Некрофилия: психолого-криминологические и танатологические проблемы - Юрий Миранович Антонян Страница 18

первоначально статичный мир. Соблюдение ритуальной чистоты и восстановление ее после осквернения играло едва ли не решающую роль в жизни древнего иранского общества, являясь непременным условием и средством достижения праведности, защитой от сил зла и способом борьбы с ними; основой, позволяющей консервативной зороастрийской общине сохраняться тысячелетиями[20]. Ритуальная чистота является важной гарантией обретения душой наилучшего существования после смерти. Гарантия чистоты всегда выступала исключительно духовной категорией и вполне естественно была воспринята христианством. В рай, согласно этой религии, могли попасть лишь чистые души. Радея о чистоте, католичество изобрело еще чистилище в ином мире, само название которого красноречиво говорит об очищении личности по пути в рай.

Правда, не очень понятно, почему Иисус пообещал разбойнику, казненному рядом с ним, пребывание в раю (Лк. 23:43).

Древний человек не верил в естественность смерти и ее неизбежность, полагая, что лишь случайность лишила его бессмертия.

Шумерский и аккадский мифоэпический герой Гильгамеш, надеясь узнать тайну бессмертия, совершает долгое и трудное путешествие в поисках Утнапишти — единственного человека, ставшего бессмертным. Утнапишти рассказывает знаменитую историю о потопе, но Гильгамеш очень устал и засыпает. Утнапишти уже собирается отправить его назад, когда вмешивается его жена, сжалившаяся над Гильгамешем. От нее герой узнает о чудесном цветке бессмертия, растущем на дне моря. Гильгамеш его добывает, но когда он останавливается, чтобы освежиться в тихом пруду, змея уносит цветок.

Египетская богиня Исида была кормилицей ребенка царицы в районе дельты Нила. Она каждую ночь опускала ребенка в огонь, сжигая постепенно смертные части его существа. Так продолжалось некоторое время, но однажды царица, вставшая, чтобы проследить за няней, увидела ребенка, объятого пламенем, закричала и этим лишила его бессмертия, которое, не случись этого, было бы даровано ему.

Египтяне особо почитали Осириса, который с помощью богов победил смерть и достиг вечной жизни. Но то, что совершил Осирис, могли совершить и другие люди, ведь боги, оказавшие помощь Осирису, должны помочь и им; и если, воскресив Осириса, они сделали его правителем подземного мира, значит, воскресив людей, они должны позволить им войти в его царство и жить там так же долго, как и сами боги[21]. Особенно вдохновляло египтян то, что от этого бога Исида родила сына Хора, зачатого уже после смерти Осириса. Некоторые египтяне надеялись на воскресение физического тела, допуская, что оно путем трансформаций родит духовное тело, которое и будет бессмертным. Культ Осириса получил такое распространение потому, что сам Осирис достиг вечной жизни, восстав из мертвых.

Мумифицирование, столь распространенное в Древнем Египте, несомненно, основывалось на идее воскресения тела или его трансформации в духовное тело. Вообще учение о воскресении и бессмертии занимало в мифологических представлениях египтян (как и других народов, например ближневосточных, породивших христианство) особое место. Люди, которые будут охотиться и сражаться в мире ином, должны перед этим вернуться к жизни, а вернувшись, — либо жить снова в своих старых телах, либо обрести новые; в первом случае старые тела должны быть оживлены. Но однажды представив себе эту новую жизнь в новом теле, доисторические египтяне посчитали вторичную смерть невозможной[22]. Следовательно, уже тогда побеждала идея о бессмертии.

Молений о бессмертии в мифах великое множество. Например, в «Ригведе» (IX, 113, 10-11):

Там дай ты мне бессмертие. Где страсти и хотения, Где маковка Буланого (солнца. — Ю. Л.) Где пища и утехи где — Там дай ты мне бессмертие. Блаженства где и радости, Отрадам где радешеньки, Где все хотенья сбудутся — Там дай ты мне бессмертие.

Идея о бессмертии у других людей сосуществовала с идеей о Страшном суде. В христианстве она дана очень выпукло, в частности, в Апокалипсисе (откровении Святого Иоанна Богослова). Там суд наступает после страшных разрушений и массовой гибели людей, после чего истинно верующие попадают в небесный Иерусалим. Но эта идея не нова в древнегерманском мифе о конце света (Рагнарёк) сначала все небесные огни погаснут, и погруженную во мрак землю проглотит море. Затем земля снова выйдет на поверхность и станет владением безгрешного людского рода, который будет жить под золотым небосводом.

Древнеиндийские Упанишады так описывают сам момент смерти: человек «спускается в сердце» и перестает познавать образы, он не видит, не обоняет, не пробует на вкус, не говорит, не осязает, не познает. «Конец его сердца начинает светиться».

Когда человек покидает этот мир, он приходит к ветру, который раскрывается для него, как отверстие колеса колесницы. Благодаря ему он поднимается вверх, приходит к солнцу, которое раскрывается для него словно отверстие ламбары (вероятно, разновидность барабана); благодаря ему он снова поднимается вверх и приходит к месяцу, который раскрывается словно отверстие барабана; и вновь человек идет еще выше и приходит в мир, свободный от жары и холода. Там он живет вечные годы.

Следующее буддийское представление о смерти и промежуточном состоянии в китайском переводе датируется примерно 542 г. н. э.

Когда человек умирает и собирается перевоплотиться в другого человека, когда время его смерти приближается, он видит такие знаки: он видит огромную скалистую гору, нависшую над ним, словно тень. Он думает про себя: «Гора может упасть мне на голову», и делает жест рукой, точно отталкивает эту гору. Его братья, родичи и соседи видят это, но им кажется, что он просто выбрасывает руку в пустоту. Тут ему кажется, что гора сделана из белой ткани, и он карабкается вверх по ней. Потом ему кажется, что она из красной ткани. Наконец, с приближением смерти он видит яркий свет, и с непривычки, в мгновение смерти он чувствует себя смущенным и запутавшимся. Он видит всевозможные вещи словно во сне, так как дух его смутен. Он видит соитие своих (будущих) родителей, и при их виде его дух пронзается мыслью, возникает порочность