Некрофилия: психолого-криминологические и танатологические проблемы - Юрий Миранович Антонян Страница 16

Древнегреческая орфическая концепция души исходит из того, что в наказание за первородный грех душа была заключена в тело (soma) как в могилу. Таким образом, существование во плоти похоже скорее на смерть, а та, в свою очередь, подразумевает начало истинной жизни. Тем не менее эта истинная жизнь не дается сама собой; на суде взвешиваются поступки и заслуги души, и спустя некоторое время она снова реинкарнируется. Речь, таким образом, идет о вере в неразрушимость души, обреченной на перевоплощения вплоть до своего окончательного освобождения. Орфическая эсхатология полагает, что по дороге в Аид праведному позволено держаться правого пути, а нечестивому приходится сворачивать на левый. После смерти душа подвергается суду, отправляется в место наказания или блаженства и возвращается на Землю через тысячу лет; прежде чем выйти из этого круга, простой смертный должен пройти по нему десять раз. Орфики подробно расписывали мучения грешников и уготованные им нескончаемые муки[15].

Характерный образ рая — дерево у источника или родника — типичен для многих средиземноморских религий. Считается, что вода — это вода жизни, воскрешающая память у умерших, но можно предположить, что в жарком климате Средиземноморья вода и тень от дерева есть необходимые условия отдыха и благополучного состояния. В дальнейшем эти детали пейзажа стали важной частью фольклора и мифологии. Вода в религии стала обеспечивать человеку бессмертие, но Лета приобретает противоположную роль: ее воды заставляют душу забыть о небесном мире и та возвращается на землю для перевоплощения.

Человеку трудно перенести неотступную мысль о полном исчезновении после смерти. Надежда на иную жизнь — наиболее соблазнительное средство защиты от наших страхов. Человек создал себе таким образом мифы о вечной жизни и воскресении, в которых всеми благами преимущественно пользуются боги. Культ, воздаваемый им, позволяет надеяться на то, что однажды можно будет разделить с ними бессмертие. В природе жизнь замирает зимой, чтобы возродиться весной; ход самого солнца, поднимающегося в зенит, а затем исчезающего до следующего дня; последовательные изменения видимой формы луны, циклический характер любой жизни дают повод думать по аналогии, что мы тоже познаем некое возрождение: жизнь некоторых богов античности в значительной степени символизирует вечное обновление. Так, греческий миф об Адонисе, а ранее — миф о Таммузе у аккадийцев, миф о Ваале у финикийцев или об Осирисе у египтян рассказывают о смерти и воскресении.

Циклический характер жизни в индуизме — основа вероучения: смерть — лишь условие нового перерождения. Сама вселенная подвержена последовательным циклам, сравнимым с дыханием бога-творца Брахмы, который выдыхает мир и снова вдыхает его.

Так или иначе, все религии представляют более или менее ясно иную жизнь, отличную от той, которую мы знаем: жизнь духов, ангелов, обожествленных предков; так что смерть предстает, скорее, как переход к иной жизни, чем конец.

Однако религии Откровения дают более конкретное представление: они обещают воскресение не только нашего духа, но и тела. Верование в это воскресение настолько фундаментально, что без него религии Откровения потеряли бы свою силу.

Однако ориентация на внешние признаки вынудила бы отвергнуть такую гипотезу как неправдоподобную. Как исчезнувшее в огне или разложившееся в земле тело может приобрести прежнюю форму? О каком теле будет идти речь: о теле, изможденном нашей старостью, или о новом теле, которое не имеет ничего общего с нами? И основной вопрос: чему это тело будет служить, в каком мире мы будем жить и какова будет наша деятельность?

М. Малерб, констатируя упадок религиозной практики в индустриализированных обществах, считает, что он не затронул веру в жизнь после смерти. М. Малерб объясняет это двумя обстоятельствами.

Первое заключается в самом факте существования этой веры. Наш мозг запрограммирован таким образом, что надежда на Вечную Жизнь теплится в нас, даже если наш рассудок отбрасывает эту явно безумную идею. Можно, однако, возразить, что такая надежда — лишь побочный продукт инстинкта самосохранения и выживания.

Второй признак покоится на опыте тех, кто прошел рядом со смертью. Свидетельства, кажется, совпадают: многие чувствовали умиротворение, сопровождавшееся странным мягким светом, который встречал их. Что более любопытно — некоторые ощущали, что они покинули свое тело и видели его как бы со стороны. Однако ничто не обязывает доверять свидетельствам людей, физическое состояние которых было на момент этих событий малоблагоприятным для безмятежного наблюдения реальности.

В сущности, единственный пример воскресения в теле, который известен истории, — воскресение Иисуса Христа. Отсюда первостепенная важность для человечества принятия или отрицания свидетельств об этом воскресении.

Однако, каковы бы ни были верования людей, все религии посвящают таинственному переходу к смерти ритуалы, которые несут надежду о другой жизни[16].

Соглашаясь в целом с М. Малербом, стоит отметить, что никакие достижения в общественном развитии не способны устранить изначальный и извечный страх человека перед смертью. Он может исчезнуть только в случае, если не будет самой смерти, а это предположение более чем абсурдно.

Поскольку бессмертие не доставалось никому, в мифах человек обнадеживался тем, что он еще раз больше не умрет и будет существовать вечно. Но древние люди предполагали, что усопшему предстоит длинный и тяжелый путь. Поэтому они его снабжали водой, едой, другими необходимыми предметами, убивали его рабов, чтобы они продолжали ему прислуживать, в Индии для этих же целей лишали жизни жен. Но человечество не сразу пришло к выводу, что райская жизнь должна быть обеспечена лишь царям, знати и богачам. Так, древние египтяне отождествляли умершего фараона с Осирисом, который в свою очередь выступал прототипом каждой души, надеющейся победить смерть.

Однако простые люди Древнего Египта понимали, что им на том свете будет очень плохо. Одна древняя египтянка так оплакивала смерть своего мужа: «Как скорбен путь в Страну Безмолвия. Бодрствующий спит, не смыкавший глаз по ночам лежит недвижим навеки. Хулители говорят: жилище обитающих на Западе бездонно и темно. В нем нет ни дверей, ни окон, ни света, чтобы осветить его, ни северного ветра, чтобы