лекарств с 1941 по 1945 год (см. Приложение II).

Проведённый в 1945 году американский анализ медицинских проблем Гитлера указал на вероятные последствия: “Постоянное лечение в течение ряда лет, возможно, нарушило физиологический баланс его организма до такой степени, что могла появиться зависимость от обычно безвредных лекарств. Таким образом, человек может стать зависимым от таких лекарства, даже если используемые вещества не являются наркотиками, вызывающими привыкание”.

“Среди возражений, выдвинутых врачами против этого метода, – утверждает другой источник, – есть основное, в котором говорится, что такие инъекции, безусловно, способны дать пациенту временное ощущение благополучия, но что они истощают запас физических и психических сил человека гораздо быстрее, чем... обычно. У такого человека проявляются признаки умственного и физического упадка... в гораздо более ранний период жизни”.

После войны Морелль пытался назвать свои инъекции безвредным дополнительным питанием.